мессы, и их «паству». Вот с ними и впрямь нечего церемониться — сразу же всех на виселицу. А во время одной из облав, в которых я принимал участие, мы застали сатанистов как раз в тот момент, когда им явился Чёрный Эмиссар. Мы порубили это исчадье ада серебряными мечами, и на наших глазах его мерзкая плоть вспыхнула и превратилась в пепел.
— Вот это вы правильно сделали, барон, — с одобрением сказал монах. — У простых людей есть только один способ противостоять Нечистому — искренняя вера, и только одно средство борьбы со слугами его — серебряное оружие.
— Ну, что до оружия, то с этим у нас никаких проблем. — Барон похлопал рукой по эфесу своего меча. — Хотя шестеро моих людей и я — это всё, что я могу предложить к услугам короля Гуннара, все мы экипированы как надо.
Монах кивнул:
— Удачи вам, барон. И да пребудет с вами Господь в вашей борьбе за правое дело. Хотя мы с вами немного по-разному верим в Бога, но Он у нас один, и Он — на нашей стороне. Он не оставит верных чад своих на заклание Нечистому... Да, воистину, смутные нынче времена — но не потому, что много людей попало в объятья Сатаны, скорее наоборот: слуги дьявола обнаглели именно потому, что настали смутные времена. Здесь вы путаете причину со следствием. Ну, а смутные времена... Да что и говорить, вы же сами знаете. Кто сейчас сидит на троне верховного короля? Ференц Карой, великий инквизитор — обычный человек, пусть и самый могущественный из ныне сущих колдунов. А в прошлом году верховным королём был Мэтр — Великий. А во времена моей молодости великим инквизитором тоже был Великий, а триста лет назад семеро высших командоров Инквизиции были Великими. Теперь нет ни одного Великого, некому больше защищать нас в Ничейные Годы — поэтому и настали смутные времена...
Мы с Инной так заинтересовались их разговором, что даже забыли о еде. В конце концов я не вытерпел, встал из-за стола и подошёл к соседям.
— Извините за неуместное любопытство, господа, но мы случайно услышали часть вашей беседы. Вы говорите об очень интересных, хоть и не очень весёлых, вещах.
— Ну и что? — спросил барон не очень приветливо.
— Нельзя ли нам присоединиться к вашему обществу?
Барон вопросительно посмотрел на монаха.
— Я не возражаю, — сказал тот.
— Что же, прошу вас, — нехотя предложил барон.
Без видимых усилий мы с Инной подняли наш тяжелый дубовый стол и придвинули его вплотную к их столу. Монах и барон удивлённо переглянулись, однако промолчали.
— В том, о чём мы говорим, — сказал монах, когда мы вновь сели, — нет ничего интересного, милостивые государи... Простите, я не знаю, как к вам обращаться.
Мы представились. Название Ланс-Оэли наши новые знакомые слышали впервые, но графские титулы произвели на них большое впечатление.
— Так вот, монсеньор, мадам, — продолжал монах, — всё это совсем неинтересно, это чудовищно и апокалиптично. Я думаю, вы согласитесь со мной.
— Возможно, — не стала отрицать Инна. — На нашей родине тоже есть люди, которые поклоняются дьяволу, устраивают шабаши и участвуют в чёрных мессах. Но у нас это не приобрело такого размаха, чтобы драматизировать ситуацию и говорить о смутных временах в том смысле, который вы вкладываете в это выражение.
— И кстати, — добавил я. — О каких Ничейных Годах вы говорите?
Монах мигом насторожился.
— Наверное, вы издалека, — предположил он. — По-галлийски вы говорите довольно бегло, но он для вас не родной.
— Вы не ошиблись, отче, — ответил я.
„Владик,” — подсказала Инна, — „в галлийском языке есть слово «склавон», что значит — славянин.”
„Да, вспомнил... Гм, странно выглядит это «вспомнил», если никогда не учил.”
„Ещё бы!” — согласилась Инна, а вслух добавила:
— По происхождению мы славяне.
— О?! — удивлённо вскинул брови барон. — Есьте словины, господары мои?
Мы с женой обменялись быстрыми взглядами.
— Вы тоже славянин? — спросил я.
— Так, так, есьм словин, — энергично закивал барон. — Словин-загорян зо владарства Загоре. Штепан мое звиско. Штепан Симич, газда з Иблоничев. А господары, какови есьте словины? — Барон-газда спохватился, сообразив, что монах не понимает его, и спросил уже по-галлийски: — А вы, господа, какие именно славяне?
— Я полька, — ответила Инна. — А мой муж украинец.
Штепан Симич покачал головой:
— Не слышал о таких.
— Мы из Киева, — на всякий случай добавил я. В глубине души я был искренне убеждён, что если даже снобы-американцы слышали о моём родном городе (в основном из-за Чернобыля и котлет по-киевски), то уж на Агрисе и подавно должны о нём знать. Как ни странно, я оказался прав.
Глаза барона тотчас сверкнули.
— Кийов? — переспросил он.
— Ага! — обрадовался я. — Вам знакомо это название?
— Да, знакомо. У нас есть легенды, бувальщизны, о кийовском князе Владесвяте Красне Слончко и о князе Свентославе, ходившем с войском на греческий Владарград.
— Греческий Владарград? — оживился монах.
— Царьгород, Византий, Константинополь, — пояснил я. — Сейчас этот город называется Стамбул. Точнее, Истанбул.
— Но он же на Основе!
Я пожал плечами:
— Ну да, на Основе. И Киев на Основе. И мы родом с Основы. А что тут такого?
С неожиданной для своих лет прытью монах вскочил на ноги, поднял распятие, висевшее у него на груди, и направил его на нас.
— Дьявол хитёр, коварен, но глуп, — угрожающе-торжественно провозгласил он. — Ему не обмануть честных людей.
— Что это значит? — спросил Штепан, вставая из-за стола. — Я ничего не понимаю.
— Потому что вы тугодум, барон! Слышали, что он сказал? — Монах кивнул в мою сторону. — Что они с Основы. А с Основы на Грани могут переходить только настоящие колдуны.
Барон внимательно посмотрел на меня.
— А если они действительно колдуны? Или, может...
— Что «может», идиот?! Если бы они были колдунами, то не говорили бы таких глупостей. И не спрашивали бы о Ничейных Годах.
Во взгляде Штепана мелькнули молнии, не сулившие нам ничего хорошего. С последней надеждой он произнёс:
— А вдруг они попали на Грани случайно? Как предок герцога Бокерского.
— Вздор! — запальчиво возразил монах. — С наступлением Ничейных Годов инквизиторы стерегут Основу, как зеницу ока. Они бы обязательно заметили их.
— В самом деле, — вынужден был согласиться барон. — Если только господин граф и госпожа графиня не выглядят значительно моложе своих лет...
— Никакие они не граф и графиня, — перебил его монах. — Они не славяне и вообще не люди. Это исчадья ада. Убейте их, барон!
Всё ещё сомневаясь, Штепан взялся за меч и отрывисто произнёс, обращаясь к своим подчинённым:
— К зброе!
Мы поспешно отступили к стене. Загорские воины с мечами наготове окружили нас полукругом.
„Я могу поджечь их одежду,” — мысленно отозвалась Инна. — „Но что-то не хочется.”
„Я тоже не хочу их убивать. Разве они враги нам? Вовсе нет! К тому же братья-славяне... А этот монах — самодур, каких ещё свет не видел.”
„Мы тоже хороши. Нечего было распускать языки... Убежим сквозь стену?”
„Да уж, придётся. Поиграем с ними в кошки-мышки, пока не найдём наших котов,” — неудачно скаламбурил я. — „Но сперва попробуем договориться.”
Я достал из ножен свой меч и сказал:
— Постойте, господа рыцари, и вы, преподобный отец. Произошло прискорбное недоразумение.
— Его мич зо сребла! — поражённо промолвил один из загорян.
— Это дьявольское наваждение! — исступлённо выкрикнул монах, стоявший слева от барона. — Не дайте им одурачить себя!
К нам подбежал трактирщик.
— Что здесь происходит, господа? — Он встал между нами и Штепаном. — Прекратите немедленно! Законами королевства Лион запрещены поединки на постоялых дворах. Дуэли у нас разрешены только в строго определённых местах, непременно в присутствии секундантов и полномочного представителя местной префектуры. Это вам не Загорье, господин барон.
— Преподобный отец утверждает, — объяснил ему Штепан, — что господин граф и госпожа графиня — дьявольские отродья.
— Это истинная правда, — поддакнул монах.
Трактирщик выпучил глаза от изумления.
— Это же бред собачий! — воскликнул он. — Вы с ума сошли, отче, простите за откровенность. Монсеньор и мадам — уважаемые колдуны, они владеют настоящими котами-оборотнями, один из которых самец...
— Ложь! — закричал монах, брызжа слюной. — И этот продался Нечистому! Забийче их! Трех ушестких забийче! Натимесче!
Барон замахнулся мечом на трактирщика.
„Господи!” — ужаснулась Инна. — „Он же убьёт невинного человека! Что делать?”
