- Называй, как хочешь. День. Всего день, Андрей. И дальше вы пойдете своей дорогой, с огнеметом подмышкой. И, может быть, он продлит вам жизнь.
- Договорились. Один день.
- Ты молодец. Всегда слушайся инстинктов самосохранения. И будешь жить, - Краб разворачивается и мягко отстраняет Кислинку в сторону. – Этот твой очкарик…ни хрена ни на что негоден. Я перевяжу твоего друга.
Андрей улыбается, вспоминая, как Кислинка падал в обморок при виде разрезанного пальца.
- Удивительно, что он все еще в сознании. Помоги ему, Краб. Помоги…
20
Почерневший речной песок скользит и ломается под ногами. От сильного жара, стоявшего здесь во время Инцидента, он расплавился и остекленел. А ударная волна была такой силы, что выстлала вековыми соснами всю округу, вывернув их с корнями из промокшей земли. Пришедшим дождям удалось погасить пожары, но вываленный лес все еще тлеет. И речной туман, взбираясь по склонам, смешивается с едким дымом, висящим над обожженными окрестностями. В этой белой, ядовитой пелене еле различимы фигуры людей, заполонивших изуродованную часть берега. Будто бурлаки, они тащат за собой громадины резиновых лодок, с трудом поднимаясь по скользкому песку. Лодки завалены тяжелыми сумками и оружием. Бледная хмарь выбеливает округу, превращая творящееся действо в кадры военной кинохроники – в важный и переломный момент человеческой истории.
Где-то вдалеке над Обью кружит вертолет – рубит лопастями загустевший воздух. Опытные пилоты знают - подходить ближе опасно, Ковчег образовал вокруг себя мощное магнитное поле, выводящее из строя любую земную технику. В будничные дни тяжелые МИ17Н не залетают дальше Димитровского моста – делают над ним плановую петлю и возвращаются обратно, к бетонному монолиту ГЭС. Но сегодняшний день далек от обычного. С самого утра из нелепых случайностей и человеческих слабостей, словно из шелковых нитей, ткутся узоры судьбы. Ткутся для вертолетчика Российских вооруженных сил майора Кравцова, отравившегося армейским молоком из тетрапака с красной звездой. Для сменившего его за штурвалом амбициозного курсанта Мишки Бородина, страдающего от невнимания противоположного пола. Для рыжеволосой красавицы, журналистки Кэти Забавы, надевшей на вылет узкие джинсы и кожаную курточку с молнией. Для оператора общероссийской «Единицы» - Николая Круглова, не расстающегося с книжкой Аллена Карра. Для всех, кто был в вертолете, поднявшемся в воздух за час до старта экспедиции господина Смехова, чтобы вести прямую трансляцию с места событий. И рухнувшем ровно через пятнадцать минут после ее начала. И вместе с этим падением, параллели судеб, которые никогда не должны были пересечься, вопреки геометрической аксиоме, неизбежно приблизились к точке соприкосновения. Но сейчас, в слепом белом тумане и в вертушке, кружащей над мостом, никто об этом не знает. Каждый занят своими делами и с присущей людям корыстью, воплощает в жизнь только собственные цели и мечты.
Но там, где появляются Боги, судьба всегда изменчива и коварна.
Андрей, вместе со Стимом и Химиком одними из первых затаскивают на высокий склон тяжелую резиновую лодку, груженную оружием и припасами. И когда, наконец, сбрасывают с плеч грубые веревочные петли, натершие кожу до кровоподтеков, то видят - насколько велик масштаб катастрофы.
Превращенная в пепел, дымящаяся округа, ребристая от почерневших, поваленных деревьев, походит на ужасное, потустороннее море. Над темными бурунами клубится бледное, едкое марево, будто течение, готовое поглотить любого и сварить его в кипящих волнах. Вывал леса не знает границ, тянется по обе стороны за горизонт – словно гнилая вода на краю земли, падающая темными водопадами в бездну вселенной.
- Господи… - выдыхает Андрей. – Это невероятно.
Он представляет, какими ничтожно маленькими выглядят их фигурки на фоне окружающего величия. Наверное, думается ему, так и представлял себе Чингисхан последнее море, к которому отчаянно шел.
- Шикарное зрелище, правда? – появляется в наушнике голос Краба. – Бьюсь об заклад, ты такого не ожидал!
- Где вы? – спокойно отвечает Андрей.
- Справа.
Он поворачивается и видит своих друзей. Машет им и в ответ Захар салютует Андрею свободной рукой. Кислинка стоит рядом и поддерживает его за плечо. Андрей опускает взгляд и замечает, что бедро Захара туго перебинтовано.
- Разбираем багаж, - говорит Краб своей команде. – Задерживаться тут не стоит.
Андрей хлопает стоящего рядом Стима по плечу и показывает на бредущих к ним Захара с Кислинкой.
- Все в порядке, - говорит он ему, хотя никто, кроме Краба его не слышит. - Все хорошо.
Андрей наблюдает, как Стим загребает друзей в широкие объятия и вспоминает раннее утро в поезде. Кровавый рассвет и силуэт не спящего Захара.
Почему ты не спишь?
Я думаю о дочери, - сказал он тогда, словно в оправдание, и посмотрел на Андрея быстрым, виноватым взглядом. – Думаю о том, какой же я трус, если снова отложил встречу с ней до следующего раза. Каждый раз, отправляясь в экспедицию, я говорю себе, что по возвращении обязательно поеду к ней и расскажу, что я ее отец. Но я так боюсь, что после 15 лет отсутствия, окажусь ей ненужным…Я решил, Андрей, что после этого похода обязательно с ней встречусь. Главное быть честным перед собой, ведь так? Смотреть на себя в зеркало и понимать, что ты оставил после себя нечто большее, чем просто имя… что ты сделал, наконец, то, чего боялся всю свою жизнь. Я слишком взрослый, чтобы бояться…
Андрей не знал, что у Захара есть пятнадцатилетняя дочь. Его друг никогда об этом не заговаривал.
Оказывается, 15 лет назад Захар принимал участие в покорении Урала, и они с командой туристов провели несколько недель в одном из общежитий под Екатеринбургом. Там-то у него и закрутился роман с молодой студенткой Татьяной – а после она родила ему дочь, но узнал он об этом только спустя 12 лет. И последние три года это знание не давало ему спокойно уснуть.
