Да уж, с каждым днём всё интереснее и интереснее. Тяжело выдохнув, забираюсь с ногами в ближайшее к камину кресло, долго смотрю на огонь.
Меньше всего на свете я мечтал о подобной славе. Да что далеко ходить - я вообще никогда её не желал. Пусть она останется для кого-то другого, но только не для меня. Только теперь мне никуда не деться.
- Что происходило, пока я был без сознания? - спрашиваю бесцветным голосом, не отводя невидящего взора от извивающихся языков пламени.
- Знаешь, мы сейчас не сможем в точности объяснить - все были так напуганы, так боялись, что ты никогда больше не придёшь в себя…
Голос Гермионы вздрагивает, отчего она замолкает, поэтому вместо неё продолжает Рон:
- Мы хотели увидеть тебя, но Снейп нас не пускал. Главное, сам мотался от подземелий до больничного крыла со скоростью бладжера, а нас прогонял. Потом, видимо, ему надоело, ну он и позвал Дамблдора. Тот оказался хитрее, и просто поставил пароль на вход, который мы, сам понимаешь, не знали. Вот так и прошли три дня - как в тумане, пока ты не очнулся.
- Ещё дурацкие статьи в газете, кучи сов с письмами директору от родителей учеников о том, что они не намерены отпускать в Хогвартс своих детей до тех пор, пока ты находишься здесь, - с отвращением в голосе добавляет Гермиона, а я резко оборачиваюсь, изумлённо выгнув брови.
- Тут-то я причём?
Подруга поджимает губы так, как делает в моменты, когда ей не хочется говорить о чём-либо. На помощь ей приходит Невилл. Продолжая прижимать к груди учебник по Травологии, он подаётся вперёд:
- Они знают, в чём дело. Конечно, не во всех подробностях, более поверхностно, но тем не менее, боятся отпускать своих детей в школу, потому что считают её далеко не безопасным местом.
- Хогвартс - одно из самых безопасных мест, - возражаю я, и Гермиона вновь включается в разговор:
- Конечно, это так, но попробуй доказать это другим. Не все понимают, что пока Дамблдор рядом с нами, никакая опасность нам не грозит. Он оградил замок и его предместье всевозможными защитными чарами, разрушить которые практически невозможно, перекрыл Каминную Сеть, возвёл антиаппарационный щит на много миль вокруг. Меры предосторожности наилучшие, но…
Гермиона разводит руками, сделав паузу, чтобы вдохнуть побольше воздуха и продолжить:
- Многие волшебные семьи бегут из Лондона в другие города и даже страны. Все напуганы. Магглам ещё хуже - они вообще не могут понять, что происходит. Пожиратели Смерти зверствуют, взрывая метро, круша здания и мосты. Страна на грани чрезвычайного положения, в Министерстве Магии, судя по всему, тоже не всё в порядке, но главное - всё внимание сейчас приковано к твоей личности, Гарри. Ты - тот, кто выжил после Авады Кедавры, тот, кто явился причиной исчезновения Тёмного Лорда. Теперь они не оставят тебя в покое.
- Спасибо, Гермиона, - кисло заключаю, вновь отворачиваясь к огню и зябко обнимая себя за плечи.
Ребята шёпотом переговариваются, но я даже не пытаюсь вслушаться. Нечто сродни омерзению поселяется в моём сознании, не давая возможности думать о чём-либо другом, кроме того, что я сейчас услышал. Мерлин, как это всё можно перенести?
Тут ещё Сириус с недавней новостью о своём отъезде вогнал меня в состояние окончательной растерянности. Ему приходится покинуть Хогвартс с началом учебного года, что оказывается вполне логично. Только я об этом не подумал. Даже не хочу вспоминать, какими глазами он смотрел на меня сегодня утром, иначе на душе станет ещё паршивее, хотя больше уже некуда.
Завтра первое сентября - день, прихода которого я боюсь как никогда.
Я загнан в угол, выхода из которого нет и в помине.
Единственное светлое пятно на фоне всепоглощающей тьмы - это то, что Невилл вернул мне дневник моей мамы, как и обещал. Прочтение первой страницы вызвало неприятное жжение в горле и покалывание в носу, поэтому я спрятал тетрадку на дно своего чемодана в надежде, что когда-нибудь смогу спокойно прочитать её.
Сириус заинтриговал меня, обещав рассказать мне кое-что интересное о Лестрейнджах в первом же письме. Нет, мне ни в коем случае нельзя думать о крёстном, нельзя гадать, где он сейчас находится, нельзя допускать хотя бы мимолётной мысли о том, что он не в безопасности, иначе я полезу на стену от невыносимого чувства безысходности, разъедающего мой разум.
- Ты куда? - с неприкрытым волнением в голосе спрашивает Рон, когда я поднимаюсь на ноги.
- Пройдусь по коридорам, успокою мысли, - пожимаю плечами.
Друзья кивают, и я ныряю в проём отъехавшего портрета.
С успокоением, конечно, погорячился, потому как не вижу ни единого способа добиться внутреннего равновесия. Одна гнетущая мысль сменяется другой, та, в свою очередь, сменяется третьей - и так до бесконечности, по замкнутому кругу. Порой доходит до того, что я желаю повернуть время вспять и всё-таки погибнуть от Смертельного заклинания, потому как это легче. Проще сразу умереть, а не пытаться вынести всё то, что в одночасье свалилось на меня.
Извечный вопрос «Почему именно я?» даже не думает оставлять меня наедине с самим собой, а настойчиво стучится в мою голову, вызывая почти невыносимую боль. Сжимая пальцы до побледнения суставов, я часами напролёт сижу на холодном подоконнике, силясь найти ответ, но каждый раз он неумолимо ускользает от меня, вызывая новые приливы раздражения и разочарования.
Единственное, в такие моменты меня несколько удивляет странная закономерность, которая заключается в том, что по прошествии неопределённого количества времени, когда я успеваю отсидеть себе все бока и замёрзнуть от соприкосновения с ледяными стенами - тогда из-за поворота коридора появляется тёмная фигура, в которой я безошибочно угадываю Снейпа. Причём, его приходы не зависят от моего местоположения, особенно если учесть то, что сижу я каждый раз в разных местах: он всегда находит меня. Не произнося ни слова, он присаживается на противоположный край подоконника, складывая сцеплённые в замок ладони на колено, и прямой взгляд бездонных глаз замирает на моём лице.
Мы можем заговорить не сразу. Его это не раздражает так же, как не напрягает меня. Я даже не стараюсь догадаться, что он делает, когда молчание затягивается на добрые полчаса, потому как варианты, приходящие на ум, настолько оригинальные и никак не вяжутся с характером и манерой поведения профессора. Ну не будет же он сидеть и смотреть на то, как я с застывшим выражением лица безмолвно терзаюсь сомнениями и попытками отыскать ответы на мучающие меня вопросы? Это было бы… удивительно.
Потом я начинаю говорить: долго, много и безостановочно. Я выливаю на него всё то, что накопилось внутри, что настойчиво заполняло меня до краёв, и мне становится легче, хоть и ненадолго. По крайней мере, я могу спокойно спать по ночам, ощущая себя на утро не раздавленным флоббер-червём, а нормальным человеком. Ну, относительно нормальным.
В сегодняшний третий по счёту вечер я бессознательно жду его прихода. Я нуждаюсь в его присутствии не меньше, чем в необходимости узнать правду, выяснить которую очень и очень проблематично. Не спрошу же прямо в лоб: «Скажите, профессор, случайно не Вы поцеловали меня, когда я чуть не погиб?» Если хочу выставить себя посмешищем - именно так и стоит поступить.
Надо как-то извернуться и обыграть ситуацию таким образом, чтобы он ответил, но в то же время не посчитал, что незачем больше тратить своё время по вечерам на такого идиота, как я. Только как?..
- Я увидел ту чушь, которую пишут про меня в Ежедневном Пророке.
- Верно подметил: иначе, как чушью, эти статьи не назовёшь.
Усмехаюсь, но как-то вяло, а он встряхивает головой, откидывая назад волну чёрных волос.
За два предыдущих вечера я рассказал ему всё, что только можно. Своей способностью говорить поразил даже самого себя, однако сам Снейп не посчитал это чем-то ненормальным. Он ни разу не упрекнул меня в излишней болтливости, ни разу в его взгляде не промелькнуло недовольство. Он словно понимает, что мне необходимо выговориться, хотя с другой стороны - оно ему надо? Слушать о переживаниях собственного, пусть даже более близкого, чем другие, ученика, разъяснять ту или иную ситуацию, более того - успокаивать, если это потребуется? Я оставил все попытки разгадать этого человека ввиду
