как героически погибла его бригада и как все товарищи никогда не забудут своих погибших друзей. Остальные шахтеры слушали молча и мрачно. Они знали, что подобные аварии происходят достаточно часто, и нет никаких гарантий, что в следующий раз они не будут на месте погибших.
Клаву и среднюю сестру, которой было только восемь лет, оставили дома, а мать со старшей сестрой поехали на похороны. Школьные годы Клавдия вспоминала как лучшее время своей жизни. Мать работала машинисткой в исполкоме и регулярно получала зарплату, еще им выплачивали пенсию за погибшего шахтера-отца. Но уже в конце восьмидесятых начались перебои с продуктами, на получаемые деньги ничего нельзя было купить.
В конце восьмидесятых положение становилось хуже и хуже с каждым днем. Шахтеры начали проявлять недовольство, зарплаты выплачивались нерегулярно, в магазинах почти не было продуктов. Впервые за семьдесят лет советской власти начались забастовки шахтеров. Уже в девяностом большая пенсия погибшего отца начала превращаться в ничтожные деньги, а еще через год распался Советский Союз, и прежняя солидная пенсия погибшего шахтера превратилась в пыль. К тому же деньги, которые выдали матери еще в семьдесят пятом в виде пособия, тоже превратились в бумагу, когда все они обесценились в январе девяносто второго.
Мать перешла на работу в профсоюзный комитет машинисткой, но этих денег тоже не хватало. К тому же зарплату иногда не выдавали по два-три месяца. Хорошо, что иногда помогала бабушка, которая привозила яблоки со своего сада. Девяностые годы были трудными не только в России, но и на Украине. Выживать приходилось экономя буквально на всем. Нового платья после девяностого у нее так и не появилось. Она перешивала платья старших сестер, ходила в старых плащах и пальто, оставшихся еще с семидесятых, почти забыла вкус мяса, которое сначала выдавали по талонам, а потом и вообще перестали выдавать — даже за деньги. Семья обычно обедала картофельным супом и пыталась выживать в невероятно сложных условиях начала девяностых.
В девяносто первом, еще до декабрьского распада, старшая сестра в возрасте двадцати лет после окончания технического училища решила уехать в Киев, где жил двоюродный брат их отца. Сначала она написала несколько писем, затем перестала писать и звонить. Мать иногда справлялась у родственников, что случилось с дочерью, как она устроилась в Киеве, ее уверяли, что у девочки все в порядке. В девяносто третьем выяснилось, что старшая сестра нигде не училась и нигде не работала. Она довольно быстро ушла из дома родственников, предпочитая жить и работать самостоятельно. Такая самостоятельная жизнь закончилась плохо. Через год она родила мальчика и вернулась в Донецк с ребенком, с которым поселилась в их квартире. Работать она не могла и не умела. Время от времени в их квартире появлялись ее новые знакомые, которые увозили ее на несколько часов или дней. И она возвращалась счастливой, часто не понимая, где и зачем была и сколько отсутствовала.
Средняя сестра так и не вышла замуж, ухаживая за матерью и своим племянником. Она работала в управлении железнодорожного транспорта и была на хорошем счету. Когда Клаве исполнилось семнадцать, она решила поехать в Киев на учебу, но мать ее не пустила, посчитав, что достаточно проблем и со старшей дочерью, успевшей к тому времени вернуться в Донецк со своим ребенком. Клава так и не поступила в институт, а тут появился Борис Бабеш, молдаванин из Кишинева, который начал ухаживать за Клавой. Она устроилась на работу в кооператив, который занимался продажей продуктов. Продукты были в основном просроченные, и покупатели часто приходили, чтобы вернуть товар и потребовать свои деньги обратно. Некоторые раздражались и ругались особенно сильно. Приходилось по ночам переклеивать ярлыки, чтобы продлить срок годности продуктов. Так Клавдия постигала азы новой жизни. Особенно часто приходилось притворяться, когда приходили старики, которые не различали сроков давности на продуктах.
Так продолжалось примерно полтора года. Борис время от времени появлялся в ее жизни. Нельзя сказать, что она сильно влюбилась. Но она привыкла к этому коренастому, загорелому, веселому молдаванину, у которого были такие смешные темные усы и всегда всклокоченные волосы. Когда она почувствовала, что ждет ребенка, она сообщила об этом Борису. За окнами был девяносто четвертый год. Через несколько месяцев он решился и сделал ей предложение. Свадьбу сыграли в соседнем Дворце культуры. И затем муж увез Клавдию в Кишинев. Там достаточно быстро выяснилось, что Борис занимается своеобразной коммерцией, получая товары из Турции и продавая их местным коммерсантам.
Через пять месяцев она родила девочку, которую назвали Иолантой. Еще через два года они перебрались в Бухарест, где Борис открыл небольшой магазин. Все как будто налаживалось, пока он не принял к себе в магазин перекрашенную блондинку Констанцию, к которой с первого дня не скрывал своей симпатии. Еще через полтора года выяснилось, что эта перекрашенная блондинка ждет ребенка от Бориса. Разочарование Клавдии было слишком большим. Она никогда особенно не любила своего мужа, но подобного предательства не смогла ему простить. Тем более что Констанция каждый день приходила на работу, и ее уже сформировавшийся живот приводил Клавдию в тихое бешенство. Измена всегда больно ранит любого из супругов, но когда она обставляется таким наглым образом и любовница работает с супругой в одном учреждении, немало не стесняясь своего двусмысленного положения, это уже не просто измена, а настоящая человеческая трагедия. Неудивительно, что Клава не могла и не хотела этого терпеть. Забрав Иоланту, она собиралась вернуться домой, в Донецк, когда узнала, что может вернуться и в Молдавию, где оставались родственники мужа. Борис предложил ей вернуться туда и оставаться вместе с его родными. Но ни в Донецк, ни в Кишинев она не вернулась. Через своих знакомых в Бухаресте она устроилась работать в небольшом кооперативе, выпускающем домашнюю мебель. Официально она развелась с Борисом через два года. Растить дочку одной было достаточно сложно, хотя с квартирой проблем не было: Борис оставил им двухкомнатную квартиру, купив для новой жены и сына дом. К этому времени торговля турецким ширпотребом сделала его обеспеченным человеком.
Еще через четыре года в ее жизни появился Эжен Бональд, полуфранцуз-полурумын, который начал за ней активно ухаживать. Клавдии было уже под тридцать. И она позволила себе увлечься этим сладкоголосым французом. Он сделал ей предложение, купил какое-то немыслимо дорогое кольцо, сумел даже покорить сердце Иоланты, которая училась в местной школе. Через несколько месяцев, продав квартиру и вручив все деньги своему мужу, Клавдия и Иоланта поехали за Эженом во Францию, в его родной Нант. Почти сразу выяснилось, что Эжен не был ни коммерсантом, ни деловым человеком. Он был игроком, и все деньги, которые они выручили от продажи квартиры, он проиграл в первые две недели. В Нанте они жили в заброшенном доме, скорее похожем на сарай. Самое обидное, что не было никакой возможности выбраться из этой развалюхи. Любые деньги, которые появлялись в доме, Эжен проигрывал в казино. Апофеозом его морального падения стало украденное кольцо супруги, которое он подарил ей перед свадьбой. Однажды, не обнаружив кольца, Клавдия потребовала у мужа объяснений. И он честно признался, что продал кольцо, чтобы оплатить свои долги. Она даже не очень нервничала, понимая, как бесполезно что-либо говорить. Но в этот день в ней все сломалось окончательно. Единственным положительным результатом этого замужества было получение французского гражданства, которое Клавдии оформили уже через год.
Она перебралась сначала в Гавр, где проработала два года в порту уборщицей только для того, чтобы забрать дочь из этого сарая в Нанте, где они жили. Через два года, накопив немного денег, она смогла переехать в Париж, где устроилась работать уборщицей в небольшом ресторане. Еще четыре долгих года они пытались выжить, снимая небольшую мансарду в мусульманском арабском районе, где появление белокурой Иоланты всегда вызывало насмешки и свист ее темнокожих соседей. Больше всего на свете Клавдия боялась, что Иоланту обидят в школе или у дома. Но случилось самое неприятное. Иоланта влюбилась в араба, выходца из Марокко, который вместе с семьей из четырнадцати человек проживал в соседнем доме. Несмотря на все уговоры, Иоланта так ее и не послушалась. В семнадцать лет она переехала жить к этому марокканцу, оставив мать одну. И через год родила темного мальчика, похожего на своего арабского отца.
Это было два года назад. Клавдия уже снимала небольшую комнату в другом районе, более приличном и ухоженном, но Иоланта не соглашалась переехать к ней вместе со своим сыном. Только иногда она появлялась у матери, требуя денег, потому что у мужа денег почти никогда не было. К этому времени Клавдия перешла на работу в отель «Лотти», где устроилась горничной, у нее были хорошие рекомендации. По своему французскому паспорту она была Клэр Бональд, французская гражданка, имевшая право на работу во Франции. Подсознательно появление каждой блондинки вызывало у нее отторжение. Она помнила белокурую перекрашенную Констанцию, из-за которой ее бросил первый муж. Помнила о светлых волосах
