Ганнибала. С бесстрастным лицом он подождал, пока затихнет шум, и продолжил:
— Известно, что граждане города освобождены от каких-либо поборов, но Карт-Хадашт никогда еще не был в столь тяжелом положении. Мы с Бонкартом все хорошо обдумали и постараемся сделать так, чтобы никто не понес значительного ущерба. Если вы согласны с нами, тогда пусть цехи ремесленников и объединения купцов изберут по сотне добропорядочных, умеющих читать и писать людей. Они и произведут справедливую оценку состояний, подлежащих налогообложению.
Голосование продолжалось почти час. Но все усилия членов Совета и судей, шнырявших в толпе и заклинавших не поддерживать новых суффетов, оказались тщетными. И тогда Ганнибал ровным и спокойным голосом, словно речь шла о самых обыденных вещах, предложил обсудить новый законопроект, равносильный перевороту.
— Среди избранных из числа выходцев из наиболее богатых и знатных семей правителей города есть, конечно, и достойные люди (тут над площадью раскатами грома прозвучал хохот), но они избираются пожизненно, а преемниками их становятся опять же уроженцы из тех же семей. Это представляется Бонкарту и мне… скажем так, не вполне разумным принципом государственного устройства. В городе и на окрестных землях живут не только богачи и мудрые старцы. Поэтому мы предлагаем, чтобы вы, граждане, опять же через свои цехи и объединения избрали по тысяче честных людей, умеющих читать и писать и разбирающихся в законах. В день вступления в должность новых суффетов из числа этих лиц Народное собрание выберет сто четырех судей, которые будут сменяться каждый год. От города они будут получать достойное жалованье, и брать взятки или голодать им уже не придется.
Ранняя осень была очень жаркой, но не палящее солнце вызывало брожение в умах и сердцах жителей Карт-Хадашта вплоть до начала нового года. Уже через несколько дней после вступления в должность новые суффеты представили заново избранным судьям целую гору доказательств в отношении продажных таможенных досмотрщиков и их непосредственных начальников, членов коллегий пяти и Большого Совета. Взимание недоимок принесло казне почти три тысячи талантов. Суффеты поручили отличившемуся в Римской войне военачальнику Адребалу набрать для охраны границы войско из шести тысяч пехотинцев и тысячи всадников, усилили и вооружили мечами и копьями городскую стражу и призвали цехи и объединения приступить к созданию ополчений для наведения порядка в городских кварталах. Маленький флот из десяти триер под командованием Бонкарта очистил от пиратов Большую Сирту.
Внезапно в город один за другим начали приходить караваны, и в течение двух месяцев доход от таможенных сборов вырос в три раза. Новые судьи не боялись выносить суровые приговоры проворовавшимся должностным лицам. В гавани теперь теснились суда заморских купцов, на окрестных плодородных землях выдался невиданный урожай, позволивший создать огромные запасы зерна, и в древний, униженный и ограбленный город вновь вернулось уже забытое ощущение огромного богатства. По оценкам Антигона получалось, что по истечении срока полномочий Ганнибала и Бонкарта Карт-Хадашт сумеет разом выплатить Риму оставшиеся восемь тысяч сто талантов серебра. В свою очередь Рим представлял собой вооруженное до зубов, но раздираемое внутренними противоречиями государство голодающих. Понимая это, своих послов в Карт-Хадашт прислали не только Масинисса, оказавшаяся на грани распада Македония и сотрясаемый мятежами Египет, но и весьма успешно продвигавшийся по греческим землям Антиох. Если семьдесят лет назад Карт-Хадашт безраздельно господствовал на море и считался могущественнейшей державой в западной части Ойкумены, то теперь, после трех войн и резкого уменьшения его территории, он просто поражал своей хозяйственностью.
С помощью новых судей и Народного собрания Ганнибал и Бонкарт сломили упорное сопротивление членов Совета, и отныне суффетов также следовало избирать на один год. Поэтому времени у них обоих оставалось крайне мало. Днем и ночью во дворце в Мегаре толпились гонцы, послы, служители, чиновники и просители… Карт-Хадашт процветал, Рим же был вынужден заниматься подавлением очередного восстания в Иберии и посылать легионы против североиталийских галлов, в Верхнем Египте вспыхнул очередной мятеж, а Антиох перешел Геллеспонт, чтобы присоединить к своим владениям западную часть бывшей империи Александра Великого.
Антигон навестил беременную Элиссу накануне ее отъезда. Она хотела родить ребенка в тиши имения в Бизатии, а не в бурлящем страстями Карт-Хадаште.
— Старые волки скалят зубы. — Она привычно пригладила две черные, с синим отливом волнистые косы. — Я очень боюсь, Тигго, что скоро настанет их час. Слишком уж все хорошо получается. И еще я очень боюсь за него, — ее рука легла на заметно округлившийся живот.
— Я постараюсь быть всегда рядом с Ганнибалом.
— Если только тебе это удастся, — в ее продолговатых, подведенных сурьмой глазах блеснули слезы.
Но Час Волков так и не настал. Вместо этого за день до прибытия в Карт-Хадашт огромного военного корабля с римскими послами на борту в его гавань вошло быстроходное судно, доставившее из Рима письмо от изменника Созила, который после последнего сражения перебежал в стан Сципиона. Спартанец откровенно писал, что победитель при Нараггаре[176] и принцепс Сената[177] совершил достойный восхищения поступок, навсегда покрывший его неувядаемой славой. Он, оказывается, вызвал спартанца к себе, как бы невзначай осведомился о здоровье Ганнибала, о котором тот, естественно, не имел ни малейшего представления, смутно намекнул на присутствие в Остии быстроходного судна и рассказал о появлении в Риме Гадзрубала Козла, во всеуслышание обвинившего Ганнибала в разработке вместе с Антигоном плана войны против Вечного города. Сам он, Сципион, понимает, что все это чушь, но вопреки его воле Сенат постановил потребовать от Карфагена выдачи Ганнибала и банкира Антигона.
На следующий день римский военный корабль встал на якорь у мола, и наступил Час Козла.
Элисса, дочь Будуна, супруга Ганнибала, — Антигону, сыну Аристида, владельцу «Песчаного банка».
Приветствую тебя, хранитель наших сокровищ, покровитель сыновей Молнии и друг его друзей! Ганнибал пишет, что дела пока обстоят как нельзя лучше. Я знаю, что он вместе с Бонкартом совершил самое настоящее чудо и отныне новые законы могут быть отменены только Народным собранием. Даже спешно избранный суффетом Гадзрубал Козел не в силах преградить запрудой бурно разлившийся поток. У меня тоже все хорошо. Здесь, как обычно, тихо и спокойно. Даниил всячески старается развеселить меня, у него очень злой язык, и шутки он отпускает соответствующие. Так, например, узнав, что я собираюсь отправить тебе письмо, он тут же просил передать привет глупому старому эллину-метеку. Как ты думаешь, кого он имел в виду?
Но по мере того как ребенок в моем чреве прибавляет в весе, множатся мои самые худшие опасения, Тигго. Чуть не каждую ночь мне снится кровь и всякие ужасы. Ты столько ездил, столько всего повидал и пережил, так, может быть, ты сумеешь разгадать мои сны? Корабль у пристани наполняется кровью, но не тонет. Башня посреди пустыни медленно приближается, и я вижу, что вся она состоит из омерзительных змей. Тут я, конечно, с криком просыпаюсь. Всепоглощающее пламя, постепенно принимающее облик льва. Льющийся с неба водопад, от которого на земле никому нет спасения. Ах, как я хотела бы избавиться от своих страхов!
В остальном же мне не на что жаловаться. Надеюсь, когда я разрешусь от бремени, ты приедешь сюда, Тигго. Меня совершенно не волнует, кто родится — сын или дочь, я лишь хочу, чтобы твоя ладонь покоилась на его или ее голове, как когда-то она покоилась на голове Ганнибала. Я знаю, что именно ты обещал Кшукти, и прекрасно понимаю, что недостойна носить ее ожерелье, подаренное мне Ганнибалом. Но я очень благодарна тебе за многолетнюю дружбу с ним и очень прошу тебя полюбить моего будущего ребенка.
Напиши, когда ты сможешь приехать и сумеешь ли ты истолковать мои сны. И пожалуйста, береги моего мужа.
