- Смотри, пожалеешь. Как насчет «постепенно» и все такое.
- Если я не буду доверять тебе, то ничего не получится. И лучше начать это сразу. Исходные установки тебе известны.
- Ладно. Но ты уж не терпи как пленный партизан, скажи мне, когда остановиться. И куртку пижамную сними. Я тебя хочу ласкать, а не куртку.
Как пленный партизан, надо же. Хорошо, скажу. И куртку сниму. Кивок заставляет её на секунду задуматься, потом она кивает в ответ собственным мыслям и её губы оказываются в каком-то миллиметре от моего уха. Она не касается, нет я ощущаю только теплый воздух от её дыхания. Что она сейчас сделает? Поцелует? Что это? Что это такое? Щекотно. Нестерпимо щекотно. Смех разбирает совершенно невольно.
- Штушутушутушутушутушутушутушу-чмок.
- Что это было?!
Она сейчас очень довольна и широко улыбается. У неё желтые зубы, как у меня, только ровнее. Оказывается это не так уж ужасно, иметь желтые зубы. По крайней мере мне нравится, что она улыбается и не волнует цвет её зубов.
- Это песенка влюбленного ёжика.
- Что?!
- Песенка влюблённого ежика. Все ежики её поют когда влюбляются.
- А ты ежик?
- Нет, я просто люблю петь и мне показалось, что это не худшая серенада для любимого мужчины.
Любимый мужчина. Вот я кто, оказывается. Не шпион, не профессор зельеделия, не упивающийся смертью, и не обвиняемый, я любимый мужчина. Какая-то новая профессия. Её надо осваивать. Повышать квалификацию.
- И что от меня требуется?
- В каком смысле?
О, Мерлин, как это приятно. Она сопроводила свои слова прикосновением. Это чертово тело просто не успело испугаться, когда она провела кончиками пальцев по моей руке от плеча до кисти.
- В смысле, что должен делать любимый мужчина?
- Ничего. Это любящий должен что-то делать. И-то, это его собственное решение.
- Но поблагодарить-то я тебя должен.
Поцелуй в плечо и тихий смешок.
- Смешной ты. Это все равно, что благодарить голодного, за то, что он съел все лишние припасы в твоей кладовке.
Её щека у меня на левом плече, а ладонь - на правом. Мне тепло. Если опустить взгляд, то можно видеть её правую руку с украшенным бирюзой кольцом на безымянном пальце. Рука лежит у меня на бедре ближе к колену. Она очень белая, особенно по контрасту с черным шелком пижамы. Ни следа загара, как у настоящей женщины эпохи Возрождения.
- Из нас двоих голодный - это скорее я.
- Нет, Северус. Мы оба голодны. Мы оба были одиноки. Я взрослая женщина, мне тридцать лет, а у меня ни разу еще не было случая приласкать мужчину. А знаешь, как хотелось. Ты многое даешь мне. Сама твоя решимость попробовать - это очень много. Так что если ты решил, что сейчас происходит нечто одностороннее, ты очень ошибся.
- Ну вот всегда так. Как что-то важное, так сразу здорово ошибся.
Мягкие прикосновения. Теперь я знаю как это бывает, когда легкие пальцы и губы нежно прикасаются к плечам. Почти хочется, чтобы было больно, потому что кажется, что от этих прикосновений боль уйдет.
- Это не смертельно. Теперь ты знаешь, что мне очень хорошо. Я могу быть нежной, а раньше не могла. Я никогда не хотела навязываться тому, кому не нужна. И не хотела, чтоб мне навязывались те, кто мне не нужен. И никогда никаких синиц.
Она целует мне грудь и плечо в перерывах между словами. И гладит. И мне хорошо и я не боюсь. Нет, не так. Я с самого начала не боялся. Тело, тело не боится. Почему? И еще синица какая-то.
- Причем тут синица?
- Ну, поговорка такая есть, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Мне не нужна синица. Мне даже журавля мало. Мне нужен феникс, потому что я - дракон. Парой дракону может быть только феникс, как на твоей пижаме.
Хихикает.
- Как на пижаме?
- Ага. Дракон и феникс, играющие с жемчужиной - это классический свадебный сюжет. Только получается, что ты - невеста.
Я - невеста? Это интересно.
- С чего это?
- Дракон - жених. Феникс - невеста. Так обычно бывает. Я родилась в год Дракона, а ты - член Ордена Феникса, не прими за оскорбление. Забавно, правда?
Действительно забавно. А еще мне хочется поцеловать её. Дотянуться губами до пушистых рыжих волос и целовать. И я так и поступлю.
- Хотя, если разобраться в цветовой символике, то дракон бирюзовый, а это женское начало Инь, а феникс красный, соответственно это мужское начало Ян.
Макушка, лоб висок, скула… Надо это прекращать, а то меня ничем потом не остановишь, а это неправильно и рано. Почему телу все еще не страшно? Что происходит? Щека, челюсть, уголок рта… Мягкая грудь под тонкой тканью, руки гладят мою спину. Медленно и осторожно, словно ей страшно, что шрамы от кнута будут болеть. Шрамы от кнута. Меня били словно какую-то клячу водовозную, словно животное, а она трогает эту дрянь. Мерлин великий, да как можно позволять ей этой мерзости касаться?!
- Достаточно пока, да?
Вздыхает, надо же. Ей еще и жаль, что она больше не трогает эту гадость.
- Ты…не трогай мне спину, ладно?
- Там у тебя шрамы. Болят?
- Нет. Они старые, просто противно. Я весь в шрамах.
- Шрамы украшают мужчину.
- Не стоит говорить банальностей. Это говорили тогда, когда шрамы являлись следами сражений. И украшали в основном мужской фасад, а никак не спину. Мои шрамы - следы глупости и позора. Только и всего. Это вот Люпин постарался, когда я как последний идиот повелся на «Слабо». Я не виню оборотня. Я всегда ненавидел за это Блека. К Люпину у меня другие претензии.
- Знаешь, я верю, что в мире есть справедливость. В конце концов он отсидел двенадцать лет за покушение на твое убийство. Мне всегда казалось, что это его пусть не сразу, но наказали как он того заслуживал.
У магглов пишут о нас книги. Это надо себе почаще напоминать, а то я так и буду ходить в состоянии, как там было написано? Ах, да! Тотального удивления.
- Я считаю так: или Блек понимал, что делает, когда отправлял тебя под иву, тогда это покушение на убийство и ему прямая дорожка в Азкабан; или он не понимал, что делает, тогда, значит, он в свои 16 лет был совершенно невменяем и его следовало отправить в Сент-Мунго, потому что он опасен для окружающих. А никто даже не почесался.
Вот так. Через двадцать пять лет после инцидента со мной кто-то полностью согласен. Это не просто утешает. Это пожалуй даже радует. А Блек отсидел. Забавно, пожалуй я и впрямь буду с сего дня считать, что он сидел за то, что едва меня не угробил. Греет душу.
- А на спине?
Черт, а я надеялся, что разговор ушел в сторону. Ладно, рано или поздно, а тема будет поднята.
- Это кнут. Потому мне и не хочется, чтоб ты это трогала. Какой уж тут героизм. Меня просто приравняли к строптивой скотине. Очень неприятно вспоминать об этом.
- Не сомневаюсь, Северус. Но я смотрю на вещи немного по-другому. Из тебя пытались это сделать. Раба, скотину, прячущуюся по темным углам крысу. Но не преуспели. Ты так и остался решительным
