Публий Сципион Африканский, который истинно велик, и потому рядом с ним сразу видно все ничтожество Порциев и Теренциев. За это они его и ненавидят, но, не имея возможности дотянуться грязными руками до него, они пачкают меня, мстят ему, преследуя его родных и друзей! Уже по одному этому вы, граждане, можете судить об их подлости, но вы утеряли способность судить и служите орудием низости и злобы!»
Подобные речи не нравились избалованному лестью плебсу, и под умелым руководством Катона гнев Луция, отражаясь и усиливаясь в толпе, обращался против него самого. Под аккомпанемент этого возмущения Петилии и Теренции кропотливо плели сеть обвинений и в конце концов сшили приговор. Луций Корнелий Сципион Азиатский, победитель царя Антиоха, был признан виновным в сокрытии и присвоении части военной добычи, и за это преступление с него взимался штраф, тогда как честь и славу он уже потерял из-за самого факта осуждения. Для пущей убедительности процесса наказанию подверглись также Фурий Акулеон и Луций Гостилий. Фурий и Гостилий сочли за благо подчиниться приговору беспощадного Теренция и изъявили согласие заплатить пеню, за что тут же были отпущены домой, но Луций Сципион продолжал отрицать вину, и потому его силой потащили в тюрьму. Теперь над ним нависла угроза уже не штрафа, а позорной смерти с преданием тела клювам стервятников на ступенях Гемоний. Однако Луций все так же упорствовал, предпочитая казнь уступке клевете.
Тут на арене борьбы возник Сципион Африканский, вновь вторгшийся в события в самый драматичный момент. Когда Публию сообщили о травле брата, он оставил все дела в Этрурии, в значительной степени оказавшиеся фикцией, оседлал скакуна и во весь опор помчался в Рим. Чуть ли не в боевом снаряжении, верхом на коне он ворвался на форум как раз в тот момент, когда ликторы Теренция, заломив за спину руки недавнему триумфатору, влекли его к подземелью Туллианума. Растолкав толпу, Публий пробился к месту действий, спрыгнул с коня едва не на шею самого Теренция, разбросал ликторов, резким движением подкрасил глаз одному из Петилиев и освободил брата. Все произошло так быстро, что никто не успел воспротивиться принцепсу. Да и какой римлянин посмел бы оказать физическое сопротивление Сципиону Африканскому!
В первый момент Катон слегка струхнул, но зато потом возликовал. «Свершилось!» — возопило его нутро. Да, Сципион, наконец-то, в открытую преступил закон, противясь бесчестному, аморальному, но ведущемуся в полном согласии с законами наступлению Порция, а потому теперь последний получил повод засадить в тюрьму первого на пару с его братом.
Впрочем, о брате Катон уже забыл, потому что его руки тянулись к шее Публия Сципиона, готовясь схватить его за горло. Но это только — пока, а вообще-то Катон не забывал ничего, и адресная книга его мести всегда содержалась в отменном порядке.
«Преступленье! Преступленье!» — радостно закричал Порций, спеша зафиксировать в умах сограждан столь важное мгновенье.
Сципион впервые за много лет удостоил Катона прямого взгляда и, кажется, готов был пронзить его огнедышащую глотку мечом. Но катастрофическое развитие событий пресек один из трибунов Тиберий Семпроний Гракх, который укоризненным взором смирил гнев Сципиона и, оттерев его от брата, взял арестованного под свою охрану.
Семпроний Гракх, представитель видного плебейского рода, был одним из самых энергичных и талантливых молодых людей Рима. Недавно он отличился в азиатской кампании, где его императором являлся именно Луций Сципион. Он пользовался доверием также и Публия Африканского. Но при всем том по своей родовой принадлежности Гракх был политическим врагом Сципионов. Катон же ему, по молодости лет, казался бескомпромиссным бойцом за чистоту римских нравов. Потому он и получил трибунат в год высшего могущества Порция и потому был привлечен к участию в травле Сципионов. Но экстремальный зигзаг событий, вспыхнув как молния, озарил его сознание, и он в один миг понял больше, чем за все предшествовавшие месяцы.
— Своею трибунскою властью я запрещаю вести Луция Сципиона Азиатского в тюрьму! — закричал он, покрывая всеобщий шум. — Пусть суд признал его виновным в неправильном разделе добычи, но никуда не годится сажать императора, победителя царя Антиоха в ту же темницу, куда он совсем недавно отправил множество иноземных врагов Отечества. Недостойно римского государства держать в застенках своих героев!
Катон застонал от разочарования: получилось, что Луция Сципиона освободил от тюрьмы народный трибун Тиберий Гракх, имеющий на это право, а не частное лицо — Сципион Африканский, наказать которого теперь можно разве что за резкое поведение. Но даже и эту возможность отобрал у него Семпроний, самолично пожурив Сципиона.
— А тебе, Публий Корнелий Африканский, надо бы всегда помнить, что такому человеку, как ты, не пристало злом отвечать на зло, — наставительно промолвил он.
Публий Сципион, конечно же, был уязвлен укором юнца, но, отдавая ему должное, ограничился лишь скептической улыбкой.
— Я многое мог бы тебе сказать на это, — произнес он, — но скажу лишь, что ты, юноша, заслужил эту сцену.
— А вы! — крикнул Публий, обращаясь к толпе. — Вы не вняли моему предостережению! Вы безвольно сдались пороку. Вместо того, чтобы тянуться за большими людьми, расти вместе с ними, вы стремитесь избавиться от них, дабы некому было пробудить вас от прозябанья тусклого обывательского существованья. Знайте же, что, если вы будете оскорблять честных людей, среди вас переведутся Сципионы, и тогда ваш город превратится в болото, недра которого наполнятся зловонными газами, удушающими все живое!
Плебс безропотно снес от Сципиона слова, за которые растерзал бы любого другого. Но дальше испытывать терпение толпы Публию не довелось. Его обступили сенаторы, белой стеною отделив от серой массы плебса, и, наперебой воздавая хвалу ему самому, но еще более — Тиберию Гракху, стали упрашивать Сципиона почтить славного молодого человека высшею наградой. Публий не смог сделать по форуму ни одного шага пока не дал обещания обручить с Гракхом свою младшую дочь; старшая уже давно была обещана в жены сыну Сципиона Назики. Так зловещую атмосферу суда на форуме сменило свадебное настроение, и все сенаторы под предлогом какого-то религиозного праздника веселою гурьбой отправились пировать на Капитолий.
11
Но и этой стычкой у зловещего порога Мамертинской тюрьмы неприятности Сципиона не закончились. В тот же день, вернувшись домой с праздничного обеда на Капитолии, он столкнулся с не менее грозным противником, чем Катон или Теренций. После всех фальсифицированных процессов ему довелось принять настоящий суд разгневанной Эмилии, которая, узнав о том, что муж без ее ведома просватал младшую дочь, пришла в неистовство. В таком состоянии она могла бы встретить мужа с мечом в руках, если бы не была уверена, что пронзит его острым словом и испепелит взглядом. Долгое время копившееся в ней недовольство поведением Публия и вопиющей неблагодарностью сограждан наконец получило законный повод излиться наружу, и произошло извержение. Гнев, как раскаленная лава, хлынул на усталого после путешествия из Этрурии и схватки на форуме Сципиона, а заодно — и на провожавших его друзей, сметая с их лиц последние цветы доброго настроения и оставляя за собою безжизненный рельеф уныния.
Ситуация была критической. Тут Публию не способны были помочь ни слава его побед над карфагенянами, ни ссылки на волю Юпитера. Однако судьба пощадила знаменитого императора, внезапно обнажив брешь в наступательных порядках врага, и позволила ему с честью выйти из, казалось бы, безнадежного положения.
— Я не потерплю никаких оправданий! Ты поступил бесчестно, подло по отношению ко мне и нашей маленькой Корнелии! — кричала она, этими громогласными восклицаниями сопровождая молнии, метаемые из глаз. — Каков бы ни был твой выбор, знай, тебе не будет снисхожденья… даже, если ты назначил ей в мужья Тиберия Гракха!
