Вместе с ним погибло еще шесть бойцов, пятнадцать были ранены. Ночью мы отошли к Каховке, так как конница Барбовича угрожала нашему тылу».
Делал свое дело Блюхер. Умело и основательно укреплял плацдарм Карбышев. К 11 августа, то есть на четвертый день с начала сражения, уже действовали четыре переправы через Днепр. А к утру следующего дня на всей основной линии обороны плацдарма чернели окопы, и начиналось строительство второй линии обороны с многорядными проволочными заграждениями и минными полями против танков врага.
«Пыль, пыль, пыль… И все-таки люди видны на войне», — записала в эти дни Катя.
Ниже появилась такая запись:
«А у меня новость! Скоро буду в…»
Что означали эти три точки?
Разгадка — в следующей части нашей повести.
Часть четвертая
В ЦАРСТВЕ ЧЕРНОГО БАРОНА
1
В судьбе Саши Дударь, мы видели, многое переменилось, и об этом рассказано. Теперь пришел час Кати.
Недаром она в эти дни часто вспоминала отца. Не зря рвалась в Каховку.
Были причины, о которых рассказывают так. В последние дни Катю все чаще вызывали на секретные беседы в политотдел, а раза два-три с нею вели такие же секретные разговоры в разведотделе штаба. В последний раз Катя вышла отсюда, уже окончательно зная, что ей предстоит.
Вся красная, возбужденная, она вернулась в аппаратную и сообщила новость: ее прикомандировывают к штабу Блюхера, а что там прикажут делать, она не знает.
— Куда ты рвешься? — сказали Кате телеграфистки. — Там все горит, гляди!
Переправляли Катю на ту сторону Днепра ночью. Наспех наведенный наплавной мост шатался и хлюпал под ногами. Каховский берег светился пожарищами, и хорошо были видны вспышки артиллерийской канонады на плацдарме. За плечами у Кати был вещевой мешок, и в нем лежал дневник.
Вот и Каховка. Во мраке затаились домишки городка. Ночная мгла пахнула на Катю запахом гари. Ветер шумел, гнал по земле светлые песчаные вихри. Патрули на улицах, тачанки с пулеметами.
В полевом штабе Блюхера, куда Катя благополучно добралась, прочитали ее удостоверение и сказали:
— Ладно, девушка, посидите. Блюхеру уже звонили насчет вас…
Собственно, это был и полевой штаб, и командный пункт вместе. Мало кто из штабных дивизий Блюхера оставался еще на правом берегу. В Бериславе стояли только тылы дивизии, хотя и считалось, что ее штаб тоже там.
В третьем часу ночи Катя, борясь со сном, сидела в одной из комнат штаба (это был одноэтажный домик в центре города) и ждала, пока ее позовет Блюхер. В штабе у него, чувствовалось, установился обычай не то чтобы бравировать храбростью, а просто не обращать внимания ни на какие трудности и помехи. Противник старается помешать тебе, а ты знай делай свое дело. Сняв френч, в одной рубахе, Блюхер работал, словно находился в домашней обстановке. Пожилой ординарец приносил чай, подавал сахар в блюдечке, наколотый кусочками. Блюхер пил вприкуску и то разбирался по карте со своими штабистами, то брался за полевой телефон. Отопьет глоток из кружки и кричит в трубку:
— Слушай, милый, я же не Крез и не Ротшильд! Нет у меня того, что ты просишь! Где взять тебе столько? У Антанты разве? Так она нам не дает!
Всем наказывал:
— Окапывайтесь, братцы! Дух вон, но чтобы к утру были окопы в полный профиль. И проволока в два ряда!
Иногда он заглядывал на минутку в комнату, где сидела Катя, и, когда она привставала, говорил ей:
— Сиди, сиди. Еще успеем.
Перед рассветом, часа в четыре утра, в степи притихло. Фронт ушел вперед. Латышская стрелковая дивизия была уже чуть ли не на полпути к Перекопу. Далеко к Чаплинке продвинулись и полки Блюхера.
Но вот Катю наконец позвали к комдиву. Усталый, бледный, в кителе, застегнутом на все пуговицы, он расхаживал по комнате, о чем-то думал.
— Садитесь, — вдруг уже на «вы» обратился Блюхер к Кате. — Чайку выпьем? Берите, чай на столе.
От чая Катя не отказалась.
— Ну и подружка у вас, ай-яй-яй! — круто остановился перед Катей комдив и скрестил на груди руки. — Что мне делать с ней, а?
— А что случилось? — спросила Катя.
— Семнадцать раненых сама вытащила из горящего сарая, где был перевязочный пункт. Молодчина девка! А придется ее наказать!
— Но за что?
Катя уже догадывалась — опять Саша, наверное, за кого-то или за что-то заступилась. И Блюхер это подтвердил.
— Хоть передавай дело в трибунал и суди! Избила, представьте, одного бойца. Прикладом стукнула. Придется у нее отнять карабин, раз она такая драчунья!
Катя успела уловить, что Блюхера не следует ни перебивать, ни просить о чем-нибудь, тем более не надо ему возражать. Лучше дать ему выговориться до конца. Как поняла Катя, у этого человека развито чувство справедливости, и он сам все решит к лучшему.
Но что с Сашей опять, господи! Всегда она за кого-нибудь заступается, и сколько уже было с ней из- за этого всяких историй.
— Не отнимайте у нее карабина, скажешь, а? — продолжал Блюхер. — Вы ее подружка, мне сказали. Ну ладно, не отниму. Но бить своих санитаров не дам. Ишь какая! Прямо прикладом!
Катя решилась: хоть словечко надо замолвить за Сашу.
— Значит, было за что проучить того бойца, товарищ комдив. Я Сашу Дударь хорошо знаю. Она тоже справедливая!
— То есть как — тоже? — с недоумением переспросил Блюхер. — Кого еще вы имеете в виду?
Катя смущенно молчала.
Он, видно, понял, что она хотела сказать, улыбнулся в усы и показал пальцем на стол:
— Пейте свой чай.
— Спасибо. Выпью.
— Не стесняйтесь, берите сахару. Можете сладкий сделать, только размешать будет нечем. Это у нас еще свой, сибирский, сахар.
