Чернильная смерть

Мегги смотрела на еще влажные строки. В них снова звучала музыка, как в тот раз, когда она вычитывала Орфея.

Да, слова опять подчиняются Фенолио. А она вдохнет в них жизнь.

Написанное и ненаписанное

У персонажей есть собственная жизнь и собственная

логика. На них и надо основываться.

Исаак Башевис Зингер

Роксана нашла цветок там, где описал Фенолио: у входа в пещеру кобольдов, где ставил силки Эльфогон. И Мегги, держа за руку Деспину, в очередной раз увидела, как прочитанные ею слова становятся действительностью.

'Листья и цветы бросали вызов холодному ветру, как будто их посадили феи, чтобы зимой мечтать о лете. Но аромат этих цветов был запахом тления и гибели. За это они и получили название 'мертвая голова'. Их клали на могилы, чтобы умилостивить Белых Женщин.

Роксана согнала мошек, сидевших на листьях, выкопала два цветка, а еще два оставила, чтобы не рассердить эльфов. Она поспешила в пещеру, где Белые Женщины уже стояли возле Черного Принца, натерла корни, сделала из них отвар, как научила ее Реза, и влила горячий настой Принцу в рот. Он совсем ослабел, и все-таки произошло то, на что никто уже не смел надеяться: отвар укротил яд, превратил беспамятство в сон и вернул жизненные силы.

А Белые Женщины исчезли, словно Смерть позвала их в другое место'.

Последние фразы читались легко и гладко, но прошли часы, много тяжелых часов, прежде чем они стали реальностью. Яд не так легко сдавался, а Белые Жещины приходили и снова уходили. Роксана рассыпала травы, отгоняющие их, как научила ее Крапива, а бледные лица возникали снова и снова, почти незаметные на фоне серых стен пещеры. В какой-то момент Мегги показалось, что они смотрят не только на Черного Принца, но и на нее.

'Разве мы с тобой не знакомы? — спрашивали их глаза. — Разве не твой голос всякий раз спасал человека который уже дважды принадлежал нам?' Мегги лишь на долю секунды встретилась с ними взглядом и сразу почувствовала томление, о котором рассказывал Мо: тоску по тому месту, что находится за пределами всех слов. Она сделала шаг к Белым Женщинам, ей хотелось почувствовать на бешено бьющемся сердце их прохладные руки, стирающие страх и боль. Но другие руки — теплые, сильные — удержали ее.

— Мегги, не смотри на них, ради всего святого, — прошептала Элинор. — Пойдем на свежий воздух. Ты сама уже бледная, как эти создания.

И, не слушая возражений, потащила Мегги наружу, где разбойники переговаривались, а дети играли под деревьями, словно забыв о том, что происходит в пещере. Трава была белой от инея, белой, как Белые Женщины, ожидавшие Черного Принца, но бледные чары разрушились, как только Мегги услышала детский смех. Дети кидали друг в друга еловыми шишками и кричали, когда на них прыгала куница. Жизнь казалась намного сильнее смерти, а смерть — намного сильнее жизни. Как прилив и отлив…

Реза тоже стояла снаружи, зябко обхватив себя руками, хотя Силач накинул ей на плечи накидку из кроличьего меха.

— Вы не видели Хвата? — спросила она. — Или Гекко с его сорокой?

К ним подошел Баптиста. Вид у него был измученный. Он в первый раз за все время отошел от Принца.

— Они ушли, — сказал он. — Хват, Гекко и еще десять человек. Отправились вслед за Перепелом… когда стало понятно, что Черный Принц не сможет пойти на его поиски.

— Но Хват ненавидит Мо! — Реза заговорила так громко, что разбойники стали оборачиваться и даже дети оторвались от игр. — С чего это он захотел ему помочь?

— Боюсь, он вовсе не собирается ему помогать, — тихо ответил Баптиста. — Он рассказывал, что уходит, потому что Перепел собирается нас предать, сговорившись с Виолантой. Кроме того, он утверждает, что твой муж рассказал нам не всю правду о Пустой Книге.

— Какую еще правду? — спросила Реза упавшим голосом.

— Хват, — полушепотом сказал Баптиста, — утверждает, что книга делает не только бессмертным, но и несметно богатым. Для большинства наших богатство куда привлекательнее бессмертия. За такую книгу они готовы продать родную мать. Поэтому им кажется вполне естественным, что и Перепел их предаст.

— Но это ложь! Книга дает только бессмертие, и ничего больше! — Мегги и не старалась говорить тише. Пусть слышат все те, кто тайком перешептывается о ее отце!

Эльфогон обернулся к ней со злой улыбкой на узком лице.

— А ты-то почем знаешь, маленькая ведьма? Ведь о том, что Змееглав от этой книги станет гнить заживо, отец тебе тоже ничего не сказал.

— Ну и что? — закричала Элинор на Эльфогона, обнимая Мегги за плечи. — В любом случае она доверяет своему отцу больше, чем убийце-отравителю. Кто, скажите на милость, отравил Принца, если не ваш любимый Хват?

Среди разбойников поднялся недовольный ропот и Баптиста потянул Элинор за рукав.

— Думай, что говоришь! — прошептал он ей в ухо. — Не все друзья Хвата ушли с ним. И, если хочешь знать мое мнение, отрава — не для Хвата. Нож — это да, но яд…

— А кто же тогда это сделал? — возразила Элинор.

Реза подняла глаза к серому небу, как будто ответ нужно было искать там.

— Гекко взял с собой сороку? — спросила она.

Баптиста кивнул:

— Да, к счастью. Дети ее боялись.

— И правильно делали. — Реза снова посмотрела на небо. — Что замышляет Хват? Скажи мне всю правду.

Баптиста устало пожал плечами:

— Не знаю. Возможно, он попытается выкрасть у Змееглава книгу, прежде чем тот доберется до Озерного замка. А может быть, отправится прямо туда, чтобы завладеть ею после того, как Перепел впишет туда три слова. Что бы он ни замыслил, мы ничего сделать не можем. Мы должны заботиться о детях и о Принце, пока он не поправится. Не забывай, что с Перепелом Сажерук. С ними обоими Хват вряд ли справится. А теперь прости, мне пора обратно к Принцу.

'С ними обоими Хват вряд ли справится'. Да, но если он действительно похитит у Змееглава Пустую Книгу еще на пути, и тот явится в Озерный замок с уверенностью, что Перепел уже ничем не может ему помочь? Ведь тогда Змееглав, скорее всего, убьет Мо на месте. А если Мо и удастся вписать в Пустую Книгу три слова, кто поручится, что Хват не отравит его потом так же коварно, как Принца, чтобы заполучить книгу?

Что, если… Что, если… Мегги не могла уснуть до глубокой ночи. Она поднялась, чтобы пойти посмотреть, как чувствует себя Принц.

Он спал. Белые Женщины ушли, но лицо у него все еще было мертвенно-бледное, словно их руки выбелили ему кожу. Минерва и Роксана по очереди дежурили у его ложа, а рядом с ними сидел Фенолио, словно присматривая за своими словами, чтобы их действие не ослабело.

Мегги спросила его когда-то давно: 'Почему для разбойничьих песен ты придумал Перепела, а не стал просто сочинять о Черном Принце?' 'Потому что Принц устал, — ответил Фенолио. — Черному Цринцу Перепел нужен не меньше, чем беднякам, которые, засыпая, с надеждой шепчут его имя. Кроме того, Принц