бесполезности затеи.
Снейп смотрит на меня с таким уравновешенным спокойствием, что мне остаётся только позавидовать. Правда, не могу не заметить, что раньше он не позволял себе быть столь умиротворённым. Интересно, не эта ли его сущность, случайно, истинная? Конечно, у каждого из нас много масок, и мой профессор - не исключение, и всё же почему-то хочется верить в то, что сейчас он - неподдельный, такой, какой есть на самом деле.
Если то, что я сейчас подумал, правда, и окажется, что он настолько доверяет мне, раз показывает себя настоящего…
Что-то дёргается слева под рёбрами, так странно и непривычно, отчего я не сразу понимаю, что это сердце, пропустившее удар, а затем резко и громко бухнувшее где-то в горле.
Стараясь не выдать себя, запускаю пальцы в жёсткие волосы, сжимая их у самых корней, вглядываюсь в одинокую луну, печальный свет которой скользит по зеркальной глади Озера.
Он мог быть тем человеком. Он мог поцеловать меня.
Остаётся только безнадёжно гадать, откуда во мне святая уверенность - такая же неприкосновенная, какая была несколько дней назад, на грани между реальностью и сном.
С изумлением вслушиваюсь в нежданно разволновавшееся сердцебиение, изо всех сил контролирую свою мимику, потому что к спокойствию в его взгляде примешивается внимательность в союзе с настороженностью. Неужели я слишком громко дышу? Здесь так тихо, что он вполне может слышать, как колотится моё неугомонное сердце.
- Скажите, профессор… - и задыхаюсь.
Мерлин, лучше бы я вообще не раскрывал свой рот - голос дрожит, как у провинившегося домового эльфа под яростным взглядом хозяина.
Снейп, похоже, даже не догадывается о причинах моего поведения, как минимум, странного, как максимум - о, я даже боюсь думать, на что это вообще может быть похоже со стороны.
Чёткая линия бровей зельевара вопросительно выгибается в ожидании продолжения, а я пытаюсь придумать, что говорить дальше, но мысли настолько сумбурные, что найти среди них одну мало-мальски убедительную совершенно нереально.
Вдруг меня осеняет. Идея напрочь лишена всякого здравого смысла, и если всё пойдёт не так - результат будет равносилен катастрофе мирового масштаба, но рискнуть стоит. Хотя бы ради интереса, тем более, терять мне уже нечего и хуже, чем есть, не будет.
Прыти во мне сейчас больше, чем в огромной стае пикси, к тому же эффект неожиданности - штука весьма и весьма действенная.
Отслоняюсь от стены, перемещаюсь на колени, делаю один шаг на четвереньках по ужасно твёрдому подоконнику, при этом стараясь не растерять уверенность под подозрительным взглядом, и…
Целую своего профессора. Слишком скованно, слишком скромно, но этого достаточно, чтобы понять, что именно эти губы касались моих в тот вечер.
Этого совсем недостаточно.
Мои действия не получают отпор, но одновременно и не встречают поддержки. Воодушевлённый одним из этих явлений, отстраняюсь всего на пару дюймов, и то только для того, чтобы в следующий миг повторить свои действия с большим энтузиазмом. Снять бы очки, которые мешают, но мне по какой-то причине страшно пошевелить руками или открыть глаза, потому как я внезапно осознаю, что он…отвечает. Он целует меня в ответ. Он…
Что-то оглушительно шумит в ушах, обрывая последнюю связь с внешним, хоть и погружённым в сон, миром. Ощущение тепла - до дрожи знакомое, почти успевшее стать родным - обволакивает меня, когда я, рухнув на грудь Снейпу, вцепляюсь в его напряжённые предплечья прежде, чем он успеет отгородиться от меня замком скрещённых рук. Да, из-за этого я получаюсь гораздо ниже и шея выгибается под не совсем комфортным углом, да, я теряю всякий стыд и беззастенчиво располагаюсь на коленях своего профессора - всё это взрывается и безвозвратно меркнет перед тем фактом, что я оказываюсь не в силах оторваться. Никакими способами я не могу заставить себя отодвинуться от этого человека, в чём окончательно убеждаюсь в момент, когда за моей спиной замыкается своеобразное кольцо объятий. Мерлин, мне никогда ещё не было так уютно.
Только когда лёгкая прохлада касается влажной поверхности губ, я понимаю, что поцелуй закончился. Малодушничаю, открывая глаза лишь тогда, когда пристраиваю голову на плече профессора, тем самым увиливаю от возможности встретиться взглядами. Некоторое время ничего не происходит, пока он не поднимает руку и не проводит ладонью по моим волосам, останавливаясь у основания шеи. Может, я слишком мнительный, но это движение настолько необычно и ново, что я теряюсь. Правда, необходимость подумать над ответной реакцией отпадает практически мгновенно из-за того, что мне тривиально не хочется думать. В голове такая приятная пустота, какой не было уже очень и очень давно, а тело максимально расслаблено, отчего нет желания даже просто моргать.
Прикрывая глаза и не обращая внимания на съехавшие набок очки, обвиваю одной рукой шею Снейпа и слушаю его тихое и размеренное дыхание.
Вот он, долгожданный покой.
* * *
- Гарри, ты вообще слушаешь меня?
Резкий и от этого ещё более неприятный щелчок перед самым носом заставляет меня вздрогнуть всем телом. Автоматическим движением поправив очки на переносице, фокусирую взгляд на недовольном лице Гермионы.
- Конечно, слушаю. Что ты там говорила?
Подруга возводит глаза к потолку в безмолвном вопросе «И в кого же он такой невнимательный?», затем вновь впивается в меня своим фирменным недовольным взглядом и нетерпеливо постукивает пальцами по странице раскрытой книги.
- Ты сегодня весь день витаешь в облаках. Конечно, это гораздо лучше, чем состояние депрессии, только в данный момент мне очень необходимо твоё внимание.
Про облака она предельно точно подметила.
Поёрзав на неудобном стуле, поджимаю под себя одну ногу и всеми силами стараюсь изобразить на лице выражение крайней заинтересованности. Видимо, получается убедительно, раз Гермиона заправляет пушистые волосы за ухо и с серьёзным видом произносит:
- Когда ты лежал в больничном крыле, Невилл рассказал нам о том волшебнике из Албании, который, по его словам, был знаком с Волдемортом. Опустив тонкости взаимоотношений родителей Рона со своими коллегами в Министерстве Магии, хочу сказать, что нам удалось выяснить один очень интересный факт.
- И какой же?
- Этот самый волшебник, которого, кстати, зовут Леотрим, фамилию я не запомнил - так вот, он ни о каком Волдеморте и в помине не слышал, - отвечает Невилл и всплескивает кистями рук.
- Как такое возможно? - теперь мне на самом деле становится интересно.
- Пока неясно, особенно если учитывать то, что до этого он давал кардинально другие показания, - хмыкает Гермиона, пожав плечами.
Повисает напряжённая тишина, в течение которой каждый из нас пытается найти отгадку, пока Рон не хлопает себя по лбу, восклицая так громко, что мы подпрыгиваем на месте:
- Заклятие Забвения! Что, если Волдеморт наложил на этого Леотрима заклятие Забвения и по-тихому вернулся в Англию? Замёл следы? Такое может быть?
- Вполне, только подозрительно всё это… - задумчиво тянет Гермиона, водя подушечкой указательного пальца по подбородку. - Зачем ему стирать память тому, у кого он длительное время учился?
- Учился? - я откровенно удивляюсь, а подруга утвердительно кивает.
- Да, есть сведения о том, что Волдеморт, в то время ещё Том Реддл, жил и учился у Леотрима, который славился на всю Албанию своими выдающимися способностями в области магии и зельеварения. Последнее было его козырем. Я осторожно расспросила по этому поводу профессора Дамблдора, но тот отказался что- либо говорить, намекнув лишь, что ещё в Хогвартсе у Тома был великолепный учитель.
- Я так понимаю - учитель по зельеварению? - встревает Невилл, и Гермиона повторно кивает,
