Слава
1
Итак, завершилась величайшая война, самая масштабная и кровавая, подобной которой не было в предшествовавшей истории. Римляне одолели карфагенян. Потерпев на первом этапе борьбы несколько катастрофических поражений от изощренного и экономически более могучего соперника, Рим оказался на грани полного краха, но, будучи молодым и нравственно здоровым государством, почерпнул в своих недрах новые силы. Был приведен в действие потенциал, заложенный в единстве целей граждан, и война стала делом каждого римлянина, война стала народной. Карфагеняне не смогли ни понять истоки возрожденной римской мощи, ни совладать с нею прежними средствами. Холодная власть денег уступила живой страсти и воле людей. В войне настал перелом, а затем Рим окончательно сокрушил Карфаген.
И вот теперь лучшая часть победоносного войска шла по Италии, возвращаясь из славного африканского похода, в котором было разгромлено шесть вражеских армий, общей численностью в пять раз превышавших силы победителей вместе с союзниками. Весь путь колонна проходила сквозь одну сплошную толпу счастливых людей. Вся Италия сошлась сюда, чтобы поприветствовать чудо-воинов и удивительного полководца, выигравшего все сражения, последовательно повергшего в ничтожество всех карфагенских военачальников, одолевшего, кроме того, нумидийцев и иберов, полководца, чьи операции поражали воображение смелостью, внезапностью и неизменной удачей, отчего казались не порождением человеческого разума, а промыслом богов. Широко раскрытыми глазами смотрели люди на приятного длиннокудрого еще молодого человека с широким добродушным лицом, спеша насладить свои взоры и созерцанием приобщиться к величию свершившегося.
А Публий Сципион несколько растерянно глядел по сторонам и не видел ничего конкретного, отдельного, воспринимая только общее единое ликование, предстающее взору в калейдоскопе различных образов и лиц, и причудливо сплетающееся с его собственными переживаниями. Он, величайший человек этой страны, возглавивший ее борьбу за свободу, принесший ей сверх того славу и первенство в мире, чувствовал себя сейчас маленьким мальчиком, который заблудился в лесу, наполненном ужасными чудовищами и зубастыми хищниками, и, только что вырвавшись из чащи, увидел свой дом, стоящую на пороге мать, и уже ощущал радость встречи, но еще не избавился от страха перед лесом. Семнадцать лет прошли беспросветным жестоким кошмаром, и лишь теперь Публий возвращался к тому состоянию душевного равновесия, каковое наполняло его силой и гордостью свободного человека, когда он семнадцатилетним юношей выступил с Марсова поля в составе отцовского войска навстречу судьбе. Лишь сегодня он смог увидеть голубое небо Италии и не устыдиться пред сияющей весенней природой Родины.
Однако праздник, шествующий по стране вместе с войском Сципиона, не мог стереть с нее следы многолетних подвигов Ганнибала. Италийская земля зияла чернотой пожарищ там, где прежде зеленели виноградники и оливковые рощи, вздымалась горбами развалин на месте обращенных в руины городов, белела в укромных уголках россыпями человеческих костей, обглоданных волками. Эти картины, встречающиеся на всем пути победителей, пока отстранялись в сознании людей на задний план зрелищем торжествующих сил обновления, и никто еще сейчас не мог узреть в них знак грядущего упадка Италии; ныне казалось, что жизнь навсегда восторжествовала над смертью.
Достигнув Рима, Сципион и его воины расположились на Марсовом поле. На следующий день туда же, в храм Беллоны, прибыл сенат в полном составе, за исключением магистратов, находящихся в своих провинциях. Сципион, выступив перед собранием, коротко рассказал об африканской экспедиции и намекнул на триумф, которым следовало бы поощрить победоносное войско. Сенат возликовал оттого, что прославленный полководец не пренебрег традицией и сохранил в вопросе о награде уважительную форму просьбы. Несколько ораторов произнесли похвальные речи императору и всему его штабу, а затем победителям единодушно был присужден триумф. По завершении официальной части встречи сенаторы всех партий и группировок, как мальчишки, гурьбою бросились к Сципиону и, перебивая друг друга, благодарили его за великое благо, принесенное им Родине. Сейчас они взирали на героя такими же удивленными и восхищенными глазами, как и простонародье на дорогах Италии при его марше от Путеол до столицы.
Этот человек смог исполнить все свои обещания, когда-то казавшиеся бредом воспаленного тщеславия. Чуть ли не частным образом собрав войско, он вторгся в Африку, в то время, как другие полководцы с опаской перемещались даже по Италии, сумел найти там союзников, причем не только из числа нумидийцев, но и среди пунийцев, держава которых в согласии с его предвидением действительно оказалась весьма рыхлой, разгромил четырех полководцев, включая и матерого Ганнибала, шестнадцать лет державшего в страхе всю Италию, не оставив им никаких шансов на продолжение борьбы, и привел некогда могучего врага к капитуляции. Четыре года назад каждый считал себя вправе критиковать Сципиона, высмеивать его планы, обвинять в личных амбициях, три года назад побуждаемые соперничеством сенаторы стремились сорвать африканский поход, два года назад они потворствовали тогдашнему консулу, пытавшемуся отнять у Публия власть, в прошлом году без государственной необходимости создали ему нового конкурента, и даже месяц назад старались вырвать славу уже прямо из его рук. А ведь и четыре, и три, и два, и один год назад он был таким же, как и теперь: он так же любил Отечество, имел тот же ум и то же обаяние, а сверх того, был переполнен блистательными идеями, каковые, реализовавшись, ныне покинули его. Что же изменилось? Он достиг успеха! Успех, внешний фактор, мало относящийся к качествам личности, ибо подвержен случайностям, осенил его светом формального, запечатленного вовне величия, и люди, глядя на эту тень, брошенную личностью на события, по ней только и оценили человека. Есть в такой оценке и доля справедливости, и доля обиды. Потому Публий и радовался этому признанию со стороны сенаторов, и огорчался ему, мысленно спрашивая себя, а может быть, богов: «Почему же эти люди только сегодня проявили участие ко мне, сегодня, когда оно уже не нужно мне? Почему же я должен был бороться с ними, когда шел на большое дело, то самое, за которое они теперь превозносят меня?» Впрочем, в реальности все обстояло не совсем так, и Публий, конечно же, сознавал это. Сципиона оценили задолго до нынешнего дня. Непосредственно по личным качествам, идеям и мыслям его оценили друзья, потому что им было по пути с ним. Опираясь на них, он и добился удачи. Опираясь на них, и победил Рим, ибо заложенными в себе моралью и государственным порядком позволил проявиться лучшим качествам лучших людей.
Несколько дней Сципион готовился к триумфу. Он вложил в это дело весь свой организаторский талант. Усталость от общественных мероприятий, накопившаяся в нем за многие годы проконсульств, отошла на задний план, отступив перед важностью задачи, состоящей в том, чтобы великому походу придать величественное завершение.
Триумфальное шествие должно было стать своеобразным рассказом о военной кампании, сочетающим обряд с различными видами искусства. Потому Сципион привлек себе в помощь лучших живописцев, поэтов, музыкантов, а также инженеров и всевозможных мастеров. На Марсовом поле кипела многообразная деятельность. Кто-то сооружал гигантские стенды, кто-то расписывал их картинами, оркестр репетировал марши, тут же создавались макеты городов, возводились элементы укреплений, то там, то здесь маршировали солдаты, сверкал металл знамен, звенело оружие. Со стен города можно было бы принять эти приготовления за осадные работы вражеского войска, если бы не звучащее повсюду имя «Сципион», заставляющее ликовать сердца людей.
И вот настал тот день, в ожидании которого семнадцать лет томилась страна под гнетом захватчика, мысль о котором семнадцать лет вдохновляла Италию на борьбу с агрессором, наступил день, всю долгую войну питавший надеждой иссушенные несчастьями души людей. Родившаяся в далекой Африке Победа наконец-то пришла в Рим.
Уже накануне в огромном городе поселилось Возбуждение и не позволило гражданам уснуть всю ночь. Еще затемно взбурлили людскими потоками улицы, по которым живые реки, клокоча эмоциями
