дальше, осуществляя этот общий принцип. Предложив формирование международной ассоциации с обществами — филиалами в различных странах, Ференчи настаивал на необходимости того, 'чтобы все статьи и обращения всякого психоаналитика первоначально предоставлялись для одобрения'. Даже если такое предложение не было принято как крайность, оно симптоматично для того духа, который Фрейд вместе с Ференчи установил в обществе с самого начала.
Второй психоаналитический конгресс имел все черты политического конвента. 'Возникшие после доклада Ференчи дискуссии, — как пишет Джоне, — были такими желчными, что пришлось перенести их на следующий день'. Дела пошли еще хуже, когда было высказано предложение отдать пост президента и секретаря швейцарским аналитикам: долгая и верная служба веронцев была проигнорирована.
'Сам Фрейд понял все преимущества создания психоанализу более широкого базиса, чем то, что могло ему дать венское еврейство, а так же необходимость убедить в этом своих венских коллег. Услышав, что некоторые из них со брались для выражения протеста в номере Штекеля, он отправился к ним и бесстрастно призвал их к подчинению. Он сделал акцент на той патологической враждебности, которая его окружает, и на необходимости внешней поддержки, дабы противостоять ей. Затем, драматическим жестом сбросив пальто с плеч, Фрейд за явил: 'Мои враги хотели бы видеть меня умирающим с голоду, они готовы снять с меня последнюю рубашку'.
Помимо комплекса голодания, в связи с которым я уже приводил этот абзац, мы обнаруживаем здесь драматический и даже несколько истерический жест политического вождя, принуждающего своих сторонников принять идею, согласно которой психоанализ должен стать мировым движением, а потому лидерство следует передать от венских евреев швейцарским неевреям. Юнг должен был стать Павлом новой религии. Фрейд предпринял также политические шаги 'для умиротворения двух лидеров бунта. Он заявил о своем уходе с поста президента Венского общества и предложил этот пост Адлеру. Он также дал согласие на то, чтобы в противовес Юнгу, возглавлявшему 'Jahrbuch', создать новый журнал, ежемесячник 'Zentralblatt fur Psychoanalyse', который должны были совместно издавать Адлер и Штекель. Тогда они успокоились, согласившись, что он будет директором нового журнала, а Юнг — президентом ассоциации'.
Из этого описания хорошо видны мотивы Фрейда, Ференчи и других лидеров психоанализа: это скорее энтузиазм людей, возглавлявших квазирелигиозное движение, собирающих кон венты, конклавы, идущих в атаки и примиряющихся, чем обеспокоенность ученых, занятых дискуссиями о предмете своего исследования. Тот же политический дух распознается в не большом письме Фрейда, в котором речь идет о великом психиатре Блейлере. В конце того же года Фрейд писал Пфистеру: 'У меня огромные трудности с Блейлером. Я не говорю, что мне хотелось бы удерживать его любой ценой, так как Юнг мне довольно близок; но я охотно пожертвую ради Блейлера чем угодно, если только это не повредит нашему делу. К сожалению, надежда на это у меня мало'.
После первых лет единства раздоры начали раскалывать движение. На первый взгляд они появлялись из?за теоретических разногласий. Но будь причина только в этом, никогда не возникало бы того ожесточения, что сопровождало их. Конечно, в известной мере расколы и их характер определялись амбициями раскольников, мечтавших стать главами новых сект, но вне меньшей степени — политическим духом и фанатизмом Фрейда и его последователей. Тем не менее форма, которую приобрели эти расколы и схизмы, была результатом не только личного характера Фрейда и его оппонентов, но и самой структуры движения. В иерархически организованном движении, руководствующемся идеалом завоевания мира, такого сорта методы логичны. Они те же, что и в любом другом агрессивном религиозном или политическом движении, в центре которого стоит догмат и обожествление своего вождя.
Разрыв с Юнгам, более опасный политически и болезненный лично для Фрейда, нежели все остальные расколы, привел к новому ужесточению дисциплины в движении: был образован тайный международный комитет из семи (включая Фрейда) членов, который должен был контролировать движение и воздействовать на него. Необычная идея такого комитета показывает, на сколько дух политики проник в движение. План исходил от Ференчи. Уже в 1912 г., после изгнания Адлера и Штекеля, после того, как Фрейд заявил в июле того же года, что его от ношения с Юнгам становятся напряженными, Ференчи говорил Джойсу 'Идеально было бы разослать людей, основательно проанализиро ванных лично Фрейдом, по различным центрам или странам. Однако этот план нельзя было реализовать сразу, и я (Джоне — Э. Ф.) предложил тогда организовать пока небольшую группу заслуживающих доверия аналитиков, вроде Ста рой Гвардии вокруг Фрейда. Это уверило бы его в том, что опираться можно лишь на верных друзей, и оказалось бы полезным в случае дальнейших расколов'. Предложение было всей душой поддержано Ранкам и Абрахамом. Для движения опять?таки характерно, что в тот самый момент, когда обсуждалось это предложение, Ференчи спрашивал Ранка, останется ли он верны. движению, и писал Фрейду 'Вы должны не спускать с Джойса глаз и отсекать ему все пути для отступления'.
Фрейд пришел в восторг от этой идеи и тут же ответил на письмо Джойса: 'Мое воображение тут же захватила идея тайного комитета, состоящего из наших лучших, заслуживающих наибольшего доверия людей, которые позаботились бы о дальнейшем развитии психоанализа и защищали его от врагов и случайностей, когда меня уже не станет… Я решусь сказать, что мне легче было бы жить и умирать, если б я знал, что есть такая ассоциация, взявшая под наблюдение мое творение. Прежде всего, такой комитет должен существовать и действовать строго секретно… Что бы ни принесло грядущее, будущий глава психоаналитического движения может выйти из этого небольшого, но избранного круга людей, коим я — несмотря на мои раз очарования в людях последнего времени — до сих пор готов доверять'.
Год спустя комитет впервые собрался в полном составе: Джоне, Ференчи, Абрахам, Ранк и Закс. Фрейд торжественно отметил это событие, подарив каждому античную гемму из своей кол лекции. Позже они оправили их в золотые кольца. Сам Фрейд давно носил такое кольцо, и, когда через несколько лет еще одно было выдано Эйтингтону, появились те самые Семь Колец, о которых Закс говорит в своей книге.
Дальнейшее развитие движения шло по указанному пути. В своей 'Истории психоаналитического движения' Фрейд отчетливо передает его квазиполитический дух. Он перечисляет различные завоевания движения в ряде стран. Выразив удовлетворение по поводу его прогресса в Америке, он характерным образом добавляет' 'Но понятно, что именно по этой причине центры старой куль туры, где сильнее всего сопротивление, должны стать подмостками последней ц решительной битвы психоанализа'. Или, как он пишет о борьбе со своими оппонентами: 'Рассказ об оппозиции психоанализу не пользуется большим доверием со стороны нынешних ученых. Но к этому я бы прямо добавил, что мне никогда не приходи лось изливать презрение на оппонентов психоанализа лишь потому, что они — оппоненты, за исключением нескольких жалких существ, мошенников и авантюристов, каковых можно найти по обе стороны во времена войны'. Далее Фрейд пишет о том, что движению необходим 'вождь', поскольку многих ловушек, подстерегающих каждого на психоаналитическом пути, 'можно избе жать, если власть будет передана в руки человека, подготовленного к тому, чтобы учить и наставлять… Должна существовать некая ставка главнокомандующего, долгом которого было бы объявлять: 'Вся эта бессмыслица не имеет ничего общего с психоанализом'.
Международная организация была создана с отделениями во многих странах и со строгими правилами относительно того, кто имеет право называть себя психоаналитиком. Здесь перед нами развертывается столь редкое для других научных областей зрелище: прогресс научной теории десятилетиями прикован к открытиям основоположника, не разрешается пересматривать определенные фундаментальные его тезисы.
Даже язык Фрейда носит этот квазиполитический характер. Так, о конгрессе 1910 г. он говорит как о 'Нюрнбергском Reichstage', который 'завершает детство нашего движения'. А когда Юнг, по мнению Фрейда, слишком уж увлекся истолкованием мифов, Фрейд предупредил его и написал Джойсу об этом предупреждении (22 января 1911 г.): 'Я более, чем когда либо, убежден, что он — человек будущего. Его собственные исследования завели его далеко в царство мифологии, которое он хочет раскрыть с помощью ключа теории либидо. Сколь бы это ни было приятно, тем не менее я вовремя предупредил его, чтобы он вернулся к неврозам. Это наша родина, на ней мы должны сначала укрепить наше господство против всех и вся'.
О других областях Фрейд часто говорил как о колониях психоанализа, а не розной земле. Это язык создателя империи или политического лидера. Фрейд, мальчиком восхищавшийся маршалом Массена, юношей желавший стать либеральным или социалистическим политическим лидером, в зрелом возрасте
