солидарна, отлично его понимаю и, что бы он там не натворил, держу его сторону…
Но только я начала проговаривать про себя эту тронную речь, как дверь, наконец, распахнулась - и все, что я могла бы в идеальных условиях сказать или не сказать брату, застряло у меня в глотке.
Он стоял на пороге, одетый в черное - носки, джинсы, футболка, - и молча глядел на меня, - меж тем как с лицом его творилось что-то невообразимое. Как ни старалась я отвести глаза, взгляд мой, как магнитом, притягивало хаотично движущейся формой: рот, нос, веки, обе щеки, кожа на лбу - все так и ходило ходуном, точно Гарри представлял какой-то странный мимический спектакль… И страшнее всего было то, что брат, похоже, вовсе
Атмосфера «второго дома» показалась мне на редкость мрачной - зловещие резные маски невесть когда успели вернуться на темно-багровые стены. Стараясь не глядеть на них - впрочем, они, по крайней мере, были неподвижны! - я сбросила дубленку, ботинки и засеменила вслед за Гарри в его кабинет. Тот, войдя, на мгновение отвернулся к окну, - а, когда снова взглянул на меня, лицо его уже хранило относительное спокойствие, лишь правый уголок рта слегка подергивался; небрежным кивком он указал мне на обтянутый черным велюром диван, - и я, как обычно, повиновалась, присев на краешек. Гарри плюхнулся рядом, перекатывая в ладонях хрустальный шар:
- Что, Анька наябедничала уже?.. - как ни в чем не бывало, спросил он, испытующе глядя на меня и ухмыляясь. Я грустно кивнула, все еще стыдясь навязанной мне глупой роли.
- Сама виновата, - холодно резюмировал брат, и я решила было, что слова эти относятся ко мне - но, видимо, ошиблась, ибо в следующий миг Гарри продолжил: - Никто не просил ее мешать мне работать. В конце концов, мое терпение тоже имеет предел…
- Да что ж такого она натворила-то? - не выдержала я, но Гарри только махнул рукой и досадливо вздохнул, как бы говоря: «Э, да что там…». Несколько секунд мы сидели молча, не глядя друг на друга, и брат машинально перекатывал хрустальный шар в ладонях, словно собираясь показать какой-нибудь хитроумный фокус с его исчезновением.
Так все-таки - что же случилось?.. Анна грубила его клиентам?.. Или, наоборот, - заигрывала с ними?.. Врывалась в кабинет во время сеанса?.. Разоблачала секреты мастерства?.. Ах, если бы, если бы… увы, все было гораздо хуже. Ну так, может быть, она доводила его до сексуального истощения (спросила я деликатным, но вполне профессиональным тоном)?.. Хуже, хуже... Но что же тогда, черт возьми, что? Что?!.. Тут-то брат и повторил почти дословно фразу Анюты, так удивившую нас накануне: она, верите ли, нет, оказалась мощнейшей энергетической вампиршей - и за день успевала вытягивать из него, Гарри, столько жизненных сил, что для клиентов, почитай, ничего и не оставалось…
Но каким образом?.. (я благоразумно решила не спорить, а выслушать все до конца). И тут Гарри понес что-то совсем уж несусветное. Вообще-то, сказал он, Анютка - чудесная девушка; ничего дурного она, конечно же, не замышляла, и он с удовольствием жил бы с ней и дальше - и в конце концов женился бы, если б не одно «но»: в ауре ее имеется дыра, через которую и утекала их общая энергия - увы, отнюдь не во вселенную, как полагал он, Гарри, вплоть до того дня, когда ему пришла в голову благая мысль исцелить любимую женщину от этой напасти.
Как ни пытался он залатать отверстие, ничего не выходило: чей-то энергетический «хвост», присосавшийся к Анне наподобие пиявки, оказался слишком мощным, чтобы Гарри мог его нейтрализовать. Тогда он решил, по крайней мере, отследить паразита… Сосредоточившись на Аннином внутреннем «я», он зацепился волевой чакрой за кончик «хвоста» и отправился в неведомое; но, чем дальше забирался, перехватывая тугой энергетический жгут астральными ладонями, тем хуже и тошнее ему становилось - и тем острее ощущалось присутствие чего-то очень сильного, злобного и дьявольского - чего-то такого, что, как полагал Гарри, и было причиной всех его затруднений. На середине пути его чуть было не одолело искушение остановиться и повернуть обратно, - но он переборол себя и упрямо двинулся вперед - к разгадке мерзкой тайны. И вот она уже маячит совсем близко, обдавая Гарри тошнотворным смрадом и томя его душу адским, невыносимым, пронзительным воем; собрав воедино все внутренние силы, призвав на помощь всех известных ему духовных учителей, одним мучительным рывком Гарри швырнул свое астральное тело к самому основанию энергетического «хвоста» - и, взглянув, наконец, третьим глазом на то, что так долго и страшно мучило его, увидел…
До сих пор Гарри как-то удавалось держать свое лицо в узде, но с приближением
- Это был старый пердун Калмыков!!! - в ярости заорал брат, размахиваясь и запуская хрустальным шаром в стену; тот со всего разгону в нее впечатался, затем с жалобным чпоком отскочил на пол и мягко покатился по паласу, оказавшись, к моему радостному облегчению, целым и невредимым. Впрочем, я давно подозревала, что мой бережливый братец из экономии рано или поздно перейдет на оргстекло.
Дорожную сумку с вещами Анны я тем же вечером привезла домой - вместе со странным чувством, что ситуация пятилетней давности повторяется, только в роли Гарри теперь я, а несчастная Анна исполняет унизительную и неблаговидную роль Оскара Ильича. В ту же ночь она уехала к родителям, на чем ее краткое участие в Гарриной жизни и завершилось. Мне же на долю выпало самое трудное - лечить братнину психику, после нескольких месяцев семейной жизни расшатанную, как молочный зуб. Терапия моя сложностью не отличалась - игра в шахматы на достойном уровне, тихие, неспешные беседы за рюмкой «Хеннесси», романтические вечерние бдения на мосту через Водоотводный канал с пакетом искрошенного хлеба… - словом, привычные, уютные развлечения, ограниченные разве что одним суровым табу, которое, впрочем, давалось нам без особого труда - благо с некоторых пор я и сама себе строго-настрого запретила думать о профессоре Калмыкове.
К чему лукавить?.. В первые дни нашей ссоры я еще тешила себя надеждой на примирение - и, бывало, часами бездумно паслась под окнами факультета, желая и боясь «случайной» встречи (дверь Владова кабинета с некоторых пор неизменно была заперта наглухо и на мой стук партизански молчала, даже если из-под нее пробивалась предательская полоска света!). Что ж, мое терпение было вознаграждено сторицей. В один волшебный зимний вечер, после полуторачасового ожидания промерзнув до костей, я, наконец, увидала то, чего никогда прежде не видывала - Влада в длиннополой шинели и каракулевой папахе, придающей его лицу что-то военное и чужое; величественно спустившись с оледенелого крыльца, он по- военному же размашисто, молча, с надменно сжатым ртом прошагал в мою сторону - и, грубо швырнув мне под ноги папку с дипломной работой, тяжелой маршевой походкой двинулся прочь.
А как раз накануне до меня дошла скабрезная сплетня о некоей Алисе - третьекурснице с платного отделения, стройной стильной брюнетке, ничуть не похожей на Анну и вдобавок стриженной под хищный черный ежик: дескать, накануне экзамена профессор подкатил к ней с очень конкретным предложением - которое, если верить слухам, звучало так: «Лучше уд в руке, чем «неуд» в зачетке, хе-хе»…
