дня после моего великолепного разрыва с «гадом Владом», профессором Калмыковым тож.
Был уже вечер и наше семейство, кто как любил и умел, предавалось тихому послеужинному отдыху, - когда в прихожей вдруг раздался звонок; после недолгого шебуршения за дверью гостиной папа, стыдливо прикрывая свои широкие цветастые «семейки» свежим номером Elle, испуганным шепотком сообщил, что меня спрашивает «какая-то странная девушка». Что за девушка? Но папа опасливо прошептал, что имени ее не расслышал - его заглушили душившие гостью истерические рыдания. Делать нечего - пришлось оторваться от компьютера, по чьему экрану как раз в этот миг запрыгали веселые гусеницы карточных колод, и выйти к загадочной визитерше.
В прихожей было пусто - очевидно, отец не рискнул пригласить чересчур эмоциональную гостью войти! - но дверь на лестницу оказалась чуть приоткрытой, и оттуда и впрямь доносились сдавленные всхлипывания. Кто бы это мог быть?.. Я осторожно выглянула в щелку… и, прежде чем успела в испуге захлопнуть дверь, нечто похожее на только-только вылупившегося, еще необсохшего, мокрого, долгоногого, красноглазого страусенка с воем вскочило с грязных ступеней и кинулось мне на шею!.. Несколько секунд я в растерянности обнимала гостью, лихорадочно пытаясь сообразить, кем же она может нам приходиться, - и лишь после того, как «страусенок», чье лицо было безбожно выпачкано ярко-синими подтеками, отпрянул, чтобы с шумом высморкаться в тонкий бумажный платочек, я с изумлением смогла вычленить в его облике мелкие, но говорящие детали: трогательную шейку-стебелек, на которой так ловко сидит маленькая, плохо ощипанная, вся в каких-то струпьях головка… пушистое синтетическое боа… длинные, худые ноги в яркокрасных колготках, торчащие из-под короткого желтого манто… Господи! Да может ли это быть?! Анна!
То был первый раз, что она меня навестила, - честно говоря, я и не подозревала, что ей известен мой адрес... Но что привело ее сюда, да еще в таком состоянии?! Грешным делом я была уверена, что уж у кого-кого, а у нее-то все должно быть прекрасно: вот уже несколько месяцев Анюта жила у Гудилиных на правах официальной невесты (они с Гарри недавно расписались и теперь с нетерпением ждали дня свадьбы), и, кажется, Захира Бадриевна успела всей душой привязаться к доброй, домовитой девушке, которая тоже, в свою очередь, обожала будущую свекровь… Или не так?.. Так… Ну, а что же случилось?.. Но Анна только судорожно всхлипывала, утыкаясь носом мне в макушку, - и, даже когда я втащила ее в прихожую и помогла освободиться от цыплячьей шубейки, по-прежнему не могла толком выговорить ни слова. Не выдержав, я схватила ее за дергающиеся плечи и с силой затрясла. В чем дело? Подвывает. Не поладили с тетей Зарой?.. Мотает головой. Что-то с Гарри?.. Отчаянный кивок. Тут уж мне и впрямь стало не по себе. Да что случилось-то, Господи?.. Что?!
- О-он в-в-выгнал меня!.. - внезапно выкрикнула бедняжка сквозь душивший ее горловой спазм - и, словно этот вопль пробил в ней тщательно выстроенную плотину, вновь зарыдала в голос. Чувствуя одновременно изумление и облегчение, я отпустила ее. Меж тем в прихожую, привлеченные странными звуками, выползли мои родители - мама в красном шелковом кимоно, папа - в линялых джинсах и зеленой футболке, но по-прежнему с номером Elle в руках; оба разглядывали бывшую Русалочку с нескрываемым любопытством.
Анна беспрерывно плакала и тряслась, пока я вела ее в кухню, усаживала за стол, пыталась напоить вкусным жасминовым чаем вперемешку с валокордином; с горем пополам осилив несколько глотков, она, наконец, немного пришла в себя - и смогла почти связно объяснить, что произошло. Я просто ушам своим не верила: оказывается, час назад Гарри выставил ее из дому, не дав даже собрать вещи - и пообещав, что завтра же привезет их ей самолично (на этом месте лица моих родителей озарились мягкими ностальгическими улыбками). Он, мол, ни секунды больше не желает терпеть ее присутствие в квартире… Но почему?! Экс-Русалочка снова всхлипнула и затряслась: ей и самой хотелось бы понять - почему?.. Вроде бы она так хорошо вписалась в их семью - так скромно себя вела - никогда не позволяла себе лишнего - поддерживала в доме уют, научилась вкусненько стряпать - даже сама Захира Бадриевна, знатная кулинарка, ела да нахваливала! В общем, все шло замечательно, вот только сам Гарри в последнее время стал каким-то странным: вечно придирался к ней, Анне, изводил ее, требовал чего-то такого, что она не понимала и понять не могла - и все ее жалкие попытки угодить ему лишь сильнее его раздражали:
- Заставлял играть с ним в эти… как их там... ну, шашки... А я все никак не могу запомнить - как они ходят-то, эти шашки дурацкие?..
- Так он что же, из-за шаш… из-за шахмат тебя выгнал?! - спросил папа, от изумления чуть не выронив журнал, все это время подвергавшийся в его руках жестоким, хоть и бессознательным измывательствам. Анна протестующе замотала ощипанной головой:
- Да нет! Выгнал он меня за то, что я сосала у него энергию!..
- Что-о?!
- Так он сказал… - и бедняжка снова забилась в истерике, лихорадочно стуча зубами о край фарфоровой кружки.
В тот вечер мы еще долго утешали Анну - и в конце концов оставили ее у себя ночевать. Несчастная униженная девушка не отваживалась вот так, внезапно, вернуться домой, где все уже свыклись с ее скорым замужеством - и, так сказать, вычеркнули из списка жильцов: родители, наконец, признали, что дочка выросла, и подали на развод, а младший брат, с которым она раньше делила комнату, давно привел на ее место собственную герлфренд - такую же кинематографическую блондинку, только постервознее… Наутро - то была суббота - стало ясно, что надо что-то решать. За завтраком устроили семейный совет. Я всегда любила эти уютные домашние сходки, но тут, едва мы уселись за стол, мне стало не по себе - откуда-то появилось странное чувство, словно я в чем-то виновата, - и я тщетно искала причину этого, пока, наконец, не осознала, что на сей раз именно я - главный герой сборища и на меня со всех сторон устремлены испытующие взоры, где надежда смешана с укоризной. И то сказать: ведь я в их глазах была единственной, кто способен хоть как-то разобраться в загадочных Гарриных мотивах, а то и повлиять на них!.. Такое доверие мне льстило, да и Анну, глядевшую на меня, как на Господа Бога, было жаль, - может быть, потому-то я и не решилась признаться в том, что и сама давным-давно перестала понимать своего названого братца.
Я позвонила Гарри домой - но там никто не брал трубку, кроме автоответчика, металлическим тети- Зариным голосом приказавшего мне оставить сообщение после звукового сигнала. Позвонила на мобильник - тот был отключен. Анна, однако, уверяла, что Гарри дома: в субботу, сказала она, он обычно отсыпается после нелегкой трудовой недели - и до самого вечера никуда не выходит... Домашние вновь устремили на меня тяжелые, выразительные взгляды; расшифровывать их не было нужды - я и так уже поняла, что мне, хочешь не хочешь, а придется пилить через всю Москву с почетной миротворческой миссией…
Задыхаясь в ненавистном метро, я думала о том, что, хоть у меня и недостало храбрости и силы воли, чтобы противостоять объединившимся гаррифобам, я все-таки не могу не понимать всей степени идиотизма их претензий. Ну, что я скажу брату?.. Как объясню свое внезапное появление?.. На каком основании я вообще должна влезать в его личную жизнь?.. Поезд, тем не менее, неумолимо вез меня к нужной остановке, и так же неумолимо ноги несли меня к Гарриному дому. Консьержка. Лифт с антивандальным покрытием. Знакомый с детства этаж. Соловьиная трель. К моему удивлению, шаги за дверью раздались почти сразу же, как только я надавила на кнопку; очевидно, подумала я, Гарри все-таки был готов к тому, что к нему придут за объяснениями. Тем лучше: сейчас я прямо с порога выпалю, что, мол, абсолютно с ним