– Моя дорогая, я слишком хорошо знаю, как грубы бывают мужчины! Они могут причинить столько боли, но мы, женщины, ведь знаем, как доставить себе удовольствие, а? То, что нам нравится…
– Нет! – услышала Триста свой резкий голос. Схватив полные руки Веры, она отвела их в сторону. – С этой минуты я сама за себя решаю – слышишь?
В глазах мадам Триста неожиданно заметила страх. Хныча, Вера отчаянно пыталась освободиться, а Триста безжалостно трясла ее.
Прекрасно! Наконец-то кто-то и ее испугался! Все еще держа Веру за руки, Триста ощутила, как в ней поднимается первобытное желание схватить мадам за горло и сдавливать, сдавливать его, глядя, как та задыхается. Большие пальцы уже чувствовали под собой ее сонную артерию…
– Я могу убить тебя прямо сейчас и ни капли не пожалею! Теперь ты это понимаешь, правда? – Видя, как побледнело обычно цветущее лицо мадам, Триста презрительно засмеялась: – И скажи своему подельнику, своему Роберту, чтобы он со своими потными руками держался от меня подальше. Я с удовольствием убью и его, если он хоть раз попытается до меня дотронуться, поняла? Я принадлежу только себе, и теперь только я решаю, что я буду делать, а что – нет! Надеюсь, до тебя это дойдет раньше, чем я переломаю тебе обе руки!
– Великолепно, дорогуша! Но какова все же причина такого неистового проявления ярости? И пожалуйста, постарайтесь не сломать руки моей бедной Вере, пока будете объяснять свое поведение. Иначе мне придется застрелить вас вот из этого маленького пистолета.
Поддавшись пьянящему чувству ярости, Триста в последние несколько минут утратила всякую способность думать и здраво рассуждать. Накопившиеся за последние месяцы гнев и отчаяние внезапно выплеснулись наружу. Но сейчас, услышав за спиной веселый, с легким акцентом, хорошо знакомый голос, Триста почти мгновенно успокоилась. Презрительно оттолкнув от себя Веру, она демонстративно медленно обернулась.
Перед ней стояла ее мать. Все еще стройная, все еще красивая и по-прежнему чужая. Триста услышала собственный смех – резкий, неприятный звук, который ей самой резанул по нервам.
– Почему бы тебе не пойти дальше и не разрядить в меня этот миленький пистолет, маман? Это избавило бы нас обеих от неприятной необходимости выяснять наши странные взаимоотношения, не так ли? Или ты уже знаешь, что твой пасынок, которого ты сделала своим любовником в доме его собственного отца, превратил твою дочь в свою личную шлюху и готов предоставлять ее кому угодно? И только потому, что я имела несчастье родиться твоей дочерью и он не смог удовлетворить свою похоть с тобой! Это должно тебе льстить, дорогая маман!
Их взгляды столкнулись.
– Я всегда знала, что это когда-нибудь случится! – пожав плечами, сказала Лоретта. – Значит, ты Триста… Ты стала гораздо красивее, чем в детстве!
– Ну а ты почти не изменилась с того времени, что я тебя помню! Красивая, холодная и бесчувственная, как мраморная статуя, – по крайней мере по отношению ко мне, твоей некрасивой ненужной дочери! – К своему ужасу, Триста обнаружила, что ее глаза увлажнились, а голос дрожит. – Тем не менее ты послужила мне хорошим примером, особенно в последнее время. И меня хорошо обучил всему мой сводный брат, которого, как он сказал, наставляла ты! Так ты видела сегодня представление? Ты часто сюда приходишь, мамочка?
– Это заведение принадлежит мне – как и другие, расположенные по соседству. Несколько театров и казино в Виргиния-Сити. Сейчас я живу с одним просто бешеным, но очень богатым шотландцем, который построил мне дом и дарит драгоценности. – Лоретта слегка пожала плечами и выразительно выгнула бровь, раскуривая тонкую сигару, вставленную в инкрустированный золотом мундштук из эбенового дерева. При этом Лоретта наблюдала за сменой эмоций на лице Тристы. Когда-нибудь она, возможно, научится их никому не показывать – если, конечно, захочет учиться!
– Дело в том, – выдохнув табачный дым, небрежно сказала Лоретта, чье лицо было похоже на улыбающуюся маску, – что после твоего ошеломительного появления на сцене в роли леди Годивы Чарли полон решимости с тобой познакомиться… и представить тебе некоторых своих друзей. Там будет… м-м-м… вечер, как он говорит, посвященный «играм и забавам». Я уверена: ты понимаешь, что он имеет в виду. Да нет, не беспокойся! Я найду для тебя какое-нибудь оправдание, и он выбросит из головы все свои идеи об «играх и забавах» сегодня ночью! Я предоставлю ему какую-нибудь новую девочку из тех, кого пока не слишком часто использовали его друзья.
Триста заметила, что улыбка на лице ее матери превратилась в недовольную гримасу.
– Во всяком случае, моя дорогая, – отвернувшись, сказала Лоретта и нервно погасила сигару, – я совсем не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что ты моя дочь – тем более такая взрослая! Я думаю, для нас обеих это будет неудобно!
– Уверяю тебя, что я вовсе не имею намерений… – холодно сказала Триста, но тут раздался ужасный грохот, дверь распахнулась от удара, и в комнату ворвалось несколько возбужденных джентльменов. Они немедленно окружили Тристу, прижав ее к стене. Их ухмылки и похотливые взгляды сразу напомнили Тристе о том, что она очень легко одета.
– Черт побери, Лори! Мы слишком устали ждать! Это одна из новых девочек, да? Ты потратила столько времени, чтобы уговорить маленькую очаровашку быть полюбезнее с моими друзьями, а? Да ведь все ее уже очень хорошо разглядели – так что какая разница?
Рыжеволосый мужчина, который только что произнес горячую речь относительно доступности Тристы, очевидно, и есть последний любовник ее матери. Шотландец Чарли, который «просто бешеный», очень богатый и у которого слишком много приятелей.
Несомненно, Чарли готов щедро заплатить за досуг своих друзей! Однако, к удивлению Тристы, ее только что нашедшаяся мать вступила с Чарли в яростный спор. Наверно, ревнует? Ну конечно, нет – она же пытается защитить честь своей дочери!
Триста едва успела об этом подумать, как один из мужчин схватил ее за грудь и неуклюже попытался сдернуть тонкий халат. Грубое животное! Все они грубые, похотливые самцы, которые только и хотят возлечь на Тристу и попользоваться ее телом. Что она испытывает, их не заботит. Наверное, они считают, что ей все равно некуда от них скрыться. Грязные, немытые тела подступают к ней все ближе, загоняя в ловушку, пытаясь пригвоздить к стене, как бабочку с перебитым крылом…
– Ну нет!
Триста даже не заметила, что громко выкрикнула эти слова. Ребром ладони она резко ударила одного, выбрав самое чувствительное и болезненное место. А когда тот тип отступил, крича от боли, почти парализовавшей его, Триста коленом ударила в пах второго наглеца и одновременно нанесла удар по адамову яблоку мужчины, стоявшего от нее справа.
Когда все отпрянули назад, с недоверием переводя взгляд с бледного, холодного лица Тристы на своих стонущих компаньонов, она спокойно заявила:
– Я очень боюсь, что вы… Я вряд ли могу называть вас джентльменами после такого проявления невоспитанности, верно? Ну, кто бы вы ни были, запомните, что я не продаюсь! Если пожелаю, я сама буду решать и сама выбирать, но только после того, как меня вежливо попросят! Никто меня не возьмет, – я сама отдамся, если захочу! Вы поняли?
– Готов поклясться, что у нее проглядывают клыки, да и говорит она, словно рычит! Черт побери, Лори, ты должна была нас об этом предупредить!
Игнорируя изумленные взгляды, Триста на негнущихся ногах направилась к двери и вышла, не оглядываясь. Она уже ни о чем не думала, целиком отдавшись своему гневу – единственному, что могло сейчас ее поддержать.
Глава 30
– Вы никогда не ощутите подлинного духа Виргиния-Сити, если не посетите все лучшие местные бары и бордели. Именно там вы встретите всех, на кого стоит посмотреть и, если хотите, зарисовать!
– Например?
– Например, загадочную женщину, которую здесь называют Серебряная. Вот будет для вас головоломка, как и для всех остальных, я думаю! Дает она
