— Ты, похоже, знаешь про голод не понаслышке, Сэмюэль?
— Я хлебнул его полной ложкой, милорд!
Сложив руки на груди, Доротея стояла рядом в черном платье вдовы и слушала нас.
— Графиня, я вынужден вас покинуть!
— Ты оставляешь меня ради простолюдинов?
— Нет, ради спокойствия на моих землях.
Она повернулась и вышла со слезами на глазах. Я уже садился в седло, когда она, не выдержав, выбежала во двор. Доротея протянула руки и повязала на моем предплечьи свой тонкий белый шарф.
— Пусть он напоминает обо мне…
Глава 15
Я остановился в лагере горской пехоты и не поехал дальше в город.
По моему приказу в большую палатку Крейга привели захваченных бунтовщиков.
Пять угрюмых парней со связанными за спиной руками на коленях стояли передо мной.
— Вы устроили бунт, и чего вы хотите?
— Милорд, за те гроши, что платят хозяева, нам не прокормить свои семьи! С рассвета до заката гнуть спину за медяк несправедливо! — заявил самый смелый курчавый, лет двадцати подмастерье.
— Как тебя зовут?
— Кайл, милорд…
— Кто твой мастер?
— Я уже пять лет работаю на Тудора, я плел ту кольчугу, что носит ваша милость!
— Отличная работа, Кайл! Ну а вы все — тоже оружейники?
— Шорник… портной… пекарь… — раздались голоса в ответ.
— Бургомистр требует вас повесить всех. Что скажете?
Они молчали.
— Я согласен с Кайлом — несправедливо получать за работу в день меньше, чем стоит коврига хлеба, и я заставлю ваших хозяев раскошелиться! А вас я отправлю до зимы в плавильни Хаббарда, с первым снегом вас освободят. Ваши семьи тоже отправятся в ущелье Хаббарда — это будет всем уроком.
— Нас не казнят, милорд?
— Нет, Кайл, твои руки еще мне пригодятся!
Бедняги сначала не поверили своим ушам, но принялись восхвалять мою доброту, и я жестом велел их выпроводить вон. Что горцы с удовольствием и сделали.
— Говард, пиши мое повеление, и пусть его прочтут во всех деревнях и во всех кварталах города:
«Я, лорд Грегори, владыка Севера, правитель долины Холлилох, защитник города Корнхолл, повелеваю всем, кто нанимает слуг, работников и работниц — платить им за работу в день не менее цены ковриги хлеба, ибо не справедливо перед лицом Господа нашего давать вознаграждение за труды, не способное прокормить человека.»
— Крейг, передай Элару Тудору, чтобы вечером в соборе были собраны все мастера и все главы цехов.
Они собрались, все эти хозяева города, люди, в чьих цехах, мастерских и лавках производилось и продавалось то, что создали другие люди с потными спинами и мозолистыми руками.
Отец Симон зачитал мое повеление.
Ропот раздался сразу же. Я посягнул на кошельки горожан. Кому такое по нраву?
Я поднялся из кресла и встал рядом со священником. Мой голос гулко прокатился под каменными сводами.
— Тот, кто не исполнит мою волю, пусть пеняет на себя! Молитесь, чтобы господь снял с ваших душ грех стяжательства!
Я вернулся в замок и долго плавал в бассейне. Есть ли края человеческой жадности? Почему люди не осознают бренность своего существования и честное имя легко меняют на звон денег?
Струи горячего водопада били прямо по моим плечам, снимая напряжение и усталость. Я чувствовал себя одиноким как никогда. Моя любимая исчезла. Женщина, которую я вожделел, осталась далеко. Что толку от власти, если ты несчастен и не можешь быть рядом с теми, кто тебе дорог?
Две голых руки обвили мой торс
Вздрогнув от неожиданности, расцепив эти руки, я обернулся.
Озорная улыбающаяся Адель, щурила глаза от водяных брызг. Она была совершенно голой, но вода была ей до подбородка, и белое тело плохо видно через рябую воду.
— Я пришла, Грегори!
— Здравствуй, мой паж!
— Ты рад?
— Очень!
Я обнял и тесно прижал ее к груди. Ее руки обняли мою шею.
— Не смотри на меня сейчас… Я стесняюсь… — прошептали ее губы. — Здесь слишком светло…
— Закрой глаза, и будет темно….
Я целовал ее в губы, но мысли мои были далеко. Сью и Доротея не стеснялись в этом бассейне. Они брали свое. Подхватив ноги Адель под коленями, я вошел в нее прямо в воде. Она тихо ахнула и прижалась ко мне животом, грудью. Она слабо двигалась и, как я и подозревал, оказалась неспособна испытать наслаждение. Но, тем не менее, я получил свое. Моя монахиня оказалась полным неучем в любовной игре. Зато поцелуи она обожала и через час мои губы распухли. Завернув Адель в простыню, я на руках вынес ее наверх в свою комнату и положил на постель. Кроме шлепанцев на ногах на мне ничего не было. Была ночь. Я погасил свечи, вернулся к постели и лег рядом с девушкой. Ее маленькие груди легко умещались каждая в моей ладони. Я целовал ее соски, плечи, гладил бедра. Ее рука нашла мое отвердевшее копье.
— Ты опять хочешь меня? — она была явно удивлена и польщена.
Я положил левую руку на ее бутон, при этом Адель напряглась и замерла, а правую руку на живот выше пушистого лобка. Я сосредоточился. Кончики пальцев закололо. Жар побежал по ладоням.
— Горячо…
Мои пальцы медленно ласкали лепестки ее бутона. Обильно выступившая влага и частое дыхание подтвердили, что лечение прошло успешно.
Я лег на спину, а Адель привлек к себе, и она оказалась сверху.
— А так можно? — удивилась моя невеста.
Я потянул ее бедра вниз и вошел в ее влажную и тугую пещерку. Адель застонала, ее ноги раздвинулись еще шире. Я заставил ее сесть на меня верхом. Наши пальцы сплелись в замок.
— Ты хотела оседлать дракона — так скачи теперь, мой паж!
Она оказалась хорошей ученицей, и скачка принесла ей приз. Сладостно мужчине слышать крик женщины на пике наслаждения, когда она, содрогаясь в судорогах, бьется и стонет так близко. Два тела становятся одним. И хочется длить и длить эти мгновения.
Адель рухнула на мою грудь. Ее сердце выбивало ритм галопа.
— Это похоже на безумие…
— Это любовь, малышка. Это теперь с тобой навсегда…
За три дня до свадьбы в Корнхолл приехал епископ из Хагерти — отец Иоанн, а на следующий день епископ Давингтона — отец Иаков. Их разместили в лучших домах. Друг о друге они сразу же узнали.
Я посетил вначале отца Иоанна, поцеловал его руку с многочисленными перстнями, получил благословение.
— Кто же будет проводить обряд венчания? Мне передали, что отец Иаков тоже здесь! — капризным
