этажа. Подняв голову от книги, я мгновенно ощущаю, насколько затекли шея и плечи.
Разминая онемевшие мышцы, я выхожу из комнаты и собираюсь спуститься вниз, как вдруг любопытство берёт вверх и заставляет тихонько подкрасться к краю лестницы и напрячь слух.
Голосов четверо и, насколько можно разобрать, их обладатели стоят в прихожей и негромко переговариваются.
- Что же теперь нам делать? - с волнением в голосе шепчет мама.
- Лили, ты слышала, что сказал Альбус. Надо последовать его совету, и сделать всё в точности так, как он предложил, - это уже профессор Люпин.
- Но кого нам выбрать в качестве хранителя? - подаёт голос отец.
- Джеймс, какой хранитель, ты что? Я не хочу уезжать отсюда! - вновь говорит мама, немного повышая голос, но её тут же перебивает Сириус.
- Лили, потише! Разве ты не понимаешь, что всё настолько серьёзно? Находиться здесь становится всё опасней с каждым днём! Подумай о себе и Джеймсе. Подумай о Гарри в первую очередь.
Голос крёстного понижается до шёпота, и мне приходится подойти ещё ближе к лестнице, чтобы расслышать ответ мамы:
- Я всё понимаю, и волнуюсь за Гарри гораздо больше вашего. Но вдруг это всё-таки неправда? Насколько мне известны способности этой…
Раздаётся чьё-то шиканье, после чего мама, так же как и Сириус, переходит на шёпот. Если я попытаюсь спуститься, то в любом случае выдам себя скрипом ступеней. Но мне так необходимо узнать, про чьи способности говорит мама.
Осторожно спускаясь ниже, я пытаюсь вновь прислушаться, как вдруг мерзкий и непозволительно громкий скрип ступеньки разрезает тишину моего укрытия. Вот дьявол.
Глухо выругавшись, я понимаю, что терять мне уже нечего, поэтому быстро выхожу в прихожую.
У них даже выражения лиц одинаковые: удивление, смешанное с вопросом, не услышал ли я что-нибудь не то. В другой ситуации это выглядело бы забавно, только мне сейчас совсем не до смеха.
- Где вы были?
Четвёрка мельком переглядывается, словно ищет поддержки друг у друга, и через какое-то время отец нарушает молчание:
- Гарри, мы были…
- У профессора Дамблдора, да? - с откуда-то взявшейся горечью в голосе я перебиваю отца.
- Да, у него… - отрывисто отвечает папа, и по его лицу видно, что в мыслях у него идёт ожесточённая борьба.
- И что он вам сказал? Зачем нам надо уезжать? Какой ещё хранитель?
С каждым мгновением я всё ясней ощущаю разрастающийся в душе праведный гнев.
- Гарри, ты и так услышал слишком много, тебе вообще не стоило знать даже этого! - мама вдруг начинает умолять, только вот меня уже понесло.
- Ах, не стоило? С каких, интересно, пор я вышел из числа ближайшего окружения? С какого момента появилась информация, предназначенная для всех, кроме меня?!
Я изо всех сил стараюсь сдерживать себя, не говорить слишком громко, но волны злости и горькой обиды захлёстывают меня с головой, и даже мама, для которой мои слова сейчас сродни пощёчины, даже она не смогла бы утихомирить бурю в моей душе.
- Ты не так всё понял, Гарри! - восклицает Сириус.
- Ну так объясните!!! - я не выдерживаю и перехожу на повышенный тон.
Снова это дурацкое молчание.
- Мы не можем. Гарри, прости, - хрипло произносит мама, но окончания фразы я уже не слышу, потому что круто разворачиваюсь и буквально взлетаю вверх по лестнице, громко хлопнув дверью своей комнаты и наложив на неё Запирающее заклятие.
Не могут они. Обалдеть. Это уже ни в какие ворота.
Что сказал им Дамблдор? Какая опасность грозит нашей семье, и неужели всё настолько серьёзно, что нам надо покинуть дом? А как же Хогвартс?
Голову словно стягивает железным обручем, но я не обращаю внимания на боль, только сжимаю пальцами виски и думаю, стараюсь из обрывков фраз собрать воедино цельную картинку. Но это так трудно…
Через полчаса раздаётся короткий и неуверенный стук в дверь. Затем голос мамы. Вроде как требует открыть ей.
Прости мам, но я не могу. Я всё в состоянии понять, я даже смогу принять любую опасность, я уверен в этом. Но только не предательство. А ваше молчание никак иначе, как только предательством не назовёшь.
Спустя какое-то время мне приходится смириться с тем, что сам я ни до чего не додумаюсь. Потому что мне катастрофически не хватает информации. Лишь в одном я стопроцентно уверен - что всё это самым прямым образом связано с теми взрывами.
Глаза начинают слипаться, тело становится словно ватным. За окном уже совсем темно. Взглянув на часы, я удивлённо вскидываю брови - полдвенадцатого.
За дверью периодически раздаются перешёптывания, но больше никто не решается меня потревожить.
Выпустив Буклю на ночную охоту, я оставляю окно открытым и ложусь спать. Вернее, пытаюсь поспать хотя бы несколько часов, потому что сумбурные мысли не дают покоя.
С огромным трудом я дожидаюсь первых лучей солнца.
Выскользнув из своей комнаты, я осторожно и по возможности бесшумно выхожу на улицу. Солнце только-только встаёт над горизонтом, поэтому довольно-таки прохладно, но мне лень возвращаться в дом за одеждой потеплее.
Чувство обиды несколько притупляется, на смену ему приходит пугающее безразличие и разочарование.
Почему им так трудно рассказать мне обо всём? Особенно маме. Ведь она редко скрывает что-либо от меня, потому что между нами сложились на редкость доверительные отношения, что не характерно, к примеру, для Рона и Молли.
Я всегда мог прийти к маме, ну или, по крайней мере, написать письмо, рассказать о том, что меня волнует. Может, кому-то это могло показаться странным, но она всегда была для меня самым близким другом, ближе, чем Рон и Гермиона. Правда, в большинстве случаев я предпочитал держать всё в себе. Этому меня учил отец ещё с самого детства: я должен быть сильным и не должен выпускать своих внутренних демонов на волю. Я старался, но всё же самоконтроль иногда давал слабину.
Порой всё происходило с точностью до наоборот: я бывал слишком добр к своим школьным обидчикам, а их у меня предостаточно. Отец сетовал по этому поводу, а вот мама как-то странно улыбалась. Как сказал позже профессор Люпин, я перенял её безграничную доброту ко всем людям. Ох, не знаю, не всегда это чувство берёт верх во мне.
Раздавшийся невдалеке лёгкий хлопок, словно кто-то аппарировал, заставляет меня обернуться.
Только через несколько мгновений я осознаю, что стою и наблюдаю с тёплой улыбкой на губах за приближением Северуса Снейпа. И в голове ненавязчиво блуждает мысль, что я ждал его появления как никогда раньше.
Только вот не хватало сейчас ещё начать копаться в самом себе, поэтому, запихнув странные позывы воспалённого сознания куда подальше, я стираю улыбку с лица и приветствую мужчину сразу, как только он поравнялся со мной.
Что-то с ним не то. Походка не такая летящая и стремительная, поникшие плечи, и эта смертельная тоска, промелькнувшая в чёрных глазах до того, как Снейп успевает замаскировать её привычным безразличием.
Чувствую, как ледяные мурашки рассыпаются по позвоночнику, заставляя передёрнуть плечами, и причина вовсе не в холоде.
Так, пока я не растерял оставшуюся храбрость, надо выяснить у Снейпа всё, что меня волнует.
- Сэр, какая связь между мной и теми взрывами?
