– Послушай, мне это нравится не больше чем тебе.
– Давай к делу, Сэнди.
– Как я понимаю, у Джулии неприятности.
– В этом возрасте у всех неприятности.
– Дай же мне сказать, черт побери, а? Дай мне сказать. Джулия попала в беду, Тед. Давай, по крайней мере, честно признаем это.
Он ничего не ответил, только вертел соломинку в бокале.
Она глянула на его лицо сбоку, на склоненную голову. Она вдруг вспомнила отстраненное выражение его лица, когда он, кончая, мощными толчками сотрясал ее тело, глубоко внутри нее что-то дрогнуло.
– Почему ты не хочешь, чтобы она поехала в этот Бранстон? – резко спросила она.
– Я никогда не говорил, что не хочу, чтобы она ехала.
– Значит, ты отпустишь ее?
– Просто не хочу, чтобы другие принимали решения за меня, – ответил он.
– По-моему, ты в одиночку с этим не слишком справляешься.
Он резко обернулся к ней.
– Вот как тебе кажется?
Сэнди откинулась на спинку.
– Может быть, ей нужно уехать подальше от всех нас, – тихо сказала она.
– Каким образом это что-то решит?
– Там будут люди, которые знают, как ей помочь.
– Она в них не нуждается.
– Ей нужны не только мы, еще что-то. Послушай, мне больше неважно, что произошло, мне на все наплевать. Отпусти ее и все, идет? Дай ей этот шанс. По крайней мере это ты ей должен.
– У тебя это выходит так просто.
– Я не нарочно.
Тед провел руками по волосам и посмотрел на Сэнди. Она встретила его взгляд, и оба поняли только одно – они никогда до конца не освободятся друг от друга. Оба отвели глаза в сторону.
– Ты все еще с Джоном? – спросил он.
Она кивнула.
– Тебе нужно позвонить ему и попросить заехать за тобой. Тебе нельзя вести машину в таком состоянии.
– Все нормально.
Тед больше ничего не сказал, а выложил на стойку деньги.
– Окажите мне услугу, – обратился он к бармену, – позвоните в магазин спорттоваров Норвуда и скажите, чтобы Джон Норвуд забрал ее.
Он еще раз взглянул на Сэнди и ушел.
В тот вечер, после того как девочки давно отправились спать, Тед долго лежал в постели, разглядывая узоры, образовавшиеся у него на обнаженной груди от света настольной лампы. Случалось, что его тело буквально изнывало, стремясь ощутить прикосновение. После суда ему звонило множество женщин, некоторые даже появлялись у него в офисе, делая вид, что им нужно поговорить о строительстве, любопытные женщины, дерзкие женщины, женщины, каких он презирал.
Он перекатился на правый бок и, просунув руку между пружинами и матрасом, осторожно вытащил фото, снятое «Полароидом». Энн на их кровати, голая, на четвереньках, округлые груди висят, зад высоко поднят, голова запрокинута назад в приступе смущенного смеха.
Они тогда прибегали к любым попыткам, раскрепощенные собственной несчастливой жизнью.
Она хватала камеру, придвигала ее близко к нему, слишком близко, на фотографиях вышли расплывчатые пятна из волос и пор, он их порвал. Сохранилась лишь эта.
Он провел пальцами по контурам ее тела на маленьком глянцевом снимке, поднес его к самому лицу, словно если бы очень постарался, то ощутил бы ее запах. А вторая его рука медленно опустилась по телу вниз.
Джулия услышала, как уже далеко за полночь он бродил по дому, как делал часто, шлепая босыми ногами по деревянному полу. Она прислушивалась, когда он открыл дверь комнаты Эйли и вошел туда, потом тихо вышел спустя несколько минут. Затем он подошел к ее комнате, и она притворялась, что спит, наблюдая сквозь прищуренные глаза, как он стоял в дверях, глядя на ее неподвижное тело, словно вечность прошла, прежде чем он медленно повернулся, спустился вниз и принялся вышагивать взад-вперед по гостиной.
А еще позже ночью она слышала, как он плакал, звуки его глухих рыданий, отдаленные и чужие.
Она наконец уснула перед самым рассветом, и во сне до нее смутно доносилось, как Тед варил себе первый кофе в этот день.
Тед провел рукой по небритому лицу и прикрыл утомленные глаза. Крепкий кофе урчал в животе, и он отодвинул от себя третью чашку. Пасмурное утро тускло освещало кухню. Он услышал, как наверху в туалете спустили воду, дверь открылась и закрылась. Он уже приготовил девочкам миски и два стакана апельсинового сока.
Они спустились вниз вместе и сели на свои места за столом.
Он наблюдал, как Эйли насыпала хлопья, а потом наливала молоко в белую фарфоровую китайскую миску. Джулия, месяцами отказывавшаяся от завтрака, просто потягивала сок.
Он встал, переложил со стола на стойку нераскрытую газету, посмотрел, как она теребит бумажную подставку, салфетку.
