составлены. Поводом к ним и предметом содержания было монтанистическое движение в Малой Азии, — явление само по себе очень важное и выдающееся в истории Церкви. Из-за него и произошло разногласие (????????? ??????????) среди христиан. Мученики, очевидно, придавали всему этому большое значение: маловажными вещами в таком положении они не стали бы заниматься. А если написали письма из тюрьмы, то, несомненно, постарались тотчас же или в возможно скором времени и послать их. Таким образом, можно думать, что все письма были отправлены в разгар гонения, т. е. в том же 177 г. (может быть, в середане).
По окончании же гонения лионские христиане, изложив историю его в форме послания к Церквам асийским и фригийским, присоединили к последнему или в извлечении, или полностью[992] и эти письма мучеников, чтобы ими доказать правоту высказанного также в послании суждения их о монтанистах.[993] В таком виде, вероятно, и познакомился с письмами Евсевий.
Одно из писем, адресованное папе Элевферу, исповедники еще во время гонения поручили отнести как раз св. Иринею, послав его с этой целью в Рим.
Об этом прямо свидетельствует отрывок из послания, сохранившийся у Евсевия. Здесь мученики, как мы уже видели, говорят: «Отнести к тебе (Элевферу) это письмо мы убедили сообщника и, брата нашего Иринея».[994]
Из всего сказанного сейчас можно сделать такие выводы-в отношении к биографии св. отца.
1) Время его вторичной поездки в Рим (первая — в 154-155 п) падает на 177 г., когда мученики, посылавшие его, были еще в темнице (ev 8ес|юц 8X1 map%ovr8<;)[995] и когда, вероятно, жив был, в частности, епископ Пофин,[996] может быть, сам и давший Иринею такое поручение.
2) Главной, а может быть, и единственной целью поездки было именно отнесение письма.[997] Об этом прямо говорит приведенное нами сейчас место из него; в то время как других поводов к путешествию св. отца нигде не указывается. [998]
3) Содержание письма, несомненно, касалось волновавшего тогда всех монтанистического движения; причем Ириней был, вероятно, послан лично в качестве представителя Лионской церкви; может быть, даже с поручением дать устные разъяснения Элевферу по поводу монтанизма.
Как же относился он к новому движению?
Этот интересный для нас вопрос мало разработан в современных исследованиях. Ответы на него даются, однако, разные. Некоторые западно-европейские ученые утверждают, что в 177 г. св. отец «симпатизировал» монтанистам,[999] точно так же, как и мученики «относились сочувственно» к новому движению,[1000] почему и «ходатайствовали» за руководителей его перед папой Элевфером.[1001] А Гильгенфельд говорит, что Ириней «принял монтанистов под свое покровительство» даже во время написания Contra haereses.[1002] В последнее время в согласии с ними высказался из русских А. И. Покровский. По его мнению, «из содержания первых семи глав V книги “Церковной истории” Евсевия нетрудно убедиться, что... галльские исповедники по общему своему настроению и духу стояли довольно близко к монтанистическим пророкам, хотя, конечно, и не разделяли всех их крайностей».[1003] Точно также и Галльский собор, который был созван (как думает автор) по поводу нового движения в 178 г., «высказался в тоне сочувствия к монтанизму» и, в противоположность восточному Иерапольскому (в 70-х гг.), «берет даже монтанистов под свою защиту».[1004]
Св. Ириней во всех (также и протестантских) руководствах по истории Церкви и догматов (Dogmengeschichte) рассматривается[1005] и в действительности является представителем и выразителем церковных взглядов и самосознания своего времени. Когда говорят о христианской Церкви второй половины II в., то обычно ссылаются именно на его сочинения.
Поэтому уже, a priori рассуждая, трудно предположить, чтобы он сочувствовал антицерковному по своему характеру монтанизму.
В учении св. отца весьма важное значение имеет взгляд его на Церковь. Он постоянно настаивает на необходимости принадлежать к ней, руководствоваться ее разумом при истолковании Св. Писания, держаться хранимого ею предания и веры.[1006] Вне Церкви, по его воззрению, нет ни истины, ни спасения.[1007] Все отделяющиеся от нее по тем или иным мотивам подлежат строгому суду Божию.[1008] .
«Церковь» св. отец представляет, с одной стороны, как тело Христово («corpus Christi»),[1009] а с другой — как общество людей, держащихся одной веры. Отсюда и различается у него Вселенская церковь,[1010] единая во всем мире, от Церквей поместных — Римской, Смирнской, Галльской и других.[1011] Таким образом, в отличие от монтанистов, он ясно определяет ее уже с внешней, юридической, так сказать, стороны, что проявляется также и в самом противоположении ее еретическим и раскольническим общинам.[1012]
Неразрывно с этим и учение св. отца о преемственном монархическом епископате. В противоположность монтанистам, Ириней весьма решительно защищает его и выясняет смысл его существования. У него впервые так полно выявился церковный взгляд на епископов.
Преемство их, по учению св. отца, есть наиболее верный и самый главный признак Церкви.[1013] Без епископов ее не может быть. Они явля-ются хранителями истинной веры,[1014] апостольского учения во всей его чистоте и церковного Предания.[1015] Не будь их, последнее перестало бы существовать в настоящем его виде. Тем и отличается Церковь от еретических обществ, что у них нет правильного преемства епископов.[1016]
Епископат же оказывается, по св. Иринею, носителем всех благодатных дарований (charismatum). В его время, как нам уже приходилось говорить, необычайные дары Св. Духа еще не иссякли в Церкви. И сам он энергично защищает их в Contra haereses, III, 11,9.[1017] Но уже во многих других местах этою сочинения у него говорится, что в полной мере и по праву духовными дарованиями могут обладать, собственно, лишь епископы. «Тем, которые в Церкви, должно следовать пресвитерам, которые имеют преемство от апостолов (qui successionem habent ab apostolis), которые с преемством епископата, по благоволению Отца, получили известное дарование истины (charisma veritatis)».[1018] «Итак, где находятся дарования Господни (charismata Domini posita sunt), там надлежит учиться истине у тех, которые имеют преемство церковное от апостолов, здравую и неукоризненную жизнь и неискаженное и неповрежденное учение. Ибо они сохраняют нашу веру в Единого Бога... приращают любовь к Сыну Божию... и безопасно излагают нам Писания...».[1019] Епископат, таким образом, является у св. отца в качестве органа Св. Духа. Несомненно, подобным учением свобода дарований, за которую так ратовали монтанисты, значительно суживается, делаясь принадлежностью не всех христиан, а только иерархии.
А в IV, 33, 8 Contra haereses Ириней высказывает даже такую мысль, что пророчество и другие дарования ниже превосходного дара любви, хранимого, в Церкви,[1020] чего также не могли, конечно, вместить монтанисты.
Противоположным им был и взгляд св. отца на канон священных книг. Ириней говорит, что Евангелий должно быть четыре — не больше и не меньше.[1021] Всякое дополнение к существующим книгам Св. Писания он считал уже дерзостью[1022] и грозит за подобные поступки строгим наказанием от Бога.[1023]
Все эти пункты в учении Иринея направлены в защиту и оправдание как раз того именно «устройства» Церкви, какое монтанисты считали «омирщением» и против которого так энергично ратовали.
Их взгляды на новое пророчество как новое откровение, дополняющее св. книги Нового Завета, защита ими свободы духовных дарований для простых, не посвященных людей, их протесты против
