Он вошел в комнату. Четыре высоких, широкоплечих, спортивного вида человека последовали за ним.
— Вы, — очень важная шишка, и вас зовут Энрико Рапалли.
В мозгу Дженсена вспыхнул дьявольский фотомонтаж — кровавая галерея жертв неслыханных по жестокости преступлений. Большинство из них были совершены в то время, когда он, Дженсен, находился в тюрьме, и ему только раз привелось увидеть лицо короля гангстеров. Ничего удивительного, что это лицо показалось ему знакомым. И совсем уже не удивительно, что душа этого человека с таким звериным упорством сражалась за свое тело.
— Я отправился в полицию и все рассказал, — продолжал Уэйн. — Выяснилось, что они засекли Рапалли и готовились его схватить. Им понравился мой план — они согласились повременить с арестом убийцы, использовав его в качестве приманки. В течение долгих десяти дней мое объявление появлялось во всех газетах, пока вы на него не клюнули. Я назначил вам свидание в логове Рапалли. Мы устроили так, что квартира напротив оказалась свободной. Как только вы сняли ее и перенесли туда проектор, я понял, что на этот раз вам не уйти. — Он снова откинул волосы со лба. У него было очень усталое лицо. — А теперь я уничтожу свой прибор.
— Пошли, Рапалли, — резко бросил один из пришедших с Уэйном мужчин. Он положил свою огромную лапу на плечо Дженсена.
— Я не Рапалли! — завизжал Дженсен. — Я… Я…
— А кто же ты тогда? — Кривая усмешка как бы приклеилась к губам вошедшего. — У тебя лицо Рапалли, его тело, отпечатки его пальцев, а ведь закону ничего больше и не требуется.
— Будьте вы прокляты! — завопил Дженсен, когда наручники защелкнулись на его запястьях.
В бешенстве, с налитыми кровью глазами он следил за направившимся к двери Уэйном, с губ его слетала грубая брань. Уэйн обернулся, посмотрел на него с чисто академическим интересом и промолвил мягко:
— Рапалли, мне вас искренне жаль. Без сомнения, вы получите то, что заслужили. Это очень печально, конечно, если считать, что смерть — полнейшее уничтожение, — он сделал небольшую паузу, затем продолжал: — Но если это не так, если вашей душе предстоит встретиться с теми, кто ее давно поджидает, мне страшно подумать, что с вами будет.
ЭЛ СТОУ
Нет, они, конечно, ничего зря не делают. Может быть, тому, кто не знает, кое-какие их штучки и разные там правила покажутся довольно странными. Так ведь водить ракету в космосе — это вам не в корыте через пруд плавать!
Вот, например, этот их трюк со смешанными командами — если подумать, вполне разумная вещь. На всех полетах за земную орбиту — к Марсу, к поясу астероидов и дальше — к машинам и па прокладку курса ставят белых с Земли, потому что это они изобрели космические корабли, больше всех о них знают и как никто другой умеют с ними управляться. Зато все судовые врачи — негры, потому что по какой-то, никому не известной причине у негров никогда не бывает космической болезни или тошноты от невесомости. А все бригады для наружных ремонтных работ комплектуются из марсиан, потому что они на этом собаку съели, потребляют очень мало воздуха и почти не боятся космической радиации.
Такие же смешанные команды работают и на рейсах в сторону Солнца, например до Венеры. Только там всегда есть еще и запасной пилот — здоровенный малый вроде Эла Стоу. И это тоже не зря. С него-то все и началось. Я, наверное, никогда его не забуду — он так и стоит перед глазами. Какой был парень!
В тот день, когда он появился впервые, я как раз дежурил у трапа. Наш космолет назывался «Маргарет-Сити» — это был новехонький грузо-пассажирский корабль, приписанный к порту на Венере, от которого он и получил свое название. Стоит ли говорить, что ни один из космонавтов не называл его иначе, как «Маргаритка»…
Мы стояли на колорадском космодроме, что к северу от Денвера, с полным грузом на борту — оборудование для производства часов, научная аппаратура, сельскохозяйственные машины, станки и инструменты для Маргарет-Сити да еще ящик радиевых игл для венерианского института рака. Еще было восемь пассажиров, все — агрономы. Мы уже стояли на стартовой площадке и минут через сорок ждали сирены к отлету, когда появился Эл Стоу.
Ростом он был почти два метра, весил сто двадцать килограммов, а двигалась эта махина с легкостью танцовщицы. На это стоило посмотреть. Он поднялся по дюралевому трапу небрежно, как турист в автобус, помахивая мешком из сыромятной кожи, где вполне поместилась бы его кровать и пара шкафов впридачу.
Поднявшись, он заметил эмблему у меня на фуражке и сказал:
— Привет, сержант. Я новый запасной пилот. Должен явиться к капитану Мак-Нолти.
Я знал, что мы ждем нового запасного пилота. Джефф Деркин получил повышение и перевелся на шикарную марсианскую игрушечку «Прометей». Значит, это его преемник! Он землянин, это ясно, но только он был и не белый, и не негр. Его лицо, неглупое, но маловыразительное, было обтянуто старой, хорошо продубленной кожей. А глаза его так и горели. С первого взгляда было видно, что это личность необычная.
— Добро пожаловать, крошка, — сказал я. Руку я ему не подал, потому что она мне еще могла пригодиться. — Открой свою сумку и поставь в стерилизационную. Шкипер в носовом отсеке.
— Спасибо, — сказал он без всякого намека на улыбку и шагнул в шлюз, взмахнув своим кожаным вместилищем.
— Взлет через сорок минут, — предупредил я.
Больше я Стоу не видел до тех пор, пока мы не отмахали двести тысяч миль и Земля не превратилась в зеленоватый полумесяц позади нашего газового хвоста. Только тогда я услышал в коридоре его голос — он спрашивал, где найти каптерку. Ему показали на мою дверь.
— Сержант, — сказал он, протягивая свое предписание, — я пришел за барахлом.
Он оперся на барьер, раздался скрип, и барьер прогнулся посередине.
— Эй! — заорал я.
— Прошу прощения!
Он выпрямился. Барьер чувствовал себя куда устойчивее, когда Стоу стоял отдельно от него.
Я проштемпелевал его предписание, зашел на оружейный склад и взял для него лучевой пистолет с обоймой. Самые большие болотные лыжи для Венеры, какие я мог найти, были ему размеров на семь малы и на метр коротки, но ничего лучшего не было. Он получил еще банку универсального смазочного масла, жестянку графита, батарейку для микроволнового радиофона и, наконец, пачку таблеток с надписью: «Дар Корпорации ароматических трав с Планеты бракосочетаний».
Он сунул мне душистые таблетки со словами:
— Это возьми себе — меня от них тошнит.
Все остальное он не моргнув глазом собрал в охапку. Я в жизни не встречал такой невыразительной фиарономии.
И все-таки, когда он увидел скафандры, у него на лице появилось что-то вроде задумчивости. На стене висели, как слинявшие шкуры, тридцать земных скафандров и шесть шлемов с наплечниками для марсиан: им больше одной десятой атмосферы не требуется. Для Стоу не было ничего подходящего. Я не мог бы ничего ему подобрать, давке если бы от этого зависела моя жизнь. Это было все равно, что пытаться засунуть слона в консервную банку.
Он повернулся и легкими шагами потопал к себе — вы понимаете, что я хочу сказать? Он с такой легкостью владел своими тоннами, что я подумал: если ему вдруг вздумается побуйствовать, хорошо бы оказаться где-нибудь подальше. Не то чтобы я заметил в нем такую склонность — нет, он был настроен вполне дружелюбно, хотя и немного загадочно. Но меня поражала его спокойная уверенность в себе, его быстрые и бесшумные движения. Бесшумные — наверное, потому, что ботинки у него были подбиты дюймовым слоем губки.
«Маргаритка» не торопясь ползла себе в пустоте, а я все не спускал глаз с Эла Стоу. Да, мне было любопытно, что он за человек, потому что я таких еще не встречал, а мне всякие попадались. Он был по-прежнему необщителен, но всегда вежлив, дело свое делал аккуратно, быстро и вообще вполне удовлетворительно. Мак-Нолти он очень понравился, а наш капитан никогда не был склонен сразу лезть к новичкам целоваться.
На третий день Эл потряс марсиан. Все знают, что эти пучеглазые, почти не дышащие проныры с десятью щупальцами уже больше двух столетий как присосались к титулу чемпионов Солнечной системы по шахматам. Никто из жителей других планет не мог их положить на лопатки. Они были просто помешаны на шахматах — сколько раз я видел, как они, собравшись кучкой, переливались всеми цветами радуги от волнения, когда кто-нибудь после тридцати минут глубокого раздумья делал ход пешкой.
Как-то раз, сменившись с вахты, Эл все восемь часов отдыха просидел при одной десятой атмосферы в правом шлюзе. В переговорном устройстве долгие паузы сменялись дикими воплями и пронзительным чириканьем, как будто эти осьминоги там вместе с ним спятили. Когда дело подошло к концу, наши ремонтники были еле живы. Кажется, Эл согласился сыграть с Кли Янгом и загнал его в пат. А Кли на последнем чемпионате Солнечной системы занял шестое место и проиграл всего десять партий — и уж, конечно, только своим братьям-марсианам.
После этого ребята с красной планеты от него не отставали. Стоило ему смениться с вахты, как они его хватали и тащили в шлюз. На одиннадцатый день он сыграл с шестерыми сразу, две партии проиграл, три свел вничью и одну выиграл. Они решили, что он — какой-то феномен (по сравнению с жителями Земли, конечно). Зная их, я тоже так решил. И Мак-Нолти тоже. Тот даже в бортовой журнал занес этот результат.
Вы, наверное, помните, какой шум подняла аудиопресса в 2270 году по поводу «мужества мудрого Мак-Нолти»? Ну как же, ведь это стало космической легендой. Потом, когда мы благополучно вернулись, Мак-Нолти долго открещивался от всей этой славы и рассказывал, кому она должна принадлежать на самом деле. Но репортеры, как всегда, нашли себе оправдание. Капитаном-то был Мак-Нолти, сказали они. А потом у него очень подходящая фамилия — получается аллитерация. Похоже, что существует целая секта журналистов, которых хлебом не корми, только дай им аллитерацию.
А весь этот шум поднялся из-за обыкновенного летающего обломка — из-за него я даже поседел. Кусок железоникелевого метеорита, летевший себе не спеша мимо с обычной космической скоростью — вз-з-з-з! Орбита его лежала в плоскости эклиптики и пересекала наш курс под прямым углом.
Ну и наделал же он бед! Никогда я не думал, что маленький камешек может такое натворить. До сих пор у меня в ушах стоит свист воздуха, который вырывается наружу через эту рваную дыру.
Мы успели потерять порядочно воздуха, прежде чем автоматические двери закупорили аварийный отсек. Давление упало уже до шести десятых
