Обе они выбрали и надели полосатые свитера с воротником «хомут», потом аккуратно сложили свои платья и колготки и положили обратно в чемодан – словно хорошие гости, неизменно аккуратные, вежливые, осмотрительные.
– Ты это видела, да? – спросила Джулия.
– Что?
– Видела, как он застрелил маму.
– Я была на кухне. Ты же знаешь, что я была на кухне.
– Нет. Ты вышла. Ты видела. Просто не помнишь, вот и все.
Эйли, смутившись под свирепым взглядом Джулии, помотала головой.
– Я не знаю.
– Он убийца. Скажи это.
У Эйли задрожала нижняя губа.
– Ну давай. Скажи.
Но она не могла.
– Ты дура, что любишь его, – презрительно бросила Джулия, отворачиваясь. – Думаешь, я не слышала, как ты говорила ему тогда ночью, а я слышала. Я все слышу. – Она подошла к зеркалу над туалетным столиком и оглядела собственное отражение. Безупречная форма короткой стрижки удовлетворила ее, она поправила выбившуюся прядь, чтобы придать ей еще большую безупречность.
– Пошли, – сказала она, внезапно оборачиваясь к Эйли. – Пойдем на улицу.
Услышав, что Джулия и Эйли спускаются вниз, Сэнди встала им навстречу, все еще надеясь подобрать слово, жест, чтобы спрятать тот бесформенный ужас, о котором они еще до сих пор не говорили, который никак не именовали. Однако каждый раз прикосновение напоминало ей, что она на самом деле не обладает привилегией родителей – ласка, легкое, мимолетное проявление нежности, которое воспринимается как должное. Каждое прикосновение, наоборот, становилось нарочитым, неестественным и потому слишком заметным. Она слегка придержала Эйли за плечи, потом поправила ей воротник.
– Все в порядке, детка?
– Мы здесь останемся надолго?
– Вы теперь будете здесь жить. Со мной. Со своей старой взбалмошной теткой.
– Навсегда?
– Не знаю.
– Я хочу домой, – просто сказала Эйли.
Пальцы Сэнди невольно стиснули ее плечи.
– Вот что я вам скажу. Завтра мы первым делом пойдем гулять и купим что-нибудь для вашей комнаты. Что вы хотите, постеры с красотками в купальных костюмах? Игрушечных зверей с зеленым мехом? Что угодно. А потом зайдем домой и заберем ваши игрушки и книги, договорились? А я закажу для вас две кровати.
Эйли смотрела на нее, не отрываясь, ожидая чего-то еще, ожидая чего-то совершенно другого.
– Послушай, Эйли, – сказала Джулия. – Пойдем гулять. – Она покровительственно обняла Эйли и подтолкнула к выходу.
– Наденьте куртки, – сказала им вслед Сэнди. – Становится холодно. И не играйте на улице.
– Наденьте куртки? Не играйте на улице? – Она снова села рядом с Джоном. – Откуда только все это берется? Так говорят матери? Я не знаю, что говорить. Как мне хочется, чтобы кто-нибудь научил меня.
– Тс-с-с, иди сюда. – Он притянул ее голову к себе на плечо.
– Что я знаю о детях? – спросила Сэнди.
– Ты всегда великолепно ладила с Джулией и Эйли.
– Но теперь я должна знать, как с ними обращаться.
– По-моему, в туалет они уже умеют ходить самостоятельно.
– Я серьезно. Джон, я беспокоюсь за Джулию. Недавно услышала, как она плачет в своей комнате, но, когда я зашла посмотреть, как она, она притворилась, что читает. Она такая… Даже не знаю, как сказать. Такой стоик: непробиваемое молчание, в которое она замкнулась, нося его с собой везде, всегда, стеклянный колпак недоверчивого, настороженного молчания, искажавший расстояние между нею и всеми остальными. Она наблюдает за мной.
– Несчастье действует на людей по-разному.
– Наверное.
– Сэнди, ты сделаешь все, что нужно. Ты научишься всему, что нужно.
Она кивнула, ничуть не убежденная.
– Я звонила в школу договориться о дополнительных консультациях у психолога для девочек. Может, от этого будет толк. – Она сменила позу. – Я хочу убедиться, что этот ублюдок заплатит за это, – пробормотала она.
– Тебе не приходило в голову, что Тед, возможно, говорит правду?
– Тед не сумел бы сказать правду, даже если бы от этого зависела его жизнь. Особенно если бы она от этого зависела.
– Я знаю, что ты всегда была настроена к нему враждебно, он и мне самому не слишком нравится. Но мы до сих пор не знаем точно, что же произошло.
– Не могу поверить, что ты защищаешь передо мной этого человека. Он убил мою сестру, побойся Бога.
– Сэнди, ты журналистка. Уж тебе-то следовало бы воздержаться от поспешных выводов. Ты должна знать, насколько важны факты.