«В том-то и беда, что многие, — угрюмо подумал Стэн. — Но не те, кто надо».
Стэн отдавал себе отчёт в том, насколько призрачны его шансы на императорскую корону. Во-первых, он был слишком молод, а значит, в случае избрания, его ожидало долгое царствование, что ставило под угрозу один из устоев высшей государственной власти в Империи — принцип выборности монарха. Во-вторых, как ни крути, он был колдуном. А в-третьих, несмотря на вышесказанное и благодаря авторитету матери, он был очень популярен — не только в Гаалосаге, но также в центральных, южных и даже в восточных землях Империи. С точки зрения Стэна, в этой популярности было что-то иррациональное, неподдающееся логическому объяснению: его чтили не как человека и правителя, а скорее, как живую легенду, как ходячее чудо, как полубожество — сына канонизированной святой. А четыре года назад земельный сейм избрал Стэна воеводой Гаалосага, императору пришлось подтвердить это назначение, и впервые за последние три столетия формальные полномочия земельного воеводы, как верховного имперского наместника, обрели реальный вес не только в военных, но и в гражданских делах. Гаальские князья и жупаны вынуждены были считаться со Стэном, поскольку он пользовался благоволением духовенства, поддержкой поместных дворян и зажиточных горожан — трёх главных столпов общества. Большинству князей такая популярность Стэна была не по душе. Они отчасти завидовали ему, отчасти побаивались его влияния, поэтому представлялось маловероятным (и даже невероятным), что на выборах императора они дружно подадут свои голоса за его кандидатуру. Нобили Империи ни за что не повторят ошибки двадцатилетней давности, когда они усадили на престол старого, больного, но довольно влиятельного князя Вышеградского — и вот теперь его сын вцепился в отцовскую корону мёртвой хваткой и, похоже, не намерен уступать её без боя. Никогда ещё Империя Западного Края не была так близка к своему краху...
Стэн тряхнул головой, отгоняя прочь тревожные мысли, и вернулся к разговору с Иштваном:
— Итак, вы всё же признаёте, что колдовство колдовству рознь? — И, предупреждая возможные протесты, он поспешил добавить: — Только не надо придираться к словам. Давайте порешим, что есть разные колдуны — просто шарлатаны, о которых не стоит и говорить; далее, всяческие фигляры из тех, кого обычно называют колдунами; и, наконец, такие, как я и Марика, и какой была наша мать. Добро?
Иштван переступил с ноги на ногу, почесал затылок и уставился взглядом на носки своих сапог. По всему было видно, что он чувствовал себя неуютно и с радостью уклонился бы от продолжения этого щекотливого разговора.
— Всё-таки не нравится мне слово «колдун», газда Стэнислав. От него за версту отдаёт нечистью.
— А как насчёт слова «маг»?
— Это то же самое, только по-ибрийски. Хрен редьки не слаще.
— Тогда предложите что-нибудь другое. Я буду вам очень признателен.
— Гм... Ну, пожалуй, чудотворец...
Стэн рассмеялся:
— Пощадите мою скромность, капитан! Какой из меня чудотворец? Другое дело, так можно назвать мою матушку, хотя это слово и не имеет женского рода. Но что касается меня, Марики, других нам подобных... — Стэн говорил небрежно, как будто речь шла о самых обыденных вещах. Однако внутренне он весь собрался и тщательно взвешивал каждое слово: их разговор вступил в решающую фазу. — Конечно, мы обладаем кое-какими способностями, но чудотворцами назвать нас нельзя. Отнюдь.
Между ними повисло неловкое молчание. После того, как девять лет назад, по суровой необходимости, княгиня Илона продемонстрировала свою магическую силу на глазах у тысяч людей, подозрения в обладании колдовским даром естественным образом пали не только на её детей, но и на всех её родственников. Тем не менее, разговоров на эту тему старались избегать. Мысль о том, что на свете есть ещё много столь могучих чародеев, пугала простых людей, и большинство их, за неимением лучшего выхода, почли за благо поверить отцам церкви, утверждавшим, что княгиня получила свою силу свыше уже после рождения, а не унаследовала её от предков. Так жилось спокойнее.
— Как вы полагаете, капитан, — выдержав паузу, продолжил своё наступление Стэн. — Если бы я мог отправиться вместе с вами, был бы я полезен вам в плавании? Разумеется, я имею в виду не мои скромные познания в морском деле, а мои колдовские способности.
Слово «колдовские», обронённое как бы невзначай, возымело именно то действие, на которое рассчитывал Стэн. Иштван тотчас встрепенулся и вышел из состояния глубокой задумчивости.
— Ваши способности, говорите? Ваши
— Почему так? — вкрадчиво осведомился Стэн. — Разве вам не интересно?
— Совсем наоборот, газда Стэнислав. По натуре я человек очень любознательный, иначе не пускался бы за тридевять морей в поисках пути в Хиндураш. Однако я умею, когда нужно, обуздывать неуместное любопытство. Будь я вашим государственным советником, я бы, конечно, спросил, можно ли употребить ваши способности для управления княжеством. Но я не государственный советник — а значит, это не моё дело. Вот если бы вы отправлялись вместе со мной в плавание, то можете не сомневаться, что я проявил бы куда больше интереса к вашим способностям, чем сейчас. Но вы остаётесь на берегу — следовательно, вопрос о том, какую выгоду принесло бы ваше участие в экспедиции, чисто умозрительный, а потому праздный.
Стэну понравилось, как дипломатично Иштван уклонился от обсуждения его способностей, причём аргументировал он свой отказ не суеверными страхами, не категорическим неприятием любой магии — белой ли, чёрной ли, — а самыми что ни на есть практическими соображениями. Это лишний раз убедило Стэна в правильности принятого им решения не оставлять Иштвана в полном неведении — поступить так было бы несправедливо по отношению к человеку, для которого предстоящая экспедиция в Хиндураш была делом всей его жизни.
Теперь оставалось нанести решающий удар и надеяться, что Иштван примет его достойно.
— Ваша правда, — медленно и внушительно произнёс Стэн. — К сожалению, я не могу бросить княжество на произвол судьбы и пуститься в дальнее плавание. Поэтому, как я уже говорил, вместо меня с вами отправится Слободан Волчек, который окажет вам ту помощь, которую при других обстоятельствах оказал бы я. Более того, я уверен, что он справится с этой задачей гораздо лучше меня — ведь он, помимо всего, ещё и хороший шкипер.
Будь Иштван лет на десять моложе, Стэн наверняка рассмеялся бы, глядя на его вытянувшуюся от безмерного удивления физиономию и отвисшую чуть ли не до живота челюсть. Но он сдержал свой смех и со всей серьёзностью, на которую в данный момент был способен, продолжал:
— Волчек такой же, как я, капитан. Он не из тех бездарных колдунов-фигляров, которых вы презираете. Он обладает теми же способностями, какие есть у меня. Чтобы избавить вас от вполне понятных сомнений касательно природы дара Слободана, скажу вам по секрету, что он мой дальний родственник со стороны матери.
Последнее известие, словно добрый подзатыльник, вывело Иштвана из оцепенения.
— Ваш родственник? — сипло переспросил он и коротко закашлялся.
— Дальний, — повторил Стэн. — Очень дальний. Такой дальний, что вот так с ходу я даже не скажу, в каком колене. Но что родственник, это уж точно.
— Но ведь Волчек коренной мышковитянин, по меньшей мере, в пятом поколении, — подобно утопающему, ухватился за последнюю соломинку Иштван. — К тому же он не знатного рода.
В ответ Стэн небрежно пожал плечами:
— Я же говорю, что мы
Иштван отошёл от края причала и тяжело опустился на забытый кем-то тюк с прессованной соломой. Стэн присел рядом с ним и терпеливо дожидался, когда он будет готов к продолжению разговора.
А Иштван не отрываясь смотрел на красавца «Князя Всевлада», к левому борту которого были подтянуты прибывшие с берега шлюпки. Насколько Стэн мог судить с такого расстояния, разгрузка шла полным ходом. Самое большее через полчаса шлюпки вернутся к причалу с матросами и офицерами, среди которых должен быть и Слободан Волчек.
Наконец Иштван перевёл задумчивый взгляд на Стэна и спросил:
— Почему вы мне это рассказали?
— Почему
— Вообще. Почему только сейчас, я, пожалуй, догадываюсь. Даже если бы теперь я был категорически против участия в экспедиции Волчека, то не мог бы требовать его замены, не ставя под угрозу срыва все наши планы.
— Но вы не против Слободана? Во всяком случае, не категорически?
Иштван снял шляпу и пригладил свои рыжие, слегка тронутые сединой волосы.
— Должен признать, государь, что после ваших слов у меня стало меньше возражений против Волчека, чем было раньше. Вернее, появились аргументы «за», притом довольно веские.
— И вас не смущает, что он кол... что он обладает некими весьма необычными способностями?
— Конечно, смущает, — не стал лукавить Иштван. — Но если вы утверждаете, что эти способности такой же природы, что и ваши; если вы ручаетесь за них и за самого Волчека... Чёрт побери! Вы прекрасно знаете, что найти морской путь в Хиндураш — главная цель моей жизни. И я готов принять любую помощь, если это послужит на пользу нашему общему делу. Разумеется, я далёк от того, чтобы заключать сделку с дьяволом, но ведь об этом речь не идёт. Коль скоро сама святая церковь, пусть и негласно, признаёт, что в ваших способностях нет ничего от нечистого, то почему тогда с Волчеком должно быть иначе, раз он такой же, как вы, и вдобавок ваш родственник... — Тут Иштван умолк и пристально поглядел на Стэна: — Ага! Так вы этого и добивались, рассказывая о его способностях и о вашем с ним родстве?
— В частности, этого, — подтвердил Стэн. — А ещё я считал, что было бы нечестно оставлять вас в неведении. И не только нечестно, но и опасно. В критических ситуациях это могло бы привести к губительным разногласиям между вами. При всей своей самонадеянности, Слободан с глубоким уважением относится к вам. Он очень высоко ценит ваш опыт и мастерство и безоговорочно признаёт ваше главенство в экспедиции. Однако в некоторых случаях вы должны прислушиваться к его мнению и следовать его советам, какими бы странными они вам ни казались на первый взгляд. Например, во время шторма. Помните, как в прошлом году я отплыл на корабле Слободана в Ибрию, а когда мы были в море, налетела сильная буря?
— Ещё бы не помнить, — сказал Иштван. — Ведь я же предупреждал вас, что море неспокойно, советовал переждать или отправиться в путь по суше.
— Да, это так. Мало того, я