скальный выступ, похожий на клык, мы закрепили конец веревки. Я отправил Говарда за мешками, а сам вошел в пещеру. Мерцанье кристаллов кварца просто ослепляло.
Все здесь осталось после нас как было. Бассейн в скале, парящий водой. Надписи на стене.
У меня был кусочек надежды найти здесь Сью. Но увы! Надежда испарилась.
Говард был ошеломлен и потрясен. Величие и таинственная красота «Колыбели драконов» лишила его речи на некоторое время.
Мы зажгли принесенные факелы и углубились в тоннель.
При виде сокровищ мой секретарь просто остолбенел. Широко раскрытые глаза, приоткрытый рот. Он выглядел чрезвычайно глупо и забавно. Я взял из его безвольной руки факел и залепил пощечину. Это подействовало.
Закрепив факелы в трещинах стены, мы набивали мешки золотом. Говард с трудом приходил в себя. Сначала он держал мешки, а я черпал монеты, слитки, все, что попадалось под руку, и ссыпал через горловину мешка. От непривычной работы я вспотел, и от тяжести заломило спину. Говард молча таращился на груды сокровищ. Похоже, у парня окончательно отнялся язык.
Меня же почти тошнило от навязчивого запаха спелых слив.
Я влепил ему затрещину и поменялся с ним местами. Я держал горловину мешка, а он насыпал. Это оказалось неверным решением. Говард брал золото в руки и разглядывал, прежде чем бережно опустить в мешок.
— Ты, верно, желаешь остаться здесь до конца своих дней? Мне подгонять тебя пинками?
Но мой язвительный тон и угрозы не возымели результата. Пришлось снова мне заняться погрузкой золота.
Надо бы взять следующий раз с собой лопату для чистки снега, — подумал я и ужаснулся перспективе каждый год являться сюда с мешками и грузить руками золото.
Мы с Говардом отнесли по десять мешков, каждый фунтов по пятьдесят на карниз и сделали перерыв на обед. Нам переправили сухари, поджаренный бекон и жареную курицу. Пили мы только воду.
Говарда наконец отпустило, и он задал мучивший его вопрос
— Лорд Грегори, вы меня убьете?
Я засмеялся.
— Я верю тебе, Говард и поэтому взял сюда. Я убью тебя, если ты откроешь рот и расскажешь о сокровищнице хоть одной живой душе! Но пока твой рот на замке — ты в безопасности.
— А горцы, милорд, они не дураки и все поймут?
— Я возьму с них клятву.
К вечеру мешки были заполнены и переправлены через расшелину. Следом перебрались мы с Говардом.
Пятьдесят мешков, примерно по 50 фунтов каждый, нагружены на два десятка пони. Горцы не задавали вопросов, но они понимали, что в мешках не камни и не глина. Я взял из сокровищницы едва ли сотую часть содержимого.
Обратный путь занял два дня. На ночь все мешки я приказал сложить в одну кучу.
Вечером второго дня я вернулся домой. Один мешок с золотыми монетами я отдал горцам. Они поклялись мне Эггой хранить молчание обо всем. Надеюсь, страх перед драконом и наши родственные отношения будут держать их рты на замке еще надежнее.
Почти две с половиной тысячи фунтов золота я приказал погрузить на пять повозок с высокими бортами, и на следующий день мы выехали в Корнхолл.
На перевале уже шли работы — был заложен фундамент бастиона со сквозными воротами. Он перекроет проход в долину Холлилоха. Под присмотром роты алебардистов здесь работали пять сотен наемных рабочих из Корнхолла и окрестностей. В месяц им платили по четыре серебряных талера. Проект бастиона составил мессир Мадзини. Работы контролировали пять мастеров из гильдии каменщиков.
Я прошелся по стройке в сопровождении мастеров и лейтенанта Шайра. Работа кипела. К осени бастион должен быть закончен.
К вечеру я прибыл в Харперхолл. Повозки с золотом закатили в замок.
Доротея встретила меня в воротах. Радостная улыбка не сходила с ее лица.
Мы ужинали с нею вдвоем. Она выгнала слуг, и все подавала мне своими руками.
Неловко разломала курицу, перепачкав руки и рукава в жире. Потом, наливая вино в кубок, перелила, и на скатерти образовалось большое красное пятно. Она то краснела, то бледнела.
Мысленно я посмеивался над нею, но внешне и не повел бровью.
— Грегори, вы завтра уедете?
— Это зависит от тебя, малышка.
Она просияла так радостно, что у меня защемило сердце. Ту ли женщину я избрал в свои жены?
После ужина, без долгих разговоров я взял графиню на руки и отнес в ее спальню. Ее руки обнимали мою шею.
На этом платье шнуровка была на груди. Не тратя времени, я извлек кинжал из ножен на поясе и разрезал шнурки одним движением. Доротея ахнула.
Я высвободил ее груди и целовал соски пока они не затвердели. Ее руки блуждали по моей голове, и я был здорово взлохмачен. Краем глаза я видел запрокинутое на подушку лицо с закрытыми глазами, приоткрытый рот и поблескивающие влажные зубки в нем.
Я лег рядом и поцелуем закрыл эти губы. Медленный, тягучий поцелуй был сладок, как глоток прохладной воды в знойный полдень, как глоток воздуха уставшему пловцу, как ложка меда голодному…
Приподнимая юбку, моя рука устремилась от колена выше по шелку бедра, к влажному, горячему бутону ее «розы». Ее рука также настойчиво скользнула вниз, быстро расстегнула пуговицу штанов и добралась до моего голодного друга, который стойкостью и крепостью был сравним с турнирным копьем.
Копьем овладела опытная рука. Мы ласкали друг друга, но хотелось нам большего…
— Я хочу ощущать тебя всего, всей кожей, всем телом… — шептала графиня.
Путаясь в одежде и смеясь, мы помогали друг другу освободиться от нее.
И вот во всех своей прелестной наготе она лежала передо мною на шелковом покрывале. Наши объятия сплелись тесно, как ничто другое в этом мире. И мы ощутили друг друга всей кожей, всем телом…
Я прожил в замке Харперов пять дней. Первые два дня мы не вылезали из постели. Радостно порхая вокруг меня как весенняя птичка, Доротея, казалось, забыла обо всем.
В моих объятиях она стала бесстыдно–откровенной, и я преподал ей множество уроков из восточного трактата о любви. Эти дни мне потом вспоминались как будто пронизанные ярким золотистым светом после пасмурной непогоды.
На шестой день прибыл Сэмюель Фостер — Сэмми и разрушил наше уединение.
— Милорд, в Корнхолле волнения, подмастерья прекратили работу во всех цехах и вышли на улицы. Бургомистр требует от нас с Крейгом подавить волнения и перевешать зачинщиков. Часть зачинщиков нами схвачена, остальные спрятались в кварталах бедноты — послать солдат туда значит устроить бойню. Многие арбалетчики и алебардисты наняты в городе, и бить своих они не будут. Прикажете послать горцев?
— В чем причина волнений?
— В цехах много заказов, и мастера начали набирать много подмастерий. За последний год население Корнхолла выросло на треть за счет людей, пришедших с юга. У нас в городе есть работа, и вы, милорд, щедро за нее платите. Слухи об этом идут по всему королевству.
Цены на хлеб также выросли, но платят подмастерьям и помощникам по-прежнему — два медяка в день. Коврига хлеба в Корнхолле стоит уже три медяка. Цеховые мастера имеют большую прибыль, но они жадны, и простолюдины начали голодать.
— Значит, они бунтуют из?за голода?
— Милорд, бунт надо подавить, но цехи должны платить за работу достаточно, чтобы люди не голодали.
