Каждый болт, подшипник, доска и крепление в этом монстре среди фургонов стучал, звенел или скрипел в безумной какофонии, столь оглушительной, что Темпл с трудом мог слышать свои вопли ужаса. Сиденье било его в зад, подбрасывало, как груду дешевого тряпья, заставляло стучать зубы. Ветви деревьев хлестали из темноты, вцепляясь в бока фургона, бичуя его по лицу. Одна сбила шляпу Шай, и теперь ее волосы трепались вокруг ее широко раскрытых глаз, сфокусированных на дороге; ее губы отогнулись от зубов, она крыла лошадей самыми забористыми ругательствами.
Темпл боялся представить вес дерева, металла и, сверх того, золота, который сейчас несся с горы. Теперь фургон в любой момент, определенно подвергаемый испытанию за пределами человеческого инженерного искусства, мог разорвать себя на части, захватив заодно и их. Но ужас был постоянным элементом жизни Темпла, и что еще он сейчас мог поделать, кроме как цепляться за эту скачущую машину смерти; мышцы горели от кончиков пальцев до подмышек; желудок крутило от выпивки и страха. Он не знал, что ужасней, закрытые глаза или открытые.
— Тормози! — крикнула Шай ему.
— А хули ты думаешь, я…
Она потащила назад рычаг тормоза, сапоги уперлись в подножку, плечи в спинку сидения, жилы на шее напряглись от усилий. Ободья взвизгнули, как мертвецы в аду, искры посыпались с обеих сторон, как фейерверки на день рождения императора. Шай тащила поводья другой рукой, и весь мир начал поворачиваться, потом крениться, два огромных колеса взлетели вместе с землей.
Время замедлилось. Темпл орал. Шай орала. Фургон орал. Деревья по бокам поворота бешено летели к ним, смерть была среди них. Затем колеса ударились о землю, и Темпл почти перелетел через подножку под молотящие копыта лошадей, прикусив язык и задыхаясь от хрипа, и его отбросило обратно на сиденье.
Шай отпустила тормоз и дернула поводья.
— Возможно этот поворот забрали слегка быстровато! — крикнула она ему в ухо.
Черта между ужасом и ликованием всегда была чудесна, и Темпл внезапно обнаружил, что пересек ее. Он ударил воздух и завыл:
— Пошел нахуй, Кооскааааа! — в ночь, пока его дыхание не иссякло, и не стало трудно дышать.
— Полегчало? — спросила Шай.
— Я жив! Я свободен! Я богат! — Точно, Бог есть. Благосклонный, понимающий, добрый дедушка Бог, снисходительно улыбающийся, глядящий на него, даже сейчас. «Рано или поздно приходится что-то сделать, или никогда ничего не добьешься», — сказал Коска. Темпл думал, это ли имел в виду старик. Вряд ли. Он схватил Шай, сжал в объятьях и крикнул на ухо: — Получилось!
— Уверен? — проворчала она, снова дергая поводья.
— Разве все не закончилось?
— Легкая часть.
— Э?
— Они так просто это не оставят, так ведь? — крикнула она сквозь стремительный ветер, когда лошади ускоряли шаг. — Не деньги! Не оскорбление!
— Они пойдут за нами, — пробормотал он.
— В этом был весь смысл нашего плана!
Темпл осторожно встал, чтобы посмотреть назад, желая, чтоб он был менее пьяным. Ничего, кроме снега и грязи, распыляемых позади стучащих колес, и деревьев по обеим сторонам, исчезающих в темноте.
— У них же нет лошадей? — Его голос в конце превратился в надеющееся легкое хныканье.
— Свит задержал их, но они все равно поедут! А эта штука не быстрая!
Темпл еще раз посмотрел назад, желая, чтоб он был пьян сильнее. Черта между ликованием и ужасом была прекрасна, и он быстро пересекал ее обратно.
— Может нам стоит остановить фургон? Взять двух лошадей! Бросить деньги! Большую часть по крайней мере…
— Нам нужно дать Ламбу и Савиану время, забыл?
— О, да. Это. — Проблема с отважным самопожертвованием была в части самопожертвования. Оно просто никогда не было ему присуще. Следующий толчок принес прилив обжигающей рвоты к горлу Темпла, он попытался проглотить ее, задохнулся, разбрызнул и почувствовал с дрожью, как она обжигает, выходя через его нос. Он посмотрел на небо — звезды уже исчезли, оно стало из черного железно-серым, и наступил рассвет.
— Воааа! — Очередной изгиб неожиданно появился из мрака, и Шай снова потянула визжащие тормоза. Темпл слышал, как груз скользит и звенит позади, когда фургон накренился на бок, всем своим весом желая обрушиться вниз с горы.
Когда они с грохотом выпрямились, раздался жуткий треск, и Шай зашаталась на своем сидении, одну ее ногу подбросило, она закричала оттого что ее начало выбрасывать из фургона. Рука Темпла схватила ее за пояс и втащила обратно; конец лука, перекинутого через ее плечо, чуть не выбил ему глаз, и она упала рядом с ним, хлопая поводьями.
Она держала что-то. Рычаг тормоза. И определенно больше не приделанный.
— Видимо, вот и всё!
— Что нам делать?
Она бросила деревяшку через плечо, и та укатилась на дорогу за ними.
— Не останавливаться?
Фургон вылетел из деревьев на плато. Первые проблески рассвета лились с востока; яркий край солнца показался над холмами, начиная превращать грязно-серое небо в полинявшее голубое, полоски облаков в слегка розовые, и заставляя блестеть твердый снег, укрывавший местность.
Шай усердно работала поводьями и снова прикрикнула на лошадей, что Темплу казалось слегка нечестным, пока он не вспомнил, насколько крики действовали на него лучше, чем ободрения. Их головы опускались, гривы взлетали, и фургон набирал все большую скорость, колеса крутились быстрее на ровном участке, и еще быстрее; заснеженный кустарник пролетал мимо, ветер бил Темпла в лицо, щипал за щеки и стремился в его замерзший нос.
Далеко впереди он видел лошадей, разбросанных по плато, Свит и Плачущая Скала уводили табун дальше. Не драконьи запасы для пенсии, но они выручат неплохую прибыль за пару сотен лошадей. Когда дело доходит до скота, люди здесь больше интересуются ценой, чем происхождением.
— Кто-нибудь гонится? — крикнула Шай, не отрывая глаз от дороги.
Темплу удалось, ухватившись рукой, подняться на сиденье, чтобы встать и посмотреть назад. Лишь зазубренная чернота деревьев и быстро растущее пространство ровной белизны между ними и фургоном.
— Нет! — крикнул он, самоуверенность начала потихоньку возвращаться. — Никого… подожди! — Он заметил движение. Всадник. — О, Боже, — пробормотал он, его самоуверенность полностью испарилась. Еще всадники. — О, Боже!
— Сколько?
— Три! Нет! Пять! Нет! Семь! — позади все еще было несколько сотен шагов, но они нагоняли. — О, Боже, — сказал он снова, падая на трясущееся сидение. — Каков теперь план?
— Мы уже достигли конца плана!
— Было скверное чувство, что ты так и скажешь.
— Держи поводья! — крикнула она, бросая их ему.
Он дернул руками.
— И что делать?
— Можешь вести?
— Плохо!
— Я думала, ты занимался всем!
— Плохо!
— Блядь, мне остановиться и дать тебе урок? Веди! — Она вытащила нож из-за пояса и сунула
