медлительности собственной судьбы. Стыдясь бездействия, Сципион решил на будущий год отправиться в войско легатом или даже просто военным трибуном. Но в ход событий вмешался рок и жестоким зигзагом ускорил его карьеру.
42
Шла позиционная война. Ганнибал, как паук в предвкушении доверчивой жертвы, засел у Тарента и оплетал его паутиной интриг. Чтобы не вызвать подозрения у римлян долгим пребыванием на одном месте, он притворился больным. Но его изощренные хитрости и дипломатические игры не сразу дали ощутимый результат, и пока к нему перешли только несколько небольших окрестных городов.
В Испании, как и прежде, дела римлян шли благополучно, и Сципионы уже обратили взор на Ливию. Нумидийский царь Сифакс поссорился с карфагенянами и изъявил желание вступить в союз с Римом. Братья послали к нему делегацию и завязали с нумидийцами отношения. Центурион Статорий из посольства остался у Сифакса и обучил его войско пешему бою, в чем прежде африканцы не преуспевали. Благодаря римской тактике Сифакс одержал несколько побед в войне с царем соседнего нумидийского государства Галой, однако вскоре потерпел крупное поражение от сына Галы — талантливого молодого человека — Масиниссы. Ресурсы обширного царства Сифакса позволили ему оправиться от разгрома и собрать новую армию. Война вспыхнула с прежней силой и продолжалась с переменным успехом.
В седьмой год войны консулами стали Квинт Фульвий Флакк и Аппий Клавдий Пульхр. Консулы получили по два легиона и должны были противостоять Ганнибалу. Провинции оставили прежним магистратам.
Набор воинов для пополнения легионов проходил как никогда тяжело. Выбор был скуден. В помощь консулам сенат назначил две комиссии триумвиров, которые обходили окрестности Рима и в небольших селениях, прежде не охваченных переписью ввиду малочисленности их жителей, собирали хоть сколько- нибудь пригодную к службе молодежь.
Между прочим, Сципион попросил Аппия Клавдия взять с собою на войну своего друга Гая Лелия, пообещав, что в скором времени прибудет и сам. Аппий Клавдий удовлетворил просьбу товарища, и Лелий отправился в поход в качестве военного трибуна, так как сенат без возражений утвердил его кандидатуру.
Ганнибал, наконец, захватил Тарент. Этому способствовали события в Риме. Тарентийские и фурийские заложники устроили побег, но были схвачены и возвращены в город, где их с одобрения народа высекли розгами и сбросили с Тарпейской скалы. Эта жестокость возмутила греческие города и перевесила общественное мнение в пользу карфагенян, хотя измена была замышлена заранее, о чем свидетельствовала и попытка побега. Тарентинцы стали сговорчивее и с большим воодушевлением встречали Ганнибаловых лазутчиков. В конце концов план передачи города в достаточной степени оброс необходимыми деталями, и в одну из темных ночей жители тайно впустили пунийцев в город. Римляне во главе с Марком Ливием и их сторонники из местного населения были вынуждены запереться в крепости. Ганнибалу, имевшему сказочную власть над свирепыми наемниками, удалось удержать их от грабежа. Пунийцы предстали перед греками как освободители, лишенные малейшей корысти. Ганнибал выступил на собрании граждан. Он поздравил жителей с нагрянувшей свободой, после чего долго убеждал их в коварстве, жестокости и властолюбии римлян, в очередной раз пережевывая лакомый риторический кусочек о казни невинных заложников. Таким образом, овладев хитростью стенами города, пунийцы покорили его население любезностью и благородством. На исходе речи Ганнибал велел всем грекам пометить свои жилища особым знаком на двери. После этого наемники проворными потоками разлились по улицам и учинили погром необозначенных, то есть римских квартир.
Вскоре принял сторону Карфагена и другой обиженный город — Фурии, бывший Сибарис, а за компанию с ним и Метапонт.
Ганнибал попытался штурмовать крепость Тарента, но та располагалась на полуострове, соединенном с городом узким перешейком, и благодаря превосходству римлян на море была неприступна. Тогда пунийцы возвели перед крепостью вал, чтобы защитить городские кварталы от вылазок римлян, и, оставив гарнизон, отправились к Капуе, которой угрожали консульские войска.
Измену Капуи римляне считали самой подлой в лавине обрушившихся на государство предательств ввиду давних дружеских связей с нею. Они с обидой вспоминали о том, что ради капуанцев Рим начал войну с многочисленными и воинственными народами Самния, продолжавшуюся семьдесят лет, а те теперь предпочли дружбе с ними господство заморских завоевателей. Потому главной задачей в Италии для римлян в настоящий момент было наказать Капую в пример всем вероломным союзникам.
Консульские войска разорили Кампанию и воспрепятствовали населению этой области посеять хлеб. В результате, некогда процветающий край терпел лишения. Капуанцы, как и в иных трудных ситуациях, запросили помощи у Ганнибала. Пуниец тогда был занят делами в Таренте и поручил легату Ганнону, воюющему в Бруттии, оказать помощь кампанцам. Ганнон собрал в округе огромные запасы продовольствия и, прибыв в район бедствия, расположился лагерем на удобном месте в горах. Туда к нему направились сотни обозов из разных городов Кампании. Лагерь превратился в огромный базар. Узнав об этом, консул Фульвий подступил к лагерю пунийцев и штурмом с ходу овладел им, несмотря на то, что противника защищала сама местность. Шесть тысяч врагов погибло, семь тысяч попало в плен, была захвачена богатая добыча.
Консульские войска приблизились к Капуе и стали готовиться к осаде. Капуанцы под развращающим влиянием роскоши давно потеряли способность защищать себя и потому вновь вознесли мольбы к Ганнибалу. Тот прибыл на место событий и дал бой обоим консулам. Римляне уже изучили Пунийца и не попадались более на его хитрости. Бой длился долго, но не дал решительного перевеса ни одной из сторон, правда, потери римлян оказались несколько большими по причине все того же преимущества африканцев в коннице. Ночью консулы выступили в поход и направились в разные стороны. Наутро Ганнибал в досаде, что враг ускользнул, пустился за Аппием Клавдием. Аппий заставил Ганнибала вдоволь намаршироваться по горным тропам и, сделав круг, снова подступил к Капуе, оставив Пунийца далеко позади.
В это время некий ветеран-центурион прибыл в Рим и заявил, что знает, как расправиться с Ганнибалом. По его словам, ему для такого дела надобно всего лишь пять тысяч воинов. В который раз римляне позарились на обещание легкого успеха и выделили авантюристу-центуриону восьмитысячный отряд. Растерзав это подразделение, брошенное ему в жертву, Ганнибал несколько отвел душу после безрезультатных маневров под Капуей.
Но судьба сулила ему еще один успех. Претор Фульвий, взяв два-три крохотных апулийских городка, чрезвычайно зазнался и, будучи уверенным в своей непобедимости, допустил послабления в дисциплине и тем самым испортил нрав солдат. Ганнибал, как матерый хищник, хорошо улавливал запах гнили. Едва только где-то ощущалось зловоние морального разложения, он уже был тут как тут. Пуниец, прослышав о разгуле в войске претора, прибыл в Апулию и легко спровоцировал разболтанных легионеров Фульвия на стычку. Ганнибал умело втянул противника в сражение, причем предусмотрел должные меры, необходимые не только для достижения победы, но и для уничтожения поверженного врага, поставив заставы на путях, удобных для бегства. В результате, из восемнадцати тысяч римлян и союзников удалось спастись только двум тысячам.
Весть об этом жестоком разгроме напомнила римлянам о страшных катастрофах начала войны, однако теперь надежды людей поддерживались успешными действиями основных, консульских армий.
Аппий Клавдий и консул Фульвий призвали к Капуе также и претора Клавдия Нерона. Три войска с разных сторон начали обводить город мощными осадными укреплениями, которые к концу года уже представляли собою сплошное кольцо.
Пока это происходило в Кампании, Ганнибал стоял у римской колонии Брундизия. Однако город, являвшийся морскими воротами Римского государства, не имел склонности к предательству, и Пуниец потерял остаток теплого времени года впустую.
К концу года Марцелл наконец-то вступил в Сиракузы, осаждаемые третий год. Несколько попыток договориться с жителями из сторонников римлян о сдаче города не принесли успеха. Эпикиду удавалось
