– Необычная потому, что ты уже привязалась к ней, или потому, что выглядит необычной?
– В ней есть что-то необычное, причем исходящее изнутри. Клайв, мне трудно объяснить, но это действительно так. Ты скоро сам увидишь.
– Она умело втирается в доверие, я правильно тебя понял?
– Нет, ничего подобного! Напротив, она настроена весьма агрессивно и не старается понравиться или втереться в доверие. У нее была нелегкая жизнь, и она возлагает всю вину на меня.
Клайв удивленно вскинул бровь:
– Правда? Интересно. Теперь мне понятна ее агрессивность.
– Клайв, она с самого начала была очень враждебна ко мне и только сейчас стала постепенно открываться. А те истории, которые она рассказала нам в последнее время, просто сводят с ума. Я даже представить себе не могу, как все это можно выдержать и остаться человеком.
– Истории? О своей несчастной жизни?
– Да, очень несчастной, просто ужасной.
– Понятно. Но меня интересует одна вещь. Чего от нее хотел этот японский офицер?
– Если верить ей на слово, то он просто любил детей.
– Каким образом?
Фрэнсин пропустила мимо ушей его ехидный вопрос.
– По ее словам, ничего особенного он для нее не сделал. Но он воспитывал ее, обучал восточным традициям и учил жить. Он собирал всех умных детей, а ее ценил больше всех и возлагал на нее большие надежды. А она помогла ему совершить ритуальное самоубийство перед казнью.
– Это действительно драматическая история, – согласился с ней Клайв. – Причем настолько, что ее можно показывать по телевизору в программах для домохозяек.
– Если ты услышишь ее рассказ, то тебе так не покажется.
– А что, по ее словам, с ней случилось после смерти Узды?
– Она работала служанкой, мыла посуду, стирала чужое белье, недолго училась в школе, но после смерти учителя его родственники стали постепенно тяготиться ее присутствием, и в конце концов она уехала из Японии. После этого она работала в Сингапуре, Макао, Бангкоке, Вьентьяне и еще бог знает где. Я думаю, что она даже не может вспомнить все места, где ей приходилось жить или работать.
– А каким же образом ей удалось выйти на тебя?
– Она говорит, что примерно пять лет назад совершенно случайно прочитала в газете обо мне и подумала, что вполне может быть моей дочерью.
– Но пришла она к тебе только сейчас?
– Да.
– И до сих пор настаивает, что является твоей дочерью?
– Не совсем. Она допускает мысль, что может ошибаться, но все же склоняется к тому, что я ее мать.
Клайв угрюмо хмыкнул:
– Значит, она оставляет тебе возможность самой домыслить недостающие звенья. Она что, действительно не помнит ничего, что произошло с ней до появления японцев?
– Клайв, она такое пережила, что это вполне могло стереть из ее памяти все предшествующие события.
Он сокрушенно покачал головой:
– Это очень подозрительно. И к тому же удобно. Очень легко придумать подобную историю, которая в общих чертах будет совпадать с какими угодно фактами.
– Я сама об этом думала, – огрызнулась Фрэнсин.
– Фрэнсин, – осторожно начал он, бросив на нее быстрый взгляд, – как могло случиться, что ты не узнала ее с первого взгляда? Это настораживает меня и заставляет думать, что она лжет.
Фрэнсин долго молчала, собираясь с мыслями.
– Ты прав, у меня не было никаких мистических чувств, которые могли бы безоговорочно подсказать, что это моя дочь. А если бы я все-таки поддалась такому чувству, то меня с полным основанием можно было бы счесть сумасшедшей. Но когда я впервые увидела ее, то поняла, что в ней есть что-то такое… Не знаю, как это выразить, но у меня действительно иногда возникало чувство, что это Руг. И оно усиливается с каждым днем.
– Боже мой, – тяжело вздохнул Клайв.
– Клайв, вся эта история покрыта мраком, окутана таинственностью и совершенно неподвластна доводам разума. Но меня постоянно мучает мысль, что я могу ошибаться и она действительно моя дочь. Как я могу игнорировать такую возможность?
– Да, ты не можешь игнорировать ее, но должна докопаться до сути, прежде чем принимать важное решение и уж тем более жертвовать своими деньгами.
– У нас практически нет времени, Клайв. Они в любую минуту могут убить ее ребенка. Это маленький мальчик, Клайв, и он вполне может оказаться моим внуком.
– А если его вообще не существует в природе?
– А если существует? – Фрэнсин повысила голос, хотя и прилагала, немало усилий, чтобы не терять самообладания. – Как я буду жить потом, зная, что погубила не только дочь, но и внука? Причем дочь – уже во второй раз?
– Лицо Клайва потемнело от напряжения.
– Фрэнсин, если она задумала ограбить тебя, то лучше истории о бедном и несчастном внуке и придумать трудно.
– Я знаю, Клайв, но ничего не могу сейчас поделать.
