считать необычным в греческой номенклатуре. Его носили и раньше, и во времена св. Иринея поэт антологии, например, один грамматик, епископ Тирский и др.[26] Затем, исторически не известно и ниоткуда не видно, чтобы у св. отца были какие-либо реальные мотивы к перемене своего имени.[27] Да и вообще на этом основании нельзя делать никаких заключений, так как в настоящее время по недостатку исторических свидетельств мы лишены возможности определенно утверждать, какие слова и имена употреблялись в известной стране и местности, особенно ввиду того, что греческая колонизация и культура внесли в этом отношении много путаницы. А если уж делать какие-либо выводы, то скорее в обратную по сравнению с Гарвеем сторону. Так и поступает большинство исследователей, доказывающих,греческое происхождение св. Иринея;[28] и хотя само по себе это основание не убедительно при определении национальности,[29] тем не менее, думаем, гораздо естественнее и правильнее из греческого имени[30] заключить к греческому происхождению, чем сирийскому,[31] тем более что под гипотезой Гарвея не имеется никаких положительных исторических данных.
Сирийский и еврейский языки родственны между собой; поэтому при отличном знании последнего возможно знакомство и с первым. А отсюда и ссылка Гарвея на хорошее знание св. Иринеем еврейского языка имела бы некоторое значение, если бы соответствовала действительности. Однако уже сам св. отец считает себя неопытным в еврейском языке и отсылает в подтверждение своего толкования значения еврейского имени «Иисус» к «periti eorum» (ученым еврейским).[32] И эта «неопытность» есть действительный факт. Достаточно прочитать хотя бы главу 24 второй книги «Против ересей», где объясняется значение имени «Иисус», или главу 35 той же книги, где толкуется смысл разных имен, прилагаемых евреями к Божеству,[33] чтобы понять, что св. отец очень плохо знал еврейский язык[34] и всеми толкованиями своими «обязан, вероятно, также не очень знающему еврею»: настолько они «не ясны и сомнительного достоинства».[35] Кроме того, во многих местах своих сочинений сам Ириней выразительно подчеркивает, что ни еврейский, ни другой какой-либо сходный с ним язык не есть его при, родный, на котором он говорил бы с детства. Таковым является, по его словам, греческое наречие. Так, во второй книге «Против ересей», гл. 24,2, он замечает об евреях: «Они пишут иногда по порядку, как и мы (sicuti et nos), — а выше св. отец сравнивает именно греческий и еврейский языки, — а иногда в обратном направлении» и т. д.[36] Или еще яснее в книге «Доказательство апостольской проповеди», § 53: «Он (Христос) носит двойное имя: на еврейском языке — Мессия Христос и на нашем — Иисус Спаситель».[37]
Но если бы даже Гарвею и удалось обосновать факт хорошего зна^ ния св. Иринеем еврейского языка, то из этого можно было бы сделать вывод только о знакомстве с сирийским. Однако ученому автору необходимо доказать не знакомство только, а знание, и притом такое, которое говорило бы, что сирийский язык — есть язык матери Иринея и его самого с рождения. Но очевидно, что из первой посылки силлогизма Гарвея — о знании еврейского языка — нельзя сделать такого вывода; скорее можно было бы заключить к еврейскому происхождению св. отца, чего не предполагает и Гарвей. Поэтому-то и взятая во всем ее объеме ссылка ученого на знание еврейского языка св. Иринеем никоим образом не может доказать сирийского происхождения последнего.
Что касается шероховатости стиля сочинений св. отца, то, указывая на нее, Гарвей имел в виду собственные слова Иринея (уже отчасти приведенные нами выше)[38] в предисловии к 1-й книге Contra haereses. Английский ученый понимает их так, что св. отец, пиша свое сочинение на греческом языке, вынужден был внести в него некоторые кельтские слова и выражения (idioms). Но влияние кельтского наречия сказалось бы несомненно в меньшей степени, если бы греческий язык был природным языком Иринея. Очевидно, св. отец лишь научился ему, будучи в детстве привезен из Сирии в Смирну; и как приобретенный, а не природный, этот язык скорее поддался иноземному влиянию.[39]
Однако прежде всего мы должны сказать, что Гарвей произвольно толкует слова Иринея. В полном виде место, которое имеет в виду английский ученый, читается так: «Ты не будешь, — обращается св. отец к другу, — требовать от меня, который живет среди кельтов и по большей части имеет дело с варварским языком ни искусства речи которого я не изучал, ни писательской способности которую приобрести не старался, ни красоты выражений и увлекательности которые мне чужды. То, что напишу тебе просто, истинно и обыкновенным языком. Как видим, у Иринея нет даже и намека на введение им в свое сочинение кельтских слов и оборотов. Он отмечает лишь простоту и безыскусственность своего стиля. Вероятно, св. отец держался обычного, по-видимому, в его время взгляда, что от писателя требуется особая манера вычурно, витиевато, красиво выражаться. У него такой способности, по его признанию, не было: Этот «недостаток» он и отмечает в разбираемом месте. Понимать его слова иначе, значит навязывать ему свои мнения, приписывать Иринею то, чего он не думал и не говорил.
Не дает подтверждения мнению Гарвея и сохранившийся доныне греческий текст 1-й книги «Против ересей». Тщательный анализ его,. произведенный Фреппелем,[40] Роопсом[41] и другими учеными, не обнаружил в нем каких-либо специально кельтских выражений. Не указывает их и сам Гарвей. И по общему отзыву большинства исследователей,[42] язык Иринея, хотя и простой, но вполне литературный; так что, как справедливо отметил Роопс, приведенные выше слова св: отца говорят скорее о скромности (modesty) их автора,[43] чем о действительном недостатке его стиля.
Но если бы даже и удалось доказать наличие кельтских идиоматизмов в греческом языке Иринея, делать отсюда заключение к сирийскому происхождению св. отца едва ли возможно. Нам кажется, что кельтские выражения одинаково могли быть усвоены сирийцем и греком; и' дело, собственно, не столько в происхождении Иринея, сколько в постоянном обращении его с варварским наречием кельтов. Кроме того, сам Гарвей признает, что свои ранние годы (the years of boyhood) Ириней провел в Смирне, где и научился греческому языку.[44] А известно, ^ что дети весьма способны к усвоению языков, научаются говорить на иностранных наречиях гораздо раньше старших и помнят их дольше. Чужой язык, еслина нем приходится все время объясняться в детстве, нередко даже заменяет и вытесняет родное наречие, что замечалось, например, среди русского аристократического общества, представители и представительницы которого, хорошо объясняясь по-французски и по-английски, не могли часто составить правильно простой рус-ской фразы.[45] Поэтому даже с точки зрения английского ученого св. Ириней должен был хорошо знать греческий язык; и еще вопрос, какое наречие мог он помнить· лучше, живя и вращаясь среди кельтов; тем более что греческий язык был международным в то время.
Поэтому и вообще за разобранным основанием Гарвея нельзя признать большого значения.
Роопс[46] подробно разбирает все 105 цитат, которые, по мнению Г ар вея, взяты св. Иринеем из Пешито [сирийского перевода Св. Писания], и находит, что 30 примеров, приведенных английским ученым, не доказательны; в 5-и случаях иринеевский и сирийский тексты расходятся; в 36-и — видно влияние латинского перевода; в 16-и — кодекса Безы (Д); в 3-х — другах манускриптов; 8 можно приписать плохому переводу; 2 взяты из еретических сочинений, и Ириней за них не ответственен. Только 5 нельзя отнести на счет существующих текстов. Но если .бы все кодексы сохранились, вероятно, можно было бы и это объяснить помимо Пешито. Таким образом, мнение английского ученого несомненно ошибочно.
Объясняя же разницу в цитации, Роопс приходит к любопытным выводам. По его мнению, переводчики Иринея (а также· и переписчики) для придания своему переводу большей ценности и облегчения труда приводили иринеевские цитаты так, как они стояли в кодексах, распространенных в их время, КIX—XIII вв., когда появились сохранившиеся доныне латинские рукописи сочинений св. отца, таких осложнений накопилось достаточно, и теперь мы имеем дело во многих случаях не столько с иринеевским чтением текстов, сколько с позднейшими наслоениями и влияниями; так что решить, каким кодексом пользовался сам св. отец, в настоящее время не легко. Ввиду этого и вообще основание, выдвинутое в данном случае Гарвеем, не может иметь особенного значения.[47]
При определении кодекса Св. Писания, бывшего у Иринея, приходится делать лишь более или менее
