Фенолио снова вступил в игру! И спас Черного Принца!
На его лице выразилось безграничное самодовольство.
Нет, Фенолио действительно ужасный старик!
Озерный замок
Есть в нем нечто такое, что отгораживается от слова.
Они ехали все дальше на север. Утром второго дня Виоланта велела развязать Мо: один из солдат шепнул ей, что иначе Перепел скоро не сможет ничего делать руками.
В миле от Омбры к ним присоединились более пятидесяти человек подкрепления. Все они были не старше Фарида, и каждый похоже, был готов следовать за Виолантой хоть на край света.
С каждой милей леса становились темнее, а долины — глубже. Холмы превратились в горы, а на перевалах порой лежал такой глубокий снег, что им приходилось спешиваться и вести коней в поводу. В горах не видно было ни одной живой души. Лишь изредка далеко на горизонте появлялась деревня, одинокий хутор или хижина угольщика. Казалось, эту часть своего мира Фенолио забыл населить.
Сажерук присоединился к ним на первом же привале — просто оказался тут, словно ему не составило ни малейшего труда отыскать след, который так старательно заметали солдаты Виоланты. Они смотрели на него с таким же боязливым благоговением, как на Мо. Перепел… Огненный Танцор… Разумеется, они знали песни об этих героях, и глаза их спрашивали: вы то люди из плоти и крови, как и мы?
Про себя Мо был уверен в ответе, хотя в последнее время иногда задавался вопросом, не текут ли в его жилах чернила вместо крови, но насчет Сажерука у него порой возникали сомнения. Кони пугались, завидев Огненного Танцора, хотя он умел успокоить их несколькими тихими словами. Он почти не ел и почти не спал, а огонь мог брать в руки, словно воду. Но когда он говорил о Роксане или Фариде, в его словах звучала человеческая любовь, а когда он смотрел вслед своей дочери — украдкой, словно стесняясь этого, — это был взгляд смертного отца.
Так хорошо было ехать верхом, просто ехать по Чернильному миру, который разворачивался перед ними, как искусно сложенная бумага. С каждой милей Мо сильнее и сильнее сомневался в том, что все это действительно возникло из слов Фенолио. Гораздо более вероятным казалось, что старик лишь рассказал о крошечном кусочке этого мира, об отрезке, за пределы которого они давно уже выехали. Горизонт окаймляли незнакомые горы, а Омбра была далеко. Непроходимая Чаща казалась такой же далекой, как сад Элинор, а Дворец Ночи — страшным сном…
— Ты был когда-нибудь в этих горах? — спросил он однажды Сажерука.
Тот всю дорогу молча ехал рядом с ним. Иногда Мо казалось, что он слышит его мысли. 'Роксана', — шептали они. И взгляд Сажерука снова и снова устремлялся к дочери, которая ехала рядом с Виолантой, не удостаивая отца взглядом.
— По-моему, нет, — ответил Сажерук.
Мо показалось, как и всякий раз, когда он с ним заговаривал, что он вызвал товарища из места, находящегося за пределами слов. Сажерук не рассказывал о нем, и Мо не спрашивал. Он знал, что тот чувствует. Белые Женщины коснулись их обоих и посеяли в их сердцах одинаковое томление, постоянную, безмолвную тоску, сладкую и горькую одновременно.
Сажерук посмотрел через плечо, словно искал глазами знакомые виды.
— Я раньше никогда не ездил на Север. Горы меня пугали, — сказал он и улыбнулся, словно посмеиваясь над своим прежним 'я', знавшем о мире так мало, что его могли напугать какие-то горы. — Меня всегда тянуло к морю — к морю и югу.
И снова замолчал. Сажерук никогда не был особенно разговорчив, и путешествие в царство смерти ничего в этом не изменило. Мо оставил его в покое, погрузившись в раздумья о том, успел ли Фарид сообщить Черному Принцу, что он уже не в Омбре, и как Мегги и Реза приняли эту весть. Тяжело было уезжать от них все дальше, хотя он был уверен, что в безопасности они могут быть только вдали от него. 'Не думай о них! — приказал он себе. — Не спрашивай себя, увидишь ли ты их еще, и скоро ли. Убеди себя, что у Перепела никогда не было жены и дочери. Это ненадолго…'
Виоланта обернулась в седле, словно хотела убедиться, что Перепел следует за ней. Брианна шепнула ей что-то, и Виоланта улыбнулась. Улыбка красила ее, хотя улыбалась она редко. В такие мгновения было заметно, как она еще молода.
Они ехали вверх по поросшему густым лесом склону. Сквозь почти голые ветви пробивался солнечный свет. И хотя чуть выше снег покрывал мох и корни, здесь еще пахло осенью, гниющими листьями и последними увядающими цветами. Феи носились в звонкой от инея желтой траве, полусонные от дыхания надвигающейся зимы, следы кобольдов пересекали тропу, а за кустами Мо замечал промельки диких стеклянных человечков. Один из солдат Виоланты тихонько запел, и звука юного голоса все, что оставил Мо позади, вдруг побледнело — тревога за Мегги и Резу, Черный Принц опасность, грозящая детям, и даже сделка со Смертью. Осталась только тропа, бесконечно вившаяся по незнакомым склонам, и неукротимое желание скакать дальше, все глубже погружаясь в дебри этого непонятного мира. Интересно, какой он, замок, куда ведет их Виоланта? И правда ли, что в горах живут великаны? Где кончается эта тропа? Есть ли у нее конец? 'Для Перепела нет', — шепнул ему внутренний голос, и на мгновение сердце его забилось свежо и бесстрашно, как у десятилетнего мальчика…
Он почувствовал на себе взгляд Сажерука.
— Мой мир тебе нравится.
— О да! Очень. — Мо сам чувствовал, что его голос звучит виновато.
Сажерук громко рассмеялся, что редко с ним случалось. Без шрамов он выглядел совсем по-новому, как будто Белые Женщины исцелили не только его лицо, но и сердце.
— Ты этого стесняешься? — сказал он. — Почему? Неужели ты до сих пор веришь, что все это сделано из слов? Странно, конечно. Глядя на тебя сейчас, можно подумать, что этот мир для тебя такой же родной, как для меня. Ты уверен, что в тот, другой, мир тебя никто случайно не вычитал, как ты — меня?
Мо не знал, нравится ему эта мысль или нет.
— Наверняка так оно и было.
Ветер бросил ему на грудь древесный лист. За него цеплялись крошечные ручки, мелькнуло испуганное личико, бледно-коричневое, как сам лист. Лиственные человечки Орфея, видимо, распространились повсюду. Мо потянулся за ним, но странное существо укусило его за палец, и следующий порыв ветра понес лист дальше.
— Ты тоже видел их вчера ночью? — Сажерук обернулся в седле. Солдат, ехавший за ним, отвел глаза. Нет страны более чуждой, чем царство смерти.
— Кого?
Сажерук ответил насмешливым взглядом.
Их было две. Две Белые Женщины. Незадолго до рассвета они возникли между деревьями.
— Как ты думаешь, почему они идут за нами? Чтобы напомнить, что мы по-прежнему в их власти?
Сажерук пожал плечами, словно давая понять, что ответ не важен и вопрос поставлен неправильно.
— Я вижу их каждый раз, когда закрываю глаза. 'Сажерук, — шепчут они, — мы скучаем по тебе. Твоему сердцу снова больно? Ты чувствуешь на плечах груз времени? Хочешь, мы снимем его? Снова погрузим тебя в забвение?' 'Нет, — говорю я им. — Дайте мне еще немного пожить со всем этим. Кто знает, может быть, вы все равно скоро меня заберете. Меня, — тут он посмотрел на Мо, — и Перепела'.
