которой дети в красных галстуках смеялись и махали флажками и цветами. Под картинкой была подпись «Большой праздник», а под нею ещё и стих:
Кто такой этот Октябрь, я не знала, но имя показалось мне знакомым — с этим Октябрем хорошо бы подружиться: а вдруг он и тате подарит радость?
Ярость и щедрость тети Анне
Но прежде чем наступило счастливое подаренное детство и прежде чем тата вернулся домой, к нам прибыла гостья — тётя Анне. Она — единственная из татиной родни — не хотела играть в индейцев, хотя могла бы, потому что сил у неё, похоже, было очень много. Кроме большой коричневой сумки, она притащила ещё и две сетки: в одной были банки, консервные коробки и что-то завернутое в бумагу, а в другой — книжка с голубой обложкой и какая-то круглая коробка.
Я сразу догадалась, что эта книжка для меня — взрослые обычно не читают такие тоненькие книжки в бумажных обложках, но из вежливости я сделала вид, будто и не заметила этой голубой книжки. Как человек догадливый тётя Анне должна была бы сама вынуть подарок из сетки и протянуть мне — дескать, видишь, Леэлочка, раз ты научилась читать — это тебе. Я бы на это ответила: «Спасибо, мне уже и чтение ясно, как мыльная вода, если хочешь, могу и тебе вслух почитать».
Но тётя Анне, к сожалению, оказалась недогадливой. Она положила свою ношу на стулья, поправила свою серую войлочную шляпу, которая сползла ей на глаза, и сразу бросилась меня обнимать:
— Ах ты мой цыплёночек! Мой лоскуточек! Солнышко моё! Как вы тут вдвоём с татой справляетесь?
— Хорошо! Тата скоро вернётся из коровника, и тогда у нас будет королевский холостяцкий обед! — попыталась я выбраться из тётиных объятий.
— Из коровника? Это ещё что? Значит, ты совершенно одна дома? И почему отец в коровнике — его тоже выгнали из школы? — испугалась тётя.
— Не выгнали, он пошёл посмотреть руку одной тёти.
— Руку? Это ещё зачем? Жены нет дома — а он смотрит чужих женщин? Ну, этого я от Феликса никак не ожидала! — рассердилась тётя, оглядывая кухню. — Господи, боже мой, — огонь в плите, ружьё в углу, ножик на столе — и ребёнок тут один-одинёшенек! Этого так оставить нельзя!
Я попыталась успокоить тётю Анне, мол, я уже большой ребёнок и к тому же хороший и примерный: видишь, даже книжки читаю, но она меня и слушать не стала, а кинула пальто и шляпу на вешалку, закатала рукава жакета и принялась буйствовать в кухне. Грязная посуда отправилась в таз для мытья, половики были свёрнуты в рулоны, она и огонь в плите раздула. Сирку она выгнала на двор, меня с букварём и Кати отнесла в большую комнату.
Из кухни стало доноситься так много звуков — потрескивание горящих дров, громыхание посуды, шорох половой щётки, плеск воды, хлопанье наружной двери, что я время от времени подходила к двери комнаты и подсматривала в щелочку, не появились ли откуда-то у тёти Анне помощники. Но их не было, и, честно говоря, в кухне больше никто бы и не поместился, потому что руки и ноги тёти действовали так проворно повсюду, словно у неё их было столько, сколько у какого-то огромного паука.
Почти сразу я сочла, что лучше мне свой нос в кухню и не высовывать, потому что, заметив мои глаза, подглядывающие через чуть приоткрытую дверь, тётя Анне задавала мне странные вопросы: «Где половая тряпка? Разве таза больше в доме нет? А этой финдипендяпкой у вас что — пыль выбивают? Каким ножом у вас чистят картошку? А эта синяя курица на плите, она что — умерла естественной смертью или утонула в жаровне?»
По рассерженному тону тётиного голоса можно было догадаться, что ей наше житьё не слишком нравится. С тем, как она обращалась со мной, я примирилась бы, но то, что она обозвала королевское тетеревиное жаркое синей курицей, я вытерпеть не могла.
— Да это наш королевский холостяцкий обед, и ты его не получишь, раз ты такая злая! — крикнула я.
Тётя Анне рассмеялась, ворвалась в комнату, подняла меня с дивана и приблизила своё лицо к моему.
— Солнышко ты моё! Мой маленький цыплёнок! Я ведь с тобой не ссорюсь! Я говорю, что ваше житьё тут, будто Содом и Гоморра, в кухне полно мусора, хоть перепрыгивай через него на костылях! И в комнате, боже мой, холодно, как в волчьем логове. Да как вы тут живёте?
— Мы хорошо живём! — запротестовала я. — И скоро мама вернётся домой, будем жить ещё лучше!
Тётя Анне серьёзно посмотрела на меня в упор, и глаза её сделались мокрыми.
— Будем надеяться на самое лучшее, — произнесла она очень тихо и опустила меня обратно на диван.
Теперь было самое время продемонстрировать своё умение читать.
— Знаешь, тётя Анне, я уже умею читать! — И я показала ей букварь.
— Красный, как мартышкин зад, — определила тётя. — Ишь ты, и на обложке детишки с красным тряпочками на шее! Чисто русские дела! Ну что ты скажешь: Ленин сразу на первой странице, и Сталин в придачу! Бандитская шайка в сборе — один лучше другого!
— Тут, где цветные картинки, читать нечего, рассказы, видишь, во второй половине, где серые картинки! Я могу почитать тебе на любой странице, честное слово! — не смогла я удержаться от хвастовства.
— Да что ты говоришь? — изумилась тётя Анне. — Ну, читай вот тут, с этой страницы комми не смотрят, — показала она на страницу с буквой «К».
Я принялась читать:
— Кролики. Какие красивые кролики. Калев наливает кроликам молоко. Куле даёт кроликам корм. Какой корм у кроликов?..
Окончив читать, я стала ждать от тёти Анне похвалы. Я помнила, как она охала и ахала и называла меня чудо-ребёнком, когда я показала ей сложенную из кубиков картинку коровы. Но на моё складное чтение она лишь покачала головой и сказала пренебрежительно:
— Да-да, типичные русские дела: хвалят себя так, что дальше некуда, а есть нечего — ни людям, ни кроликам! Бьют в барабаны и дудят в трубы, чтобы не слышать, как в животе бурчит!
Вот так она обратила внимание на моё чтение: опять русские дела — и всё тут!
У нас о бурчании в животе и речи не было. Тётя Анне добавила в жаровню с тетеревом лук, сметану, перец и ещё всякую всячину, так что когда тата вернулся домой, мы сели втроём есть королевский холостяцкий обед. Кухня сияла чистотой, а тётя сияла от гордости, потому что тата хвалил её за работу и кулинарное искусство и велел мне тоже благодарить.
— Мы с Лийли договорились, что начинаем по очереди ездить к вам — помогать, — сообщила тётя. — Но, я вижу, этого будет недостаточно — тебе нужна приходящая домработница или няня.
В нынешние времена полно таких старух, которые ни пенсии и ничего другого не имеют, надо только посмотреть вокруг.
— Какой смысл на такое короткое время искать няню? — сомневался тата. — Адвокат сказал, что приехавший из Москвы русский следователь не нашёл никакой вины Хельмес, может, её завтра или послезавтра отпустят домой.
