Где они никогда не найдут ее.
Тара добралась сначала до Нового Орлеана, потому что слышала, будто там всегда есть работа и никто не спрашивает, кто ты и откуда. Город многолюден; в нем живут креолы, испанцы, англичане, южане, северяне, французы.
Этот город – врата в забвение. Здесь можно затеряться, как песчинка в пустыне. Но все же он слишком близко от тех мест, откуда ей пришлось уйти. Бежать…
Как она попала сюда, девушка едва помнила. Спросила о работе у какой-то старухи на улице, и та направила ее в таверну к Иствуду, где она сразу получила место. Как разъяснил хозяин, в ее обязанности входит разносить еду и виски играющим в карты и прочим посетителям. Иствуд обещал хорошо платить и, подмигнув, добавил, что она будет получать куда больше, если не погнушается приглашать джентльменов к себе, в небольшую каморку на чердаке, отведенную для нее. Увидев возмущение девушки, он рассмеялся и сказал, что эти дела она может решать по своему усмотрению, он ей не указ, а берет ее потому, что выглядит она шикарно, ничего не скажешь, такие тут не часто встречаются. Впрочем, ежели девушка против посторонних джентльменов, то, быть может, согласится принимать иногда только одного – своего хозяина.
Поняв, что это шутка, Тара ничего не ответила, но выражение у нее было такое… Однако она сдержалась, поскольку Иствуд уже нанял ее. Не начинать же снова поиски!
Тара работала здесь уже несколько вечеров, и никто пока не докучал ей. А, сегодня опоздала просто по глупости: бродила по городу, глядела на цветочные базары, на Миссисипи. Вообще-то толстяк прав, что ругает ее. Не следует опаздывать. Да и место не такое уж плохое. Далеко не худшее, как считали многие… Хотя то, что хуже, трудно вообразить без дрожи…
Девушка вздрогнула и подавила крик, когда Иствуд внезапно схватил ее за руку.
– Ты слушаешь меня, эй? Пока еще я здесь хозяин! И вот что скажу… Ты задрала нос, когда я говорил о клиентах, и я не стал настаивать, потому что твой вид… В общем, твой вид мне подходит. Но я могу и передумать, и тогда…
– Уберите лапы! – едва сдерживая ярость, потребовала она.
Глаза его гневно сверкнули.
– Убирайся отсюда и приступай к работе, если хочешь получить хоть что-нибудь!
Именно что-нибудь. Она уже знала, какие это крохи, но они позволят ей куда-то уехать. Ведь вернуться назад невозможно. Это хуже смерти. Значит, придется работать у Иствуда, пока не накопит хоть немного.
Сняв плащ, Тара поспешила на кухню. Иствуд внушал ей антипатию, зато оба повара-креола сразу понравились, да и Эмма, толстуха ирландка, главная на кухне.
Бог с ним, Иствудом! Как только она накопит денег, ноги ее здесь не будет!
«Только бы никто меня не нашел, только бы никто не узнал до этого!» – взмолилась Тара.
– А вот и вы, милочка! – приветствовал ее повар Гастон, вынимая хлеб из печи.
Он был таким же толстяком, как и Эмма, и напоминал большую подушку. Наверное, обожал свои печеные изделия.
– Простите, что опоздала, – смутилась Тара.
– Ничего, – отозвался Гастон. – С едой у нас все в порядке. Только за одним из карточных столов то и дело требуют виски. Их там четверо. Вы сразу увидите.
Тара пошла выполнять заказ и чуть не столкнулась с Мари, хорошенькой молодой креолкой, работающей и внизу, и наверху.
– О, mon dieu! – воскликнула та. – Наконец-то вы явились, дорогуша! Обслужите этих нетерпеливых мужчин, пока тот немец не откусил мне голову! Виски на карточный стол, и поскорее.
– Кому виски? – спросила Тара.
– Сразу увидите. Этот немец высокий, худой и очень красивый. Настоящий викинг. А еще там. Улыбчивый Джек, жутко опасный тип. Как все креолы! – Рассмеявшись, Мари добавила: – Каждый из них, дорогуша, заплатит вам столько за одну ночь… – она окинула Тару одобрительным взглядом. – …что сможете уехать хоть на край света.
Тара, покраснев, подумала: «Неужели она считает, что я способна на это? Малютка Мари явно не понимает, как можно отказаться от больших денег, если они идут в руки. Ведь за несколько часов дают столько, сколько официантка получает за две недели».
Сама Мари не бросила эту работу лишь потому, что та позволяла ей находить клиентов.
– А если не сразу распознаете немца или креола, – продолжала Мари, – то уж американцев увидите тотчас. Один из них совсем молодой и хорош собой, а другой… Она улыбнулась: – А другой Маккензи.
Мари произнесла это имя так, будто оно говорит само за себя.
Тара взяла в баре бутылку виски и тяжелые стаканы. Большой зал таверны заволокло табачным дымом, но девушка, присмотревшись, увидела, что в дальнем углу расположилась компания подвыпивших моряков с подружками. Поодаль от них матросы с речного парохода заигрывали с Лизеттой, сестрой Мари, и та задиристо отвечала на их непристойные шутки. За тремя столиками играли в карты.
Тара сразу узнала тех, о ком говорила Мари: немца, креола и двух американцев, один из которых был явно Маккензи. Девушка никогда не видела никого похожего на него. Впрочем, что в нем особенного?.. Да хотя бы волосы – черные как смоль, как гагат.
Она сразу вспомнила, что это он так пристально смотрел на нее, когда она разговаривала с Иствудом. У него были пронзительные, такие же темные, как волосы, глаза и крупные, грубоватые черты лица: упрямый, решительный подбородок, широкие скулы, прямой нос, широкие брови. Смуглое лицо Маккензи показалось ей привлекательным, даже красивым. Особенно рот – большой, чувственный.
Его глаза снова остановились на девушке. Темные, как ночь над морем. Он поймал ее взгляд, и легкая улыбка тронула его губы. Тару словно опалило огнем, но при этом она испытала какое-то странное успокоение.
Тара заметила, что на нем белая как снег сорочка, черный сюртук, коричневатые штаны. В руках Маккензи держал карты, сжимая их длинными смуглыми пальцами.
– Виски! – воскликнул немец. – Наконец-то!
Тара поставила бутылку и стаканы на стол, чувствуя на себе внимательный взгляд темных глаз, который смущал ее.
– У вас не осталось золотых монет, Джек, – сказал Маккензи. – Пора кончать игру.
Тара сразу определила интонацию южанина.
– Нет монет, зато есть имущество, – ответил креол.
