— Откуда ты знаешь?
— Так я там живу. А ты к кому?
— Ах, значит ты и есть… — девчонка запнулась.
— Что я и есть?
— Ничего. Вообще-то я к Антонине Петровне. Мама просила передать ей выкройки. Они вместе учатся на курсах.
— Давай мне, я передам.
Девчонка посмотрела на мои руки и сказала:
— Нет, я лучше в другой раз зайду. Или подожду. Твоя мама скоро придёт?
— Скоро. Она в магазин пошла. Можешь зайти, если хочешь. Мне всё равно домой — велосипед чинить.
Дома я усадил девчонку на диван, а сам пошёл в ванную. Видик у меня был страшноватый: куртка порвана, лицо в грязных разводах, на лбу ссадина.
Когда я вернулся, девчонка сказала:
— Вот теперь другое дело.
— А ты вообще-то можешь идти, — сказал я. — Чего зря сидеть. А выкройки я передам.
— Нет, я лучше подожду, — сказала она. — И потом, не очень-то вежливо гостей выпроваживать.
— Да я и не выпроваживаю, — сказал я. — Сиди сколько хочешь. Я думал, ты торопишься.
— Никуда я не тороплюсь. — Девчонка поджала губы и молча на меня уставилась.
Надо было что-то говорить. Но я совершенно не знал, о чём с ней разговаривать. Тогда я сказал:
— А мы вчера с папой в баню ходили. На Разночинную. Папа совершенно в ванне не любит мыться. Веник вот купили…
— Да? А я вчера с родителями в филармонию ходила. Ты был в филармонии?
— Был один раз. На ёлке.
Девчонка прыснула в кулак. Потом спросила:
— Что это у вас на шкафу лежит? Гитара?
— Ага, гитара.
— А кто на ней играет?
— Да никто. Это папе подарили, давно ещё. Так с тех пор там и валяется.
— Можно посмотреть?
— Смотри.
Я встал на стул, достал гитару, обтёр рукавом пыль и протянул девчонке. Она подёргала струны и стала крутить винтики на конце гитары.
— Ты что, играть умеешь? — спросил я.
— Умею немного. Вообще-то я на рояле учусь. В музыкальной школе. Ну и на гитаре немного. Хочешь, сыграю?
— Сыграй, — сказал я.
Если по-честному, то мне понравилось, как она пела. Я даже удивился, что мне понравилось. В комнате сделалось так необычно, что я даже растерялся. Голос у девчонки был сильный и звонкий, и даже когда она пела совсем тихо, я так отчётливо слышал каждое слово, будто она наклонялась к моему уху.
«Сизый лети голубок. В небо лети голубое…» — пела девчонка, чуть кивая головой в такт музыке.
А потом пришла мама.
— О, да у тебя гостья, — сказала она.
— Да нет, — сказал я. — Не ко мне. Она к тебе пришла.
— Здравствуйте, — сказала девчонка. — Мама просила передать вам выкройки.
— А, так ты Верочка. Как хорошо, что ты к нам пришла. Ну, Дмитрий, как ты тут гостей принимаешь? Угостил Верочку чаем? У нас ведь халва есть и торт.
— Да она не просила, — сказал я.
— Видишь, Вера, у него просить нужно. Сам не догадается. Ну-ка, Дмитрий, поставь чайник.
— Спасибо, — сказала Вера. — Мне пора уходить. Мы с мамой будем печь пироги. У меня завтра день рождения. — Она посмотрела в мою сторону и вдруг добавила:
— Я тебя приглашаю.
Когда она ушла, мама сказала:
— Если тебе интересно лично моё мнение, то надо обязательно пойти.
Это всегда так. Когда мама что-нибудь твёрдо решит, она говорит: мне кажется, по моему мнению. Но я-то знаю, что всё это значит. А значит это, что никто на свете маму не переубедит. Поэтому лучше не спорить. Бывает, она и сама потом передумает.
— Ну, сколько можно возиться со всякими гайками и ржавыми железками, — продолжала мама.
— Если металл корродирует, — сказал я, — его надо подержать в керосине, а потом выкрасить свинцовым суриком.
— Правильно. Это ты знаешь. А вот знаешь ты хотя бы, где находится Театр оперы и балета?
— Знаю, знаю. На Театральной площади, рядом с бензоколонкой.
Тут мама вдруг рассмеялась. Хотя ничего смешного я вроде бы не сказал. Там действительно бензоколонка есть.
— Ну какой же ты всё-таки у меня балбес, Димка, — сказала мама. — Помню, когда девчонкой была, я каждый свободный вечер то в капеллу бегала, то в театр. Не потому, что я какая-нибудь особенная. Просто друзья у меня были интересными. А куда тебя может пригласить твой Мишка, кроме как на свалку металлолома. Пойми, Дима, для человека очень много значит среда.
— И четверг, — сказал я.
Но мама на мои слова — ноль внимания. Она продолжала говорить о том, как дружба с интересными людьми прививает культуру, о том, как наши великие писатели устраивали литературные вторники, а великие музыканты — музыкальные пятницы.
А я сидел и думал: почему моя мама такая красивая и так скучно говорит. А мама у меня действительно красивая. Нет, не потому совсем, что это моя мама. Знаете, как в песенках для малышей: нет на свете лучше моей мамы. Она самая красивая, самая добрая. Ну и так далее. Совсем не поэтому. Просто бывают ведь в жизни красивые люди. Вот и мама у меня красивая. Когда мы с ней по улице в хороший солнечный день идём, я вижу, как на неё прохожие смотрят. И мне приятно.
Вообще я иногда думаю: почему говорят — красивый человек или красивый цветок. Посмотришь — действительно красивый, то есть такой, что всё время на него смотреть хочется, и тебе как-то хорошо делается, легко. А почему? Не понятно. Вот если мы скажем: это растение полезное. Тут всё ясно. Значит, из него лекарство можно сделать, или в нём нектара много — пчёлы нектар соберут, будет людям мёд. Или мы говорим: сильный человек. Тоже всё понятно. Значит, может железа много поднять, подкову согнуть. А если человек красивый, как объяснишь?
— А подарок Вере я сама куплю, — говорит в это время, мама. — Ты не сумеешь.
Вот видите. Всё уже решено. Так что лучше не спорить.
Ночью мне снилось, что я качусь на велосипеде с японского вулкана Фудзияма. Я отнимаю руки от руля, ветер толкает меня в грудь, отрывает от велосипеда, и я лечу. Ещё мне снилось, что один великий музыкант пригласил меня и Веру на музыкальный понедельник. Вера играла на электрогитаре и пела на каком-то иностранном языке. А я стучал на барабане.
И только про уроки, которые нам задали на завтра, мне не снилось ничего. А зря.
Глава 2. Если бы я был футбольной командой
