правнуки будут слушать рассказы о том, как он взял в плен Саддама», слова его матери, что она стольким людям звонила по телефону, что у нее заболело ухо, и слова его сестры: «Я очень-очень горжусь; я сестра, по-настоящему гордая своим братом». «Он говорил мне, что такого братства, как на войне, больше нигде нет», — сказал Марч, и решение было принято. Девятнадцатилетний юноша из неблагополучной семьи сделал свой выбор. Он вступил в армейское братство, прошел начальную подготовку, был отправлен в Форт-Райли в батальон 2-16 и только прибыл на место, как, вся в слезах, позвонила его мать с известием, что Филип Канту погиб. И это была правда. Погиб. Та сторона войны, о которой он не рассказал Марчу, взяла над ним верх, и в городской газете появилась новая заметка, которая начиналась так: «Утром в субботу умер житель нашего города, военный, чье подразделение в декабре 2003 года участвовало в захвате Саддама Хусейна в Ираке. Двадцатичетырехлетний сержант Филип Канту покончил с собой». И вот теперь, тринадцать месяцев спустя, Марч был в Ираке, сидел с красными глазами и розовым пузом, неспособный уснуть из-за того, что видел днями и ночами, видел открытыми и закрытыми глазами. Что же
— Фотографии, — сказал он.
Как будто фотку мне там показывают: Харрелсон в огне. Вижу прямо сейчас и не могу выкинуть из головы.
Вижу, как стреляю в этого типа. И стоп-кадр такой: он с дыркой в голове, но еще не упал, на полпути к полу.
Вижу девочку, лицо этой девочки. Я знаю, многие говорят, мол, плевать нам на этих людей, и все такое, да и
Вижу, как я иду к машине, голову опустил, автомат в одной руке, вокруг не смотрю, про безопасность не думаю, ни про что не думаю. Просто иду к машине.
— Слайд-шоу какое-то в голове, — сказал он. — Как это понимать?
За несколько дней до всего этого, примерно тогда же, когда президент Буш, выступая в Нэшвилле в отеле Gaylord Opryland Resort, говорил, что оптимистически смотрит на ход войны, Козларич в своем кабинете давал интервью армейскому историку, который ездил по Ираку и спрашивал командиров о «большой волне».
— В чем, по вашему мнению, мы не преуспели? — прозвучал один из вопросов историка.
— Задача, которая перед нами поставлена, она, вы знаете, не из каких-то там неразрешимых, — сказал ему Козларич, а затем попытался отшутиться: — В данный момент могу пожаловаться только на то, что порой случаются перебои с некоторыми сортами мороженого.
Теперь, несколько дней спустя, он был в доме молитвы, куда плотно набились его солдаты, придя на поминальную службу, которая окончилась так называемой последней перекличкой.
— Сержант Джабинвилл! — выкликнул сержант.
— Здесь, первый сержант, — отозвался Джабинвилл.
— Рядовой первого класса Девайн! — выкликнул сержант.
— Здесь, первый сержант, — отозвался Девайн.
— Рядовой первого класса Харрелсон! — выкликнул сержант.
Молчание.
— Рядовой первого класса Джеймс Харрелсон! — выкликнул он.
Молчание.
— Рядовой первого класса Джеймс Джейкоб Харрелсон! — выкликнул он.
Невыносимое молчание длилось и длилось, пока его не расколол резкий звук салюта.
В Нэшвилле президент Буш сказал: «Я настроен оптимистически. Мы добьемся успеха, если нам не изменит выдержка».
Здесь, выходя цепочкой из дома молитвы, солдаты возвращались к своим особым вариантам выдержки:
Мейз — к своему амбиену;
Хамел — к своим перестановкам койки и шкафа;
Бейли — к своим хождениям по территории;
Уилер — к своим «ну почему»;
Марч — к своему слайд-шоу.
А Козларич, тоже красноглазый сейчас, вернулся в свой кабинет.
7
22 СЕНТЯБРЯ 2007 ГОДА
Мы даем жару.
22 сентября батальон 2-16, расквартированный в Рустамии, посетил четырехзвездочный генерал Дэвид Петреус, командующий всеми американскими силами в Ираке и архитектор «большой волны».
— Недурненько! — сказал Козларич, осматривая перед самым приездом Петреуса второй этаж своего командного пункта, где солдаты все утро наводили лоск. Здесь Козларичу предстояло отчитаться перед Петреусом о том, чего батальону удалось достичь. Он никогда раньше не отчитывался перед четырехзвездочными генералами и поэтому немножко нервничал.
На столе, покрытом вместо скатерти зеленой госпитальной простыней, были булочки, печенье и свежие фрукты.
— Простынка новенькая, — заверил Козларича один из солдат. — Утром только получили от снабженцев.
В кофейнике был приготовлен свежий кофе, в миске со льдом лежали банки с прохладительными напитками, среди которых, заметил Козларич, не было диетической колы.
— Он только ее и пьет, — сказал он, внимательный, как всегда, к деталям, и солдат бросился искать диетическую колу.
Длинный трехсекционный стол для совещаний, за которым Козларич проводил заседания командного состава, разделили и поставили в форме П. Петреусу предстояло сидеть во главе стола, и там поместили табличку с фамилией, положили новую авторучку и новый блокнот, поставили бутылку с водой, бутылку с соком и кофейную кружку, из которой торчали церемониальные американские флажки.
Все было готово.
— Не так уж много способов сделать из дерьма конфетку, — заметил Каммингз, и с этим напутствием Козларич отправился встречать Петреуса, чтобы привезти его в свой командный пункт.
Порой даже в Ираке случались хорошие дни. Когда Козларич подъехал к базе с Петреусом, день выглядел одним из таких. Температура — ниже тридцати пяти по Цельсию. Небо чудесное, голубое, без пыли. В воздухе не пахло ни дерьмом, ни горящим мусором. Чувствовался лишь сравнительно приятный химический аромат — он шел от переносных туалетных кабинок недалеко от места, где Петреус остановился пожать руки нескольким солдатам, отобранным, чтобы его встречать, и стоявшим в шеренгу по стойке «смирно».
Петреус и Козларич вошли в командный пункт, где до этого побывала ищейка и не нашла бомб- ловушек.
Они поднялись по лестнице, где была выметена пыль, влетавшая сквозь щели в стенах при каждом