престол. При дворе его приняли благосклонно. В мае 1514 года Василий III принимал ответный визит в Москву посла Кемаль-бека. Отношения между двумя державами стали налаживаться исключительно в приятной сфере: Кемаль-бек провел переговоры о торговле и просил выпустить из заточения мусульманина Абдул-Латифа. Василий III охотно поддержал разговор о торговле, но от освободительной акции отказался. Что, впрочем, у турецкого посла не вызвало особого раздражения. С ответным визитом в Стамбул отправился В. А. Коробов. Он вез ответную просьбу Василия III: пусть султан «удержит» крымского хана от нападения на Русь. Коробов сумел добиться запрета работорговли русскими людьми в Азове (если выяснялось, что невольник — подданный Московского государства, его должны были отпустить). Это правило не распространялось на донских и азовских казаков, которые не являлись подданными Москвы — напротив, их разрешалось «вешать» как разбойников. Были урегулированы торговые вопросы. Благожелательный тон турецких дипломатов, рассыпавшихся в цветистых восточных комплиментах в адрес Василия III, позволил русской посольской службе объявить, что по результатам миссии Коробова султан к Василию III «в дружбе и братстве учинился»[214].
Лояльная позиция Турции позволила России в 1515 году восстановить отношения с Константинопольской патриархией. Василий III послал патриарху список своих «прародителей» для поминания. Другой аналогичный список был отправлен Василию Копыле в Святую Гору, в Афонские монастыри, вместе с богатыми подарками — иконами, «рыбьим зубом» и т. д. В 1516 году к султану отправился очередной гонец — Д. Степанов, но он был убит на Дону в стычке с татарами.
В 1519 году с заверениями в дружбе в Стамбул уехал посол Б. А. Голохвастов. В этом году обострилась ситуация вокруг казанского престола, осложнились отношения с Крымом. И поддержка или хотя бы нейтралитет Турции не помешали бы. Миссия Голохвастова была, как и многие миссии русских послов в Турции, никакой: стороны рассыпались друг перед другом в заверениях дружбы и взаимной симпатии, но никаких практических обязательств на себя брать не стали.
Как Василий III выбирал казанского хана
Отношения с Казанью после конфликта в начале правления Василия III были урегулированы соглашением 1508 года. Мухаммед-Эмин принес присягу московскому государю. Визит в 1510–1511 годах крымской царицы Нур-Салтан к своим сыновьям, Мухаммед-Эмину и Абдул-Латифу, также способствовал улучшению отношений. В результате этой дипломатической акции казанский хан согласился для закрепления мирных отношений с Москвой принести новую присягу (шерть) Василию III. Здесь, правда, государь сперва промахнулся: Мухаммед-Эмин не стал присягать на грамоте, привезенной зимой 1511/12 года посольством И. Г. Морозова и дьяка А. Харламова. Вместо него от имени хана присягнул
Многие политические проблемы связаны с тем, что человек не вечен. Четыре года Казань ничем плохим не напоминала о себе. Но в 1516 году пред очами Василия III предстали послы Шаусеин-Сеит и Шайсуп с известием, что Мухаммед-Эмин болен. Умрет он, конечно, не завтра, но послезавтра — наверняка, и надо задуматься о преемнике. Идеальная кандидатура — несчастный брат Мухаммед-Эмина Абдул-Латиф, который в благодарность за то, что его выпустят из тюрьмы и посадят на казанский престол, станет лоялен Москве. Казанская знать в случае удовлетворения их просьбы, в свою очередь, берется следить за своим правителем и сделать ханство «неотступным» от России.
Поразмыслив, Василий III согласился на эти условия. Казалось, что он ничего не терял — сохранялась та же модель полувассальных отношений с Казанью, что установилась с 1487 года. В Казань отправилось посольство М. В. Тучкова, Н. И. Карпова и дьяка И. Телешова. Они привели казанскую знать к присяге. После чего Василий III приказал выпустить Абдул-Латифа и даже дал ему в кормление Каширу. Здесь бывший опальный должен был дожидаться смерти своего брата, чтобы занять казанский трон.
Жизнь в тюрьме притупила политические инстинкты Абдул-Латифа, а может, их никогда и не было. Так или иначе, он пал жертвой придворных интриг. Абдул-Латиф явился на охоту к великому князю с боевым оружием, что сочли подготовкой к покушению на Василия III. Татарского царевича оболгали, обвинив в намерении убить государя, арестовали и отправили в Серпухов, где тюремщик М. Ю. Захарьин напоил его вином «за благополучие государя». От такого тоста отказаться было нельзя, тем более обвиненному в государственной измене. Татарин выпил и умер — вино оказалось отравлено.
В этой злодейской истории (подробности которой мы воспроизводим по рассказу все того же вездесущего и всезнающего Герберштейна) неясно одно: кому и зачем понадобилось травить Абдул- Латифа? Его кандидатура устраивала и Казань, и Крым, и даже далекую Турцию. Местная знать была на его стороне. Очевидно, что никто не мог всерьез рассматривать каширского кормленщика как заговорщика. Убийство вчерашнего узника описано в излюбленном Герберштейном стиле: «Василий III как концентрация вселенского зла». Это немотивированное, по пустяшному, абсурдному поводу изощренное злодеяние обставлено очень театрально (яд в чаше, которую заставляют пить за здоровье государя). Мне вся история представляется темной — от смерти Абдул-Латифа Василий III проигрывал куда больше, чем выигрывал. А великий князь не был похож на истерика, способного казнить татарского царевича лишь за то, что тот появился при дворе с боевым оружием.
Конечно, существует самое простое объяснение: у Василия III имелся свой кандидат на казанский престол — царевич Шигалей. Но для поддержки кандидатуры Шигалея и провала Абдул-Латифа вовсе не требовалось пафосно выпускать последнего из тюрьмы, а затем театрально убивать. Его вообще не надо было травить — Василий III мог просто отказать казанским челобитчикам. Абдул-Латифа могли в том или ином виде оставить под арестом, тюремным или домашним. Но убийство было глупостью — оно настраивало против Василия III и Шигалея всех. А глупцом Василий III не был.
После смерти Абдул-Латифа Василий III выдвинул на престол свою кандидатуру — царевича Шигалея. Но проблема заключалась в том, что это была кандидатура, навязанная Москвой и в силу этого встретившая сопротивление казанской знати. На Шигалея без симпатии смотрели и в Бахчисарае, и в Стамбуле. К тому же в 1518 году ему было 13 лет — то есть на престол откровенно предлагалась марионетка. В ставке на него был очевидный политический просчет Василия III.
29 декабря 1518 года казанское посольство привезло в Москву известие о смерти Мухаммед-Эмина. Казанцы просили «дать им царя». Такое же посольство от другой группировки казанской знати поехало в Крым. Мухаммед-Гирей рассчитывал передать трон своему брату Сагиб-Гирею, однако его отвлекли распри с местной знатью (князьями Ширинами), и он просто не нашел времени вплотную заняться казанским вопросом. Василий III оказался расторопнее — уже 6 января 1519 года в Казань отправилось посольство М. Ю. Захарьина и дьяка Ивана Телешова. Они провели переговоры с татарской аристократией и убедили их принять кандидатуру Шигалея. 1 марта Казань присягнула Василию III, 8 марта туда выехал Шигалей, который и сел на престол в апреле, когда вся Казанская земля была приведена к присяге новому правителю. Герберштейн, как обычно, дал крайне «доброжелательную» характеристику ставленнику Василия III: это был человек «безобразного и слабого сложения… с выдающимся брюхом, с редкою бородою и почти женским лицом», трус, жадина, лицемер и злодей.
Шигалей был по определению неудачной кандидатурой в силу своего происхождения. Он был сыном касимовского царевича Шейх-Аулияра, держателя Городца, род которого восходил к астраханским ханам. То есть Василий III отдал Казань родственнику злейших врагов Мухаммед-Гирея, с которым только что договорился вместе воевать против этих самых родственников. Этого обстоятельства при дворе Василия III почему-то не учли, а оно буквально взбесило Мухаммед-Гирея. Получалось, что русский государь лицемер: говорит одно, а делает другое. К тому же дипломаты Василия III интриговали в Крыму, пытаясь сколотить оппозицию знати против крымского хана, обзавестись там, если можно так выразиться, «своим Шигалеем». В декабре 1516 года они склоняли к бегству на Русь брата Мухаммед-Гирея Ахмата, обещая ему в
