по закону жанра, дверь открылась и на пороге возникла профессор МакГонагалл. Видимо она хотела пригласить нас в класс. А здесь — картина маслом. Мое вяло брыкающееся тело у ее ног, как романтично. Прямо страдающий рыцарь у ног прекрасной дамы.
— Что здесь происходит? Это возмутительно, — сквозь зубы произнесла она, молниеносно вскидывая палочку. В следующую секунду я понял, что могу свободно двигаться. Особо не медля, я поднялся и преданно посмотрел на профессора щенячьими глазами.
Вчера специально тренировался перед зеркалом, вспоминая как Тобиас, смотрел на маму, жалостливо выпрашивая семена жутко ядовитой аргентинской орхидеи. Так как, учитывая проживающего в поместье ребенка, маленького ребенка и жутко любопытного, чей длинный носик был неоднократно замечен в таких местах, где ему находиться не полагалось, выращивать что-то опаснее чеснока на территории поместья, было категорически запрещено. Так вот, пользуясь таким взглядом, он умудрился добиться разрешения у моей мамы.
— Спасибо профессор,— прощебетал я и опустил глазки куда-то в район пола, внутренне задыхаясь от хохота. Великолепный способ проверить, как такой взгляд в сочетании с образом недокормленного заморыша действует на взрослых светлых.
— Посмотри на меня, — произнес строгий женский голос. Я почувствовал, как тонкие женские пальцы взяли меня за подбородок. Пришлось закусить губу, чтобы сохранить на лице то жалкое забитое выражение,— кто это сделал?
— Я не знаю профессор, — прошептал я,— просто шел, упал и не мог подняться.
— Понятно, — зло процедила она, — выношу вопрос на более широкую аудиторию. Итак, кто это сделал?
Ответом ей послужило молчание.
— Хорошо. Тогда, 20 баллов с Гриффиндора за трусость, недостойную моего факультета. Мне очень стыдно за вас.
Она наконец-то отпустила мое лицо и стремительно вошла в класс. Хм, если так дальше пойдет, мой факультет выиграет кубок, не прилагая никаких усилий. С одной стороны, профессора щедро раздают мне баллы, а с другой, снимают их с других факультетов, за выпады в мою сторону. Из размышления меня вывел раздраженный голос МакГонаглл:
— Что вы там столпились? Быстро заходим в класс и рассаживаемся.
Я сел где-то в уголке, мимоходом отмечая, какие злобные взгляды бросают на меня Поттер и Блек. Нет, они на меня напали исподтишка, за свою тупость лишились баллов, и я же оказался во всем этом виноват. Нормальная логика у ребят, ничего не скажешь.
Рядом со мной плюхнулась Эванс. С тех пор, как Альбус поставил уроки Слизерина совместно с грифами, она практически от меня не отходит, пытаясь вернуть, по ее словам, нашу дружбу! А мы, оказывается, дружили. Не знал, не знал. А вообще, ее присутствие меня почему-то не напрягает. Нормальная такая девчонка, не смотря на то, что светлая. Если хочет проводить все свое свободное время рядом, пусть, я в целом не против. Тем более, что периодически возникает гаденькое чувство, греющее мою темную душу, при виде взглядов, бросаемых в нашу сторону львятками, возомнившими себя главными баранами в их курятнике. Все-таки хорошо, что я на Гриффиндор не распределился. Интересно, где она была, что пропустила такое феерическое зрелище: порка факультета храбрецов за трусость.
Урок был так себе, не интересным, собственно как и все уроки на первом курсе. Мы должны были превратить спичку в иголку. Делать ничего не хотелось, и я решил, что превращение произведу в конце урока. Бездумно водил палочкой над спичкой, одновременно разглядывая класс. Попытки светлых совершить простейшее задание вызывали даже не смех, а умиление. И тут мой взгляд остановился на парте Поттера, который привстав, яростно махал палочкой над своей спичкой.
Я не знаю, кто положил ЕЕ ему на сиденье, это не я, честное слово. Мерлин, удержаться было выше моих сил. Короткий сфокусированный взгляд и вот на месте, то ли брошенной, то ли забытой кем-то на стуле спички, и прямо под пятой точкой Поттера лежит добротная портняжная игла. Переместить ее в вертикальное положение острием вверх, тоже не составило огромного труда.
Однажды Тобиас водил меня в маггловское кино. И вот сейчас я ощутил себя, сидящим в маггловском кинотеатре. Вот Поттер, словно в замедленной съемке, опускается на свое сиденье и в следующее мгновенье раздается вопль, который наверняка был слышен на Астрономической башне. Поттер схватившись руками за зад, прыгал, как заведенный. Движение профессорской палочки, и в руках у декана грифов лежит творение моего трансфигурационного искусства. Фыркнув, как-то по-кошачьи, МакГонаглл произнесла:
— Мистер Блек, проводите мистера Поттера в больничное крыло. Мистер Снейп, 10 баллов Слизерину за отлично выполненное задание.
Не понял, она что, все время наблюдала за мной и все это видела? Тогда почему не наказала? И Поттера почему не предупредила? Мда, в который раз убеждаюсь, что существа женского пола — пришельцы из другой галактики. Эванс вон ржет, как молодая кобылка, вместо того, чтобы хотя бы пожалеть Поттера, с одного же факультета все-таки.
А вот из бурчания прохромавшего мимо Поттера и поддерживающего его Блека, я понял, что мне только что объявили войну».
Эйлин, недобро посмотрев на Дамблдора, прошипела:
— Так это твои бредовые идеи легли в основу приобретения им мотоцикла? Ответь, ты покупал ему мотоцикл?
— Нет, — поспешно ответил профессор, прекрасно понимая, что от правильного ответа будет зависеть не столько его здоровье, сколько жизнь.
— Ну, тогда живи,— вздохнула Эйлин и, повернувшись к президиуму, не могла не отметить, как у многих на лице появились намеки на улыбку, — правда, дети все такие милые,— в ее голосе послышался смешок,— они все такие трогательные. Ну что ты на меня смотришь, читай дальше, ребенок.
Глава 6. Да гори все синем пламенем!
«31 октября 1971 года.
Тяжелый выдался месяц, для меня тяжелый. Эти придурки сдержали свое невысказанное обещание. С моей стороны никаких боевых действий не велось. В момент их самых подлых выходок я, практически медитируя, представлял себе как буду раскручивать крестного на деньги. Порой, во время моих мечтаний, доходило до тридцати, а иногда и до сорока мотоциклов за раз, что помогало мне продержаться до прихода союзных войск. Но я ведь не совсем идиот, чтобы позволять им нападать на меня, не зная точно, находится ли хоть кто-нибудь из преподавателей в радиусе двухсот метров, и движется ли он в нашу сторону.
Обычно нападения происходили таким образом: чаще всего мне в спину било какое-нибудь слабенькое, но от этого не становящееся приятным заклятие, что приводило к естественному развитию событий: я падал на пол. Затем эти два олигофрена подходили ко мне с явным намерением попинать мое слабо брыкающееся тело, причем преимущественно ногами. За этим их заставали разгневанные преподаватели. К слову сказать, меня они так и не ударили. Не знаю, смог бы меня удержать мой мифический мотоцикл, если бы хоть раз их ноги прикоснулись к моему телу. Но, слава Мерлину, в основном МакГонаглл их спасала, сама того и не подозревая. Постепенно, я становился героем для своего факультета, потому как эти олухи умудрились за месяц потерять 300 факультетских баллов. Лично меня бы тормознуло на первой сотне, но они шли к своей цели до конца. Они занимали первое почетное место с большим отрывом от других претендентов на Школьный Кубок, правда, с конца.
Не знаю, в чем состоял план Альбуса, но Кубок в этом году явно не достанется красно-золотым. Такого изощренного коварства он явно от меня не ожидал.
Но всему приходит конец. В частности, моему терпению.
В тот день эти «любимцы» своего факультета решили действовать моими методами. Исподтишка попытались элементарным огневым заклинанием взорвать зелье в моем котле. По предварительному договору со Слагхорном, я варил противоожоговое зелье своей собственной модификации, отличающееся от школьной программы. Оно было простым, но довольно капризным, нестабильным и не терпело высоких температур. Взрыв этого зелья мог, как минимум, разрушить весь класс зельеварения. Отличительная особенность приготовления этого зелья заключалось в том, что присутствие огня под котлом требовалось только на первом этапе, и то температура не должна была превышать 40 градусов и, не более чем на 10
