в старых ритуалах не осталось силы. Дети все еще умирали, женщины все так же копали, мужчины все так же плакали, и Локвей плакал громче всех.
Санджид положил руку ему на плечо и сказал:
— Я боюсь не за себя. Мое время прошло. Я боюсь за тебя и за молодых, кто должен идти после меня, и кто увидит конец всего. — Локвей тоже испугался. Иногда он чувствовал, что вся его жизнь была страхом. Что это за путь для воина?
Он оставил лошадь и выбрал дорогу через лагерь. Санджида принесли из его вигвама, его руки были на плечах двух его сильных дочерей. Его дух уходил кусочек за кусочком. Каждое утро от него оставалось все меньше; этого могучее тело, от которого дрожал мир, сжалось до оболочки.
— Что сказал Свит? — прошептал он.
— Что Сообщество приближается и заплатит. Я не верю ему.
— Он был другом Народу. — Одна из дочерей Санджида вытерла слюну из уголка его слабого рта. — Мы встретимся с ним. — И он уже засыпал.
— Мы встретимся с ним, — сказал Локвей, но он боялся того, что может случиться.
Он боялся за своего маленького сына, который лишь три ночи назад впервые засмеялся, и таким образом стал одним из Народа. Это должен был быть момент празднества, но Локвей чувствовал только страх. Что это за мир для рождения? В его юности Народ и его стада были сильными и многочисленными, а сейчас их украли новоприбывшие, и хорошие пастбища уничтожены проезжающими Сообществами, и зверям не на что охотиться, и Народ разбросан и вовлечен в постыдные дела. Раньше будущее всегда было похоже на прошлое. Сейчас он знал, что прошлое было лучшим местом, а будущее полно страха и смерти.
Но народ не сдастся без борьбы. Так что Локвей сидел перед своей женой и сыном, под открытыми звездами, и мечтал о лучшем будущем, которое, он знал, никогда не придет.
Гнев Божий
— Не нравится мне вид того облака! — крикнул Лиф, отбрасывая волосы с лица; ветер тут же бросил их обратно.
— Если б в аду были облака, — пробормотал Темпл, — они выглядели точно так же. — Это была черно-серая гора на горизонте, темная башня, упиравшаяся прямо в самые небеса, сделавшая из солнца мутное пятно, и окрасившая небо в странные воинственные цвета. Всякий раз, как Темпл проверял, она была ближе. Вся бесконечная, бесприютная Далекая Страна погружалась в тень, и где еще она пройдет, кроме как прямо через его голову? В самом деле, он вызывал необъяснимое притяжение всего опасного.
— Давай зажжем эти огни, и назад к фургонам! — крикнул он, будто некое количество досок и брезента будут серьезной защитой против надвигающейся ярости небес. Ветер не помогал с задачей. Как и морось, которая началась мгновением позже. Как и дождь, пришедший вскоре, хлещущий сразу отовсюду, проникающий сквозь поношенную куртку Темпла, словно на нем ничего не было. Он согнулся, чертыхаясь над его маленькой кучкой коровьих лепешек, быстро размокающих в его руках до их оригинального, более благоухающего состояния, пока он возился с гаснущей палкой.
— Не много веселья в разведении костра дерьмом, а? — крикнул Лиф.
— У меня были работы и получше! — Хотя то же чувство противной тщетности возникало от большинства из них, сейчас Темпл был в нем уверен.
Он услышал звук копыт и увидел Шай, спрыгивающую с седла, со шляпой, застегнутой на голове. Ей пришлось подойти ближе и перекрикивать поднимающийся ветер, и Темпл обнаружил, что моментально сбит с толку ее рубашкой, которая, намокнув, плотно прилипла к ней и пуговица расстегнулась, демонстрируя маленький смуглый треугольник кожи под горлом, и более бледный вокруг, острые линии ее ключицы слабо блестели, возможно намекая на…
— Я сказала, где стадо? — прокричала она ему в лицо.
— Э… — Темпл показал большим пальцем за плечо. — Должно быть, в миле за нами!
— Буря сделала их беспокойными. — Глаза Лифа прищурились против ветра или, возможно, на Темпла, сложно сказать.
— Бакхорм волновался, что они могут разбежаться. Он послал нас зажечь огни вокруг лагеря. — Темпл указал на полумесяц из девяти или десяти, что им удалось разжечь, прежде чем начался дождь. — Может отгонит стадо, если они запаникуют! — Хотя тлеющие результаты их усилий не выглядели способными отогнать и стадо овец. Ветер сильно дул, вырывая дым из костров и разнося по равнине, заставляя длинную траву молотиться, утаскивая волнами и спиралями танцующие головки семян. — Где Свит?
— Без понятия. Нам придется справиться самим. — Она потащила его за мокрую рубашку. — Под этим ты больше костров не разожжешь! Надо возвращаться к фургонам!
Они втроем продирались через то, что сейчас было хлещущим ливнем; порывы ветра жалили и ударяли их; Шай тянула нервную лошадь за уздечку. Странный мрак опустился на равнину, и они почти не различали фургоны, пока не наткнулись на них. Люди отчаянно тащили волов, пытались стреножить паникующих лошадей, привязывали вырывающийся скот или боролись с собственными плащами или накидками, превращенными ветром в молотящих противников.
Ашжид стоял в середине, глаза наполнены страстью, мускулистые руки воздеты вверх к изливающимся небесам; местный идиот стоял на коленях у его ног; все выглядело как скульптура некоего страдающего Пророка.
— От неба не убежать! — визжал он, указывая пальцем. — От Бога не спрятаться! Бог всегда наблюдает!
Темплу казалось, самый опасный тип священника — тот, кто на самом деле верит.
— Ты никогда не замечал, что Бог прекрасен в наблюдении, — крикнул он, — но довольно плох, когда дело доходит до помощи?
— У нас есть более важные проблемы, чем этот дурак и его идиот, — отрезала Шай. — Надо сомкнуть фургоны — если стадо побежит здесь, неизвестно, что случится!
Дождь лил теперь пеленой, Темпл был таким мокрым, словно его окунули в ванну. Впервые за несколько недель, подумать только. Он увидел Корлин — зубы сжаты, волосы приклеены к черепу — которая воевала с веревками, пытаясь схватить хлопающий брезент. Ламб был рядом с ней, уперев тяжелое плечо в фургон и напрягшись, словно он мог сдвинуть его один. Он даже смог, немного. Затем пара перепачканных сулджуков прыгнула к нему, и с их помощью фургон покатился. Лулин Бакхорм поднимала в него детей, и Темпл побежал помочь им, убирая волосы из глаз.
— Покайтесь! — визжал Ашжид. — Это не буря, это гнев Божий!
Савиан близко притянул его за изношенную робу.
— Это буря. Продолжай болтать, и я покажу тебе гнев Божий! — И он толкнул старика на землю.
— Нам надо… — Рот Шай продолжал двигаться, но ветер украл ее слова. Она рванула Темпла, и он шатаясь пошел за ней, не больше нескольких шагов, но с таким же успехом они могли быть милями. Было черно, как ночью, вода струилась по лицу, он дрожал от холода и страха, руки беспомощно болтались. Он повернулся, тяжесть внезапно пропала, и его охватила паника.
В какой стороне фургоны? Где Шай?
Один из его костров дымился рядом, искры вылетали в темноту, и он побрел к нему. Ветер дунул так, словно дверь хлопнула по нему, он толкал и боролся, цепляясь за него как один пьянчуга за другого. Затем внезапно, словно более ловкий обманщик, ветер дунул с другой стороны и повалил его, оставив трепыхаться в траве. Дикие визги Ашжида, взывавшего к Богу покарать неверца, эхом звучали в его ушах.
Звучало сурово. Нельзя просто начать верить по своему выбору, не так ли?
Он с трудом встал на карачки, вряд ли надеясь встать, словно его засосало в небо и бросило вниз где-то далеко, на земле, на которую не ступала нога человека. Вспышка расколола темноту, капли застыли полосами, фургоны обрамились белым, фигуры замерли в напряжении, как на каком-то сумасшедшем
