— Ну, и что дальше? — спросил я.
— А то, — сказал Мишка, — что мы пропитаны электричеством. Это называется, знаешь, как? Электростатическим напряжением. Во! Из-за этого напряжения мы и дуреем, плохо соображаем, двойки получаем. А то и колы. Улавливаешь?
— Улавливаю, — сказал я. — Только зачем ты проволоку к ноге прикрутил?
— О! — сказал Мишка, торжествующе подняв вверх палец. — Вот тут-то и зарыта собака. Я заземлился. Понимаешь, другой конец проволоки прикручен к батарее отопления. Я лежу себе спокойненько, а всё электричество, которое во мне сидит и туманит мозги, уходит по трубам в землю. И у меня начинается просветление. Чувствуешь, как всё просто и гениально?
— Выходит, — сказал я, — и к диктовке готовиться не надо?
— Конечно, не надо, — сказал Мишка. — Зачем? Мы же все эти правила когда-то учили или слышали. Но из-за этого проклятого электрического напряжения у нас в головах сумбур и каша. А когда мы разрядимся, выгоним напряжение, то всё сразу вспомним. Надо только хорошенько разрядиться.
— Думаешь? — я стал колебаться.
— Конечно. Ты вот вспомни: у некоторых легковых машин сзади такой чёрный хвостик висит и об асфальт трётся. Это ведь тоже заземление. Для разрядки. Представляешь, если уж машинам разряжаться нужно, то людям и подавно.
— Слушай, — сказал я, — так может лучше закопаться в землю? Вернее?
— Скажешь тоже. Где ты землю возьмёшь. Кругом асфальт и булыжник. Это за километр идти надо. И потом, трубы отопительные глубоко в земле лежат, надёжно. Не выкапывать же нам двухметровую яму? Так что, снимай башмак, раскладывай кресло, ложись и разряжайся потихоньку.
— А проволока ещё есть? — спросил я.
— Навалом, — сказал Мишка. — Возьми у меня в столе. Там, кстати, «Остров сокровищ» лежит. Ты, вроде, хотел почитать.
Когда на другой день начался диктант, то я, честно говоря, особого просветления в мозгах не ощущал. Скорей наоборот, в голове стоял туман. Мишка, похоже, тоже не очень-то просветлел. Он ёрзал, заглядывал мне в тетрадь и наконец зашипел мне в ухо:
— Как пишется «семафор»? Е или И?
— Точно не помню, — ответил я шёпотом. Пиши «и».
Чем ближе к концу подходил диктант, тем меньше во мне оставалось уверенности. Я просто писал наобум. «Проволока плохая попалась», — даже подумал я.
Мария Николаевна продиктовала последнее предложение и сказала, что даёт нам пять минут на проверку.
— Ничего не соображаю, — растерянно прошептал Мишка, тупо глядя в тетрадь. — Не знаешь, как «собака» пишется? Через О или через А?
Ровно через пять минут Мария Николаевна собрала наши тетради. И тут страшная догадка ударила меня по голове!
— Мишка, — зашипел я, — чего это у вас около дома копают?
— Не знаю, — ответил он. — Мало ли чего.
— А трубы навалены, видел?
— Ну.
— А батареи новые штабелями лежат, видел?
— Ну.
— Ну, ну. Вот тебе и «ну». У вас же отопление меняют, балда! Батареи новые ставить будут. Выходит, мы с тобой вовсе и не заземлились! Трубы-то из земли вынули!
— Выходит, зря… — начал Мишка и запнулся.
Через три дня моя ужасная догадка подтвердилась полностью. Я получил двойку, Мишка единицу.
— Одного только не понимаю, — говорил Мишка, разглядывая свою диктовку, сплошь исчёрканную красными чернилами. — Батареи меняют — это ясно. Трубы из земли вынули — тоже ясно. Но почему тебе двойка, а мне — кол?
Ищу человека
Я размахнулся и уже хотел бросить, но Мишка вовремя успел схватить меня за руку — прямо под нами, из-под моста, почти не слышно вылетел корпус крылатого «Метеора». Мы подождали, пока корабль проплывёт, и я снова приготовился бросать. Вдруг совсем близко раздался резкий милицейский свисток. Мы обернулись. С другой стороны моста быстрыми шагами к нам приближался милиционер.
— Бежим! — крикнул Мишка.
Отдышались мы только тогда, когда уже были далеко от моста.
— Вот уж никак не думал, что бросить бутылку в реку — целая проблема, — сказал Мишка.
— Знаешь, — сказал я, — тут недалеко на набережной есть спуск к воде. Там и кинем.
Через минуту мы были у самой воды. Нева отсюда казалась ещё шире и полноводнее.
— Теперь ты бросай, — сказал я, передавая Мишке бутылку. — Давай только сургуч проверим.
Мы в который раз осмотрели горлышко бутылки, основательно залитое толстым слоем матового сургуча. Всё было в порядке. Сургуч плотно облегал толстое зелёное стекло и имел такие аппетитные, как на пирожных «буше», коричневые подтёки, что его хотелось лизнуть.
— Подальше бросай, — сказал я.
— Попробую, — сказал Мишка. Он размахнулся и вдруг опустил руку. — Нет, не нравится мне тут. Гляди, пароходы всё время снуют, катера носятся. Прибьёт волной к берегу нашу бутылочку, и всё. Или вон та черпалка зачерпнёт в ковш — и привет из Гваделупы.
— А что ты предлагаешь? Сбегать к Бенгальскому заливу и там бросить?
— Зачем так далеко. Финский ближе. И не сбегать, а сесть в лодку, доплыть до Парка Победы и там кинуть. Это уж верняк. Пошли на лодочную станцию. Оттуда на лодке до залива всего минут десять.
У входа на лодочную станцию висело объявление: «Для получения лодки напрокат необходим паспорт или иное удостоверение личности».
— М-да, — сказал я. — У тебя есть какое-нибудь удостоверение личности?
— С собой нет, — сказал Мишка. — Может, за дневником домой сбегать?
— Ну, конечно, — сказал я. — Дневник твою личность удостоверяет. И ещё как! Но здесь твои двойки никому не интересны.
Мы замолчали, не зная, что делать.
Из помещения станции вышел высокий светловолосый парень в синем тренировочном костюме. В одной руке он держал вёсла с уключинами, в другой жёлтую спортивную сумку с надписью «ADIDAS».
Было что-то очень располагающее в его большой и в то же время лёгкой и упругой фигуре, в простом открытом лице с весёлыми зелёными глазами. «Красивый человек», — даже мелькнуло у меня в голове.
— Простите, товарищ, — обратился к нему Мишка. — Вы на лодке едете кататься?
— Верно, товарищ, — ответил парень. — Еду на лодке.
— А в какую сторону? К заливу?
— Точно. Курс норд-вест.
— Ой, возьмите нас, пожалуйста. Нам очень-очень надо.
