представляю, как могли мои братья-альвы пойти у них на поводу. Это выше моего понимания. Это... это какое-то безумие! Мы попали в ужасное время — время, когда попраны все божеские законы...
С этими словами альв вразвалку прошёл в свободный угол каюты, опустился на колени и что-то забормотал на незнакомом мне языке. Компьютер услужливо перевёл:
— Отче наш, сущий на Небесах...
Агаттияр отключил интерком и повернулся ко мне:
— Ну, что вы об этом думаете?
Я растерянно пожал плечами:
— Даже не знаю. Кто из них прав?
— Каждый по-своему. У каждого своя правда, и в этом весь трагизм нынешней ситуации. Беда случается не тогда, когда правда сталкивается с неправдой; обычно правда, как это ни патетично звучит, побеждает. Но если в конфликт вступают две разные правды, то победивший как правило становится неправым. Он просто нивелирует свою правду своей же собственной победой, надругательством над другой правдой.
Профессор ненадолго задумался, потом снова заговорил:
— Вот вам такая аналогия. Не очень корректная, впрочем, но всё же... Представьте себе компанию мальчишек, которыми верховодит паренёк постарше. Мальчики смотрят на него снизу вверх, для них он непререкаемый авторитет, и каждое его слово — закон. Паренёк многое знает и умеет, он учит своих младших товарищей разным полезным вещам, он сильный и с ним не страшно даже ночью в лесу. Словом, идиллия. Пока что сплошная благодать, вы согласны?
— Да, — кивнул я, уже начиная понимать, к чему ведёт Агаттияр.
— Но вот прошли годы, — продолжал он. — Мальчики стали подростками, а тот паренёк уже превратился во взрослого юношу. В какой-то момент ситуация изменилась, но юноша не заметил этого. Для него эти ребята по-прежнему оставались детьми, и обращался он с ними соответственно. Он уже не был настолько умнее, настолько сильнее и опытнее их, но всё ещё имел над ними огромную власть. Подросткам это не нравилось, они начинали исподволь роптать, однако не решались подойти к своему вожаку и прямо сказать: «Мы уже выросли, мы стали другими. Ты, безусловно, среди нас самый главный — и всё же давай пересмотрим наши отношения». Но ребята так не поступили. Вместо этого они собрались тайком в кружок — и ну вспоминать былые обиды:
«Он часто давал мне подзатыльники...»
«А надо мной он насмехался...»
«Он подавил мою личность, не позволил мне стать тем, кем бы я стал без него...»
«А у меня когда-то отнял карманные деньги...»
Ну и так далее в том же духе. В конце концов ребята так раззадорили себя, что некоторые из них отправились выяснять отношения со своим вожаком. Они вместе набросились на него — сначала не всерьёз, а скорее шутки ради, но вскоре убедились, что он совсем не такой сильный, как им казалось раньше. А тогда и те подростки, что стояли в стороне, присоединились к своим товарищам, им тоже захотелось поучаствовать в низвержении своего недавнего кумира. Вот так и закончилась вся идиллия.
Пару минут я размышлял над услышанным.
— Получается, что по-своему эти ребята были правы: они уже выросли, а их вожак по-прежнему обращался с ними как с малыми детьми. Но, когда они принялись избивать его, вся их правда сошла на нет. Потому-то они и вспомнили все мелкие обиды и недоразумения, которые всегда случаются даже между самыми близкими друзьями. Они убедили себя в том, что он всегда желал им зла, что их поступок вполне оправдан, что они фактически защищались, избавляя себя от жестокой тирании.
— Совершенно верно. А вот если бы тот юноша сумел дать отпор ребятам, хорошенько поколотил бы их в ответ, то виновным оказался бы он — ведь негоже взрослому человеку избивать детей. Когда Иные начали против нас войну, люди были в шоке. Мы долгое время поверить не могли, что это происходит всерьёз, долго не решались нанести в полную силу ответный удар и только защищались. А когда до нас наконец дошло, что наши младшие братья выросли, что они уже достаточно сильны и вполне могут одолеть нас, было слишком поздно. Мы потерпели поражение, а наши бывшие подопечные стали нашими тюремщиками.
— И что же будет теперь? — спросил я.
— Не знаю, мистер Матусевич. Для нынешней ситуации не годятся уже никакие аналогии. Всё слишком серьёзно, слишком трагично. До войны общая численность человечества превышала семьсот миллиардов, а сейчас, согласно разведданным Терры-Галлии, нас осталось едва ли более пятидесяти. И уже не имеет значения, что Иные не проводили против людей геноцида, что человечество просто стало вымирать, отказываясь размножаться в неволе. В любом случае, причиной тому были чужаки. Этого нельзя ни простить, ни забыть. Как бы ни разворачивались дальнейшие события, ясно одно: примирения не будет.
— Значит, война до победного конца? До полного истребления одной из воюющих сторон?
— Боюсь, что да.
Агаттияр на несколько секунд вывел на экран изображение из шестой каюты. Альв Григорий Шелестов, как и прежде, стоял в углу на коленях и бормотал слова молитвы.
— Несчастное существо, — грустно и почти что с сочувствием промолвил профессор. — Ребёнок, которого ветры времени занесли в эпоху жестоких и озлобленных подростков. Ему нет места ни по эту, ни по ту сторону баррикад. Ему вообще нет места в нашем мире...
глава седьмая
ФЛОТ ОСВОБОЖДЕНИЯ
1
Хоть как мы ни торопились, но всё равно опоздали и прибыли в систему Пси Козерога уже после ухода оттуда всего галлийского флота. О недавнем присутствии множества кораблей в дром-зоне свидетельствовал только остаточный радиоактивный фон от работы термоядерных двигателей да ещё повышенная концентрация гелия в окрестностях канала первого рода, ведущего к праматери всех человеческих миров — Земле.
— Последние корабли ушли отсюда совсем недавно, — сказал я, ознакомившись с результатами компьютерного анализа. — Не более трёх часов назад. Мы чуть-чуть не успели.
— Это странно, — произнесла Рашель, занимавшая место наблюдателя. Своё кресло второго пилота она уступила Сигурдсону, который за прошедшие полтора суток в достаточной мере освоился с особенностями современной системы управления. — Очень-очень странно. Ведь они должны были оставить здесь резерв. Или хотя бы станцию-госпиталь. Нельзя же обойтись без тылового обеспечения, это противоречит всем правилам ведения войны.
— Есть ещё одно правило, — заметил Шанкар, сняв свой ментошлем. — Нельзя атаковать только по одному направлению. По всей видимости, у Пси Козерога базировались лишь вспомогательные ударные части. А главные векторы вторжения проходили через другие системы.
Сигурдсон тихо присвистнул:
— Если та армада была лишь вспомогательной частью, то каким же должен быть весь флот!
— Безусловно, большим, — сказал я. — Огромным, громадным. Судя по имеющейся у нас информации, габбары превратили Солнечную систему в настоящую цитадель. Похоже, они не очень-то ладят и со своими союзниками.
— Гориллы вшивые! — с чувством откликнулась Рашель. — Они ни с кем не способны поладить. У них сохранилась психология и повадки из каменного века.
— Однако, — заметил Сигурдсон, — раз габбары завладели Землёй, то получается, что в союзе они самые главные и самые сильные.
— Они просто самые наглые. Что тут скажешь — обезьяны.
«Интересно, — подумал я, — на Терре-Галлии были обезьяны? А если были, то что с ними стало, когда разразилась война?..»
Около получаса мы дрейфовали в дром-зоне, посылая во все стороны позывные, но в ответ никто не отзывался. То ли действительно все корабли Терры- Галлии ушли к Земле, не оставив тылового прикрытия, то ли резерв всё-таки был, но прятался в глубоком космосе и не отвечал на наши запросы.
— Ну и что дальше? — наконец произнёс я. — Что будем делать?
— Давайте присоединимся к нашим, — предложила Рашель. — У нас боевой корабль и полностью укомплектованный экипаж. Мы тоже можем сражаться.
Я заколебался. В общем и целом это соответствовало моим желаниям. Даром что я был гражданским человеком, у меня так и чесались руки задать чужакам хорошую взбучку, отомстить им за все тридцать шесть лет, которые я провёл, накрепко привязанный к земле. Тот глиссарский крейсер, уничтоженный нами в системе Звезды Дашкова, не утолил мою жажду мести, а лишь раздразнил меня. Мне хотелось ещё, ещё, ещё...
— Но ведь ты...
— Я уже не маленькая, дядя... капитан, — решительно заявила девочка; глаза гневно её сверкали. — Я знаю, что такое смерть. Я видела, как погиб папа. Чужаки убили моего дедушку. Я хочу поквитаться с ними. Я не боюсь войны. Нас с детства готовили к войне — и мальчиков и девочек.
— Голосую за предложение юной леди, — вставил своё слово Шанкар. — Негоже нам отсиживаться в тылу, когда наши собратья борются за свободу человечества.
— К Земле! — отозвался через интерком Арчибальд Ортега. — Ведь так, учитель?
— Согласен, — прозвучал из того же интеркома голос Агаттияра. — Махаварша должна внести свою лепту в освобождение нашей общей прародины.
Я повернулся к Сигурдсону:
— А вы, Лайф?
Он отрывисто кивнул:
