Болотова, отдам ему письмо и вмиг вернусь.
Улизин кивнул, подозвал извозчика. Пролётка загрохотала по мостовой; Гарьку высадили у Дворца, Ромка покатил дальше.
На бывшей клумбе соорудили трибуну из старых ящиков, с трибуны товарищ Тонька читала из свежих, июльских «Окон РОСТА»:
- Если жить вразброд,
как махновцы хотят,
буржуазия передушит нас, как котят.
Что единица?
Ерунда единица!
Надо
в партию коммунистическую объединиться.
И буржуи, какими б ни были ярыми,
побегут
от мощи
миллионных армий. * 24
- Добрый день, - поздоровался Гарька с секретарём окружкома Персиковым, серьёзным молодым человеком в очках.
Товарищ Тонька познакомила их мимоходом, и Горшечников сомневался, что секретарь его вспомнит, но память у Персикова оказалась хорошая. Гарька хотел уже спросить о председателе Чека, как тот показался на лестнице. Гарька шагнул вперёд и остановился: рядом с Болотовым шёл Нагинин.
Возле импровизированной трибуны они остановились послушать, вытащили папиросы. Тонька увидела Горшечникова и, не прерывая декламации, помахала ему рукой. Нагинин оглянулся. Гарька стал с преувеличенным интересом разглядывать плакат на заборе. На плакате красноармеец в будёновке тыкал штыком в несимпатичного господина с зелёной рожей и красными глазами, чем-то неуловимо напоминавшего атамана Безносого. Надпись внизу гласила «Сокрушим гидру мирового империализма!»
Дочитав, Тонька сбежала с трибуны. Она немного запыхалась, щёки горели румянцем. Несколько пожилых евреев в шляпах и глухих сюртуках, с завитыми пейсами, взирали на неё скорбными библейскими очами.
- Читаешь не хуже Маяковского, - с одобрением сказал Тоньке Персиков.
- Ты скажешь! Вот бы он приехал, выступил…
- Пока что сами обойдёмся. Это кто такие? - секретарь покосился на ветхозаветную группу.
- Члены еврейской духовной коллегии. Просят перенести субботник для евреев на другой какой-нибудь день.
- Вот ещё новости! - рассердился секретарь. - Гони их отсюда.
- А что сказать?
- Пускай присылают евреев небогомольных. Молодые пусть приходит. Мы их в комсомол примем.
Яценко, заложив руки за пояс, вдохновенно, как на митинге, говорил:
- Бандитская рука вырвала из наших рядов верных наших товарищей…
Сухопарая блондинка записывала, химический карандаш летал по бумаге.
- Рита Комарова, - шепнула Тонька, - корреспондент «Красного рупора».
- Какая у неё помада… революционная, - заметил Гарька.
Действительно, на бледном, осунувшемся от недоедания лице Комаровой пылали алые губы - под стать сверкающим неуёмным любопытством глазам.
- Она сотрудничает с одесским «Моряком», - объяснила Тонька. - Средств у них нет, гонорар выписывают чем придётся. Комаровой выдали французской помадой.
- Махно в юбке! - выговорил секретарь, раздувая ноздри.
Тонька фыркнула: причины его неприязни к Комаровой были известны всему Новороссийску. В окружком пришла статья «Детская болезнь левизны в коммунизме»; секретарь дал распоряжение отпечатать её брошюрой, почему-то очень маленьким тиражом - только для своих. Такая несправедливость возмутила Комарову до чрезвычайности. Ночью Комаров-муж, редактор газеты «Красный рупор» и сторож окружкомовской типографии - дядя редактора - тайно вынесли подготовленный к печати набор. За ночь статья Ленина была напечатана отдельной вкладкой к «Рупору». Тираж смели в два часа. * 25
Персиков, воя, как германский разрывной снаряд, влетел к председателю Чека, однако дело ничем не кончилось, Комарову не наказали. По слухам, за рабкора заступился редактор «Красного Черноморья» Гладков * 26, молвив веское: «Народ имеет право знать!»
- Яценко! Поди сюда. Не мешало бы узнать, кто её поставил в известность о случившемся, - сказал Болотов, рассматривая вдохновенную Комарову.
- Узнаю, - пообещал Нагинин с угрозой в голосе.
Болотов посмотрел на него с сомнением.
- Я сам с ней поговорю, а ты займись свидетелями.
- Есть! - Нагинин чётко - будто белый офицер - опустил и тут же вздёрнул подбородок, развернулся на месте.
Гарька нечаянно поглядел на него и вздрогнул: у чекиста судорожно поднялась губа, обнажив полоску зубов.
- Извините, - сказал Горшечников Тоньке и секретарю, - я на минуту.
Он догнал чекистов.
- Товарищ Болотов, мне необходимо срочно с вами поговорить. Наедине, - прибавил он, взглянув на Яценко.
- Приходите на приём завтра с утра.
- Дело безотлагательной важности!
Болотов вздохнул.
- Уж так и безотлагательной. Добро. Ступай, Яценко. Подождите меня в авто. Ну, в чём дело?
Гарька протянул Болотову письмо.
- Читайте.
Тот смешливо дрогнул усами, развернул листок. По мере того, как он читал, лицо его мрачнело.
- Где вы это взяли?
- На квартире Нагинина, в печке.
- Вы обыскивали квартиру сотрудника Чека? - тихо спросил Болотов.
Гарька побледнел.
- Это был единственный способ… он бы ушёл, успел всё спрятать… Я слышал, как он говорил с Квириным, начальником доков…
- Я знаю, кто это. О чём они говорили?
Гарька пересказал услышанную беседу.
- Любопытно, - пробормотал Болотов. - Связного, стало быть, упустил? Горшечников, когда вы выловили лодку с мёртвецом и чемодан, Квирин был поблизости?
- Да.
- Вам не показалось, что он кого-то ждёт?
- Нет, - неуверенно сказал Гарька. - Я на него почти и не смотрел…
- Это вы придумали наклеить письмо на карточку?
- Мой товарищ.
- Значит, вы были с товарищем.
Гарька плотно сжал губы, да что толку закрывать рот, когда слова уже вырвались?
- Ваш товарищ раньше розыском преступников не занимался?
- Нет.
- Стало быть, у него к этому делу талант. Вы уверены, что письмо адресовано Нагинину?
- Вам решать, товарищ Болотов.
- Верно рассуждаете. Могу я попросить вас и вашего товарища никому не рассказывать о письме?
- Есть никому не рассказывать!
