человеческому существу помочь другому. Неудивительно, что такие позитивные результаты получаются не всегда. Благодаря работе Роджерса и других психотерапевтов, опыт терапии в небольших группах считается теперь одним из путей развития личностных способностей, развития навыков консультирования, мотивации и помощи людям. Такие группы дают возможность их членам пережить необычайно интенсивный личный опыт.
В последнее десятилетие жизни Роджерс стал применять свою теорию исцеляющей силы открытой коммуникации к группам, состоящим из людей с различной расовой и этнической принадлежностью, представителей воюющих сторон или национальностей, разделенных длительной враждой. Он показал, что методы, применяющиеся для того, чтобы помочь отдельному человеку осуществить его личностный рост, можно применять к людям разных обществ. Такие методы оптимизируют коммуникацию между людьми, помогают установить отношения доверия и стимулируют сотрудничество людей, несмотря на разницу культур и идеологий.
В группы под руководством Роджерса и других сотрудников Центра по изучению личности входили католики и протестанты из Северной Ирландии, представители черного и белого населения из Южной Африки, представители воюющих национальностей Центральной Америки. Роджерс работал со многими русскими из бывшего Советского Союза, где его технологии даже демонстрировались в телевизионных передачах.
Такие интернациональные группы в отличие от однородных групп встреч организовывались в соответствии с социальными программами, имевшими, скорее, политическую, а не личностную направленность.
Их работа показала обнадеживающие результаты. В каждой группе уровень риторики снижался, а доверие, наоборот, возрастало. Впоследствии участники групп встреч говорили о значительных переменах в своем отношении к тем, против кого раньше они были настроены. Многие из них сами формировали новые группы, применяя ту же форму в другом политическом и социальном контексте (O'Hara, 1989; Rogers, 1986b, 1987a; Swenson, 1987).
Роджерс использовал терапевтические принципы, применение которых не учитывалось клиницистами и не рассматривалось в академических журналах. С помощью своих концепций он внес выдающийся позитивный вклад в дело мира и интернационального взаимопонимания (Caspary, 1991).
«Даже несовершенные попытки создания атмосферы свободы, одобрения и взаимопонимания, как мне кажется, освобождают человека в его продвижении к социальным целям» (Роджерс в диалоге с Полом Тиллихом (Paul Tillich) см. Kirschenbaum & Henderson, 1989, p. 68).
Оценка
Во время одного разговора в 1966 году Роджерс так характеризовал свой статус:
«У меня не очень завидное положение в самой психологии, такое, меньше которого я бы не мог желать. Но что касается образования, производства, групповой динамики, социальной работы, философии науки, духовной психологии, теологии и других областей, то мои идеи проникли туда и оказали настолько сильное влияние, о каком я никогда и не мечтал» (1970, р. 507).
К моменту смерти Роджерса его работы получили мировое признание (Macy, 1987). Основанная им обширная сеть терапевтических центров успешно действует в Японии (Hayashi, Kuno, Osawa, Shimizu & Suetake, 1992; Saji & Linaga, 1983). В последнее время под влиянием его идей в Японии стали организовываться постоянные группы встреч и корпоративные тренинги (Murayama & Nakata, 1996; Ikemi & Kubota, 1996).
Критики идей Роджерса сделали объектом своих замечаний позитивный взгляд Роджерса на человека. Они считают, что Роджерс сглаживает темные стороны человеческой природы. Ряд авторов считают, что было бы слишком наивно основывать терапию и обучение, полагаясь лишь на внутреннюю способность личности к самоактуализации (Ellis, 1959; Thorne, 1957).
Они аргументируют свою точку зрения тем, что Роджерс не учитывает психопатологические паттерны, прочно укоренившиеся в людях и мешающие их совершенствованию. Теории Роджерса также критикуют за то, что они не поддаются строгому тестированию.
«Определенно спорным остается вопрос о том, является ли человеческая природа, нетронутая обществом, настолько удовлетворительной, как стремится доказать нам данная точка зрения. Будет довольно трудно как подтвердить, так и опровергнуть ее предпосылки на основании эмпирического опыта… Концепция самоактуализации, которой придается столь большое значение… страдает, по нашему мнению, от неясности ее определения, нечеткости изложения и неадекватности доказательств ее основных положений» (Coffer & Appley, 1964, p. 691–692).
Другие ученые считают, что самоактуализация не является ни врожденной чертой, ни приобретенным в ходе развития личности стремлением. Стремление к самоактуализации возникает из первичного желания — потребности в стимуляции (Butler & Rice, 1963). Суть критики в адрес Роджерса заключается в недоверии к его стойкому оптимизму. Несгибаемая вера Роджерса в присущую человеку доброту не находит отклика в опыте тех, кто высмеивает его работу и исследования. Люди, не верящие в человеческую доброту, редко сталкивались с ее проявлениями. Они, вероятно, будут утверждать, что доброта присутствует в каждом человеке, но она скрыта. Маслоу считал, что доброта в человеке легко заглушается личными и культурными прессами. А Ролло Мей говорит: «Методика Роджерса скрывает стремление терапевта к власти, а отсутствие собственного суждения выглядит нереальным». Уолт Андерсон настаивает на том же: «Нет суждения, нет манипуляций — здесь не принимается в расчет вся человеческая природа» (Arons & Harri, 1992). Тем не менее тщательное и беспристрастное изучение результатов работы Роджерса в области разрешения конфликтов показывает, что его подход к человеку приводит к предсказанным им результатам.
Рассматривая критику идей Роджерса с точки зрения эмоций или с разумной точки зрения, можно сделать вывод о том, что его критики либо лечили совершенно другой тип пациентов, либо они не могут принять его доверие к способности людей найти свою собственную дорогу (Rogers & Skinner, 1956). Карл Меннингер считает, что настойчивое отстаивание Роджерсом идеи о врожденном стремлении человека к здоровью, — лишь полуправда. «Многие пациенты, сознательно или бессознательно, но сами обрекают себя на стагнацию и медленную духовную смерть» (Menninger, 1963, р. 398).
Этот спор, в котором обе стороны уже не опираются ни на информацию, ни на данные исследований, очевидно, относится к их личному опыту. Так Квинн придерживается мнения, что «психотерапевтическая практика при личностно-центрированном подходе уделяет слишком большое внимание эмпатии и заботе в ущерб искренности, и этот недостаток коренится в чрезмерном оптимизме убеждений, лежащих в ее основе» (Quinn, 1993, р. 7).
Пусть последнее слово в этом споре останется за Роджерсом. Вот что он писал в статье, обнаруженной и опубликованной уже после его смерти.
«Я бы не хотел быть неправильно понятым. Я не придерживаюсь точки зрения Поллианны на человеческую природу. Я прекрасно осознаю, что наши защитные реакции и внутренний страх могут быть и бывают причиной необычайно деструктивного, незрелого поведения, они заставляют нас вести себя антисоциально или причинять боль другим. Все-таки самой вдохновляющей и живительной составляющей моего опыта была работа с именно с таким типом людей. Она раскрыла сильные позитивные тенденции, существующие и в них, и во всех нас на самом глубинном уровне» (Rogers, 1995, р. 21).
Человеческая природа в том виде, как ее описывает Роджерс, кажется, не производит впечатления на его критиков. Поэтому маловероятно, что дальнейшие исследования и надежные доказательства в пользу роджерсианского образа человека как-то повлияют на критиков его идей. Для Роджерса проверка его теории не связана с ее изяществом, ему была важна общая польза. Разработки Роджерса приобретают все большее значение и с каждым годом находят все более широкое распространение. Популярность его идей в рамках клинической психологии и за ее пределами продолжает расти.
Хотя теория Роджерса очевидно является упрощенным взглядом на вещи, можно провести параллель
