В поисках христианской свободы

«домочадцами»[994]. Отмечая тот эффект, который благая весть оказала на язычников, открывая им путь к новым отношениям с Богом, апостол написал:

А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровию Христовою. Ибо Он есть мир наш… дабы из двух [иудеев и язычников] создать в Себе Самом одного нового человека… и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста… Потому что через Него и те и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе. Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, быв утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святый храм в Господе, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие Духом[995].

Действительно, они называются не только «своими» Богу, но и «согражданами» и «народом святым»[996]. И может показаться, что эти описания говорят о строгом «организационном» укладе в собрании. Однако, хотя христиане и сравниваются с «народом», никакого акцента на идее земной, видимой организации не делается. Им напоминается, что их «гражданство на небесах», и что им нужно быть подобными людям прошлых времен, которые ожидали «города, имеющего основание, которого художник и строитель Бог» и стремились к «лучшему (отечеству), то есть к небесному»[997]. Все они равные по положению «сограждане», («равноправные граждане», Кузнецова), и у каждого из них единственный правитель — небесный. Они становятся согражданами благодаря тому, что Христос — их Царь. Они не ищут себе какого–либо земного правителя; за законами и указаниями им не нужно обращаться в какой–нибудь руководящий совет, служащий в земной столице — в Иерусалиме, Риме, Бруклине или где–то еще. Канал, который использует Царь — это святой Дух, который направляет, ведет, дает указания. Если бы апостолы хотели особо подчеркнуть организационный аспект, то для этого аналогия с народом подошла бы идеально. Однако в своих писаниях они лишь изредка используют это сравнение, и даже тогда идея организации не является доминирующей. Скорее, наибольшее внимание уделяется отношениям, подобным тем, что существуют в семье. Обращаясь к соверующим, они никогда не называют друг друга «мои сограждане», а постоянно говорят «мои братья». (И хотя совместно они и составляют духовный храм и царственное священство, они не обращаются друг к другу «мой сосвященник»[998]). Они все являются частью Божьего дома, братьями и сестрами в одной семье под руководством Христа[999]. Христос сам положил основание для такого взгляда:

Он же в ответ сказал им: «Кто моя мать и кто мои братья?» И, окинув взглядом сидящих вокруг него, сказал: «Вот, моя мать и мои братья! Кто исполняет волю Бога, тот мне брат, и сестра, и мать»[1000].

В том же духе Павел написал Тимофею:

Старшего строго не укоряй. Но умоляй его, как отца, молодых мужчин — как братьев, женщин, которые старше, — как матерей, молодых — как сестёр, со всей чистотой[1001] .

Почему же тогда религиозная структура — при наличии столь обширного числа доказательств и оставленного апостолами примера — предпочитает делать главный акцент на организационном укладе, а не на семейных отношениях внутри сообщества? Очевидно, последнее не позволяло бы использовать авторитарный подход. Ведь в этой семье есть только «один Отец, который на небе», и только «один Наставник», «а вы все — братья»[1002].

ХРИСТИАНСКАЯ ЭККЛЕСИЯ В ПЕРВОМ СТОЛЕТИИ

Для описания христиан как коллектива в христианских Писаниях наиболее часто используется греческое слово экклесия, обычно переводимое как «церковь» или «собрание». Интересно отметить, что само по себе это слово выраженного религиозного оттенка не несет. Обычно греки использовали это слово для описания «собрания» горожан, которые встречались для решения жизненно важных гражданских вопросов. В таком обычном, светском, нерелигиозном смысле данное слово употреблено в Деяниях 19:32, 39, 41 для описания наспех созванного собрания серебряных дел мастеров в Эфесе. Очевидно, что само по себе это слово не несет идеи «организации» в смысле структурированного общественного образования, а просто передает идею совместной встречи людей, на которой они рассматривают интересующие их вопросы. Слово экклесия может также описывать самих собравшихся людей[1003].

В первом столетии христиане не были прикреплены к местной экклесии, церкви или собранию в смысле формального членства в ней как в религиозной организации. Собираясь с другими, они самим своим приходом на собрание показывали, что являются частью местного «сбора» или «собрания» (экклесии). Побуждение придти на встречу не было навязано им со стороны какого–либо религиозного авторитета. Влекомые зовом благой вести, они приходили на встречу, на которой они не просто делились своими мыслями и взглядами, а слушали исходящие от Бога учения. В течение первого и второго столетий собрания проходили в домах, а не в специальных религиозных строениях[1004]. Обсуждая то, как Павел в своих ранних посланиях использовал понятие экклесия, исследователь Роберт Бэнкс пишет:

В течение этого периода данное слово никогда не использовалось для описания зданий, в которых собирались христиане. Что бы мы ни рассматривали: будь то собрание лишь нескольких христиан из одного города или же большое собрание всего христианского сообщества [в этом городе], оно проходило в доме одного из членов экклесии, — например, в верхней комнате [Деяния 20:8]. Свидетельства существования специальных зданий для проведения христианских собраний появляются лишь в третьем веке, но даже тогда эти здания строились по образцу обычных комнат, в которых римляне или греки принимали своих гостей[1005].

Подобное утверждение мы находим и в труде «The Expositor's Greek Testament»:

Вплоть до третьего столетия мы не находим конкретных доказательств существования специальных церковных зданий, предназначенных для поклонения; все источники указывают на то, что для этой цели использовались личные дома [верующих][1006].

Поскольку христиане сами составляли духовное «жилище Бога», им не требовались специальные здания для поклонения ему (да и «жилище» Бога в них не ограничивалось определенными периодами времени или днями недели)[1007]. Как показывают данные археологических раскопок, дома в те времена очень редко имели комнаты, в которых могло бы собраться более сорока человек[1008], поэтому собрания были сравнительно небольшими. Подобные совместные встречи создавали атмосферу, благоприятствующую развитию родственных чувств. Собрания способствовали укреплению братских уз и чувства единения. С большой охотой приходящие на встречи узнавали друг друга все лучше и лучше, знакомились с нуждами, интересами и тревогами соверующих.