Будь у меня много источников меда, вина, благовоний и масел и когда нужно, мог бы я тело свое согревать или же в жаркую пору холодом тешить его; то всемогущих богов лишь об одном бы молил: юношу с девушкой мне для наслажденья пошлите! Сыграй мне на флейте! Отдал мне Лидии[95] царь и лиру и корабли, и завладел я колосьями Фригии[96]; глухо гремит барабан, шкурой коровьей обтянутый. Поя эти звуки петь я хочу, пока жив; если умру, в голову флейту, а у ног лиру мне положите. Сыграй мне на флейте! Если же вдруг перед нами мертвые встанут и побредут вдоль могил, знай, в зеркало смотришься ты; время их скоро настанет, сердце твое содрогнется, его ожидая. Знай — жизнью бросаться нельзя. Сыграй мне на флейте!

Хор дружно подхватывал припев, и у потрясенного Антигона даже волосы вставали дыбом.

Капонос полностью оправдал в глазах Антигона свою славу города зрелищ и развлечений. Смуглый, с вьющимися волосами укротитель львов бестрепетно клал голову в пасть огромного зверя, как собачонка спокойно сидевшего на задних лапах. Фокусник, стоявший, широко расставив ноги, на качелях и ловко перебрасывавший из ладони в ладонь пять деревянных палочек или пять монет. Пожиратель змей, равнодушно засовывавший в рот пресмыкающееся, а потом с видимым удовольствием откусывавший крепкими зубами плоскую голову. После неожиданно быстрого прихода весны Изида уговорила Антигона отправиться плавать по Нилу. Забыв обо всем на свете, они целых два дня блуждали между заболоченными протоками и заросшими тростником островками, пока на них не обрушился рой разбуженных солнцем комаров и других кровососущих мошек.

Наконец Антигон понял, что пора возвращаться домой, и вместе с Изидой выехал в Александрию. В гавани, как обычно, царила суматоха. У причала покачивалось множество судов, по водной глади скользили бесчисленные рыбачьи лодки, а набережную заполонила толпа моряков. Спокойно постоять им удалось только на самом дальнем конце волнореза. Здесь они подставили лица дующему с моря легкому, пахнущему водорослями ветерку и долго молча любовались проносившимися над головами чайками. Ощущение ясности и спокойствия омрачала лишь мысль о предстоящей разлуке. Им обоим очень не хотелось уходить с мола. Лишь когда из-за моря наплыли тучи, сгустились почти до самой земли и пошел мелкий холодный дождь, они забежали в таверну. После свежего морского воздуха от запаха дыма и пряных соусов у Изиды даже закружилась голова. Антигон бережно усадил ее за припертый к стене стол и опустился рядом, невольно вслушиваясь в причитания некоего Эрастофена. Этот худощавый, изрядно потасканный человек сидел в полном одиночестве прямо под покрытой копотью и жиром потолочной балкой и горько жаловался на судьбу, обвиняя в вероломстве капитанов кораблей и караванщиков.

Капитан Молон — здоровенный киприот с обезображенным шрамами лицом — смерил его презрительным взглядом и угрожающе покачал огромным, как глиняная гиря, кулаком.

— В детстве, — Антигон чуть наклонился и в упор посмотрел на него, не переставая поглаживать хрупкое плечо Изиды, — я слышал, как один из кархедонских купцов сказал другому: «Если хочешь добраться до западного берега Галлии, знай: попутный ветер с юга или юго-запада должен дуть ровно одиннадцать дней. На девятую ночь Небесная Колесница[97] должна проехать слева от носа корабля к седьмому гребному окошку. Это значит, что капитан ведет судно в правильном направлении».

— Верно, — жестко проговорил Молон, — но ведь тебе, господин, наверняка хочется знать, сколько здесь стадий или парсангов. Для таких исчислений у капитана нет ни времени, ни желания.

— А для предводителя каравана главное — добраться до ближайшего источника. — Изида улыбнулась и оперлась локтями о грубо сколоченную крышку стола. — Все остальное его мало волнует.

— Простым матросам во время плавания вообще ни до чего дела нет, — впервые за время разговора улыбнулся Антигон, — и потому они, вернувшись, рассказывают всякие глупые истории об одноногих обитателях далеких таинственных островов, где из земли якобы фонтаном бьет молоко.

Антигон придвинул к себе уже четвертую за день кружку с вином и разом осушил ее. В голове зашумело, веки начали слипаться. Он повел плечами, разминая тело и отгоняя хмель, и, с трудом ворочая языком, выдавил:

— Я, правда, пьян, но… Короче, что лучше: шуршание папируса или свист ветра в парусах, сухие, мертвые мысли или кровь, вино или извержение живительного семени?

Молон ухмыльнулся и радостно дернул маленькую медную серьгу в левом ухе. Изида захихикала, а Эрастофен провел языком по запекшимся от волнения губам.

— Ты, наверное, юноша, купец или поэт. — Его рот хищно округлился в улыбке, черная острая бородка грозно вздернулась, — Вижу, ты умеешь брать от жизни все. Вижу также рядом с тобой красивую умную египтянку, но скажи… скажи, тебе доводилось убивать? Ты хоть раз лишил жизни кого-нибудь? Ты хоть знаешь, что это такое?

Изида искоса взглянула на возлюбленного. Ей явно не хотелось слышать от него утвердительный ответ.

Антигон с усилием провел рукой по лбу. Он вспомнил четверых разбойников, напавших в Тапробане на их маленькую группу. Первого из них заколол кинжалом китайский торговец шелком, второго задушил его чернокожий слуга. В диком прыжке он обрушился на его грудь и подмял под себя. Разбойник долго хрипел, пытаясь оторвать от горла широкие ладони, а эфиоп все сильнее стискивал их, перекатывая под гладкой кожей упругие шары мускулов. Антигону хорошо запомнилось выгнувшееся в предсмертной судороге тело и вырвавшийся изо рта вместе с обильной слюной предсмертный хрип. Когда разбойник в последний раз дернулся и затих, эфиоп встал, торжествующе повел могучими, как бы отлитыми из металла плечами и гордо выдвинул вперед мощную челюсть. К этому времени Антигон уже вступил в схватку с третьим разбойником и, увернувшись от двух ударов секиры, чуть шагнул в сторону, развернул торс и бросился навстречу наседавшей огромной туше, выставив перед собой короткий меч. В ушах долго стоял потом отчаянный вопль. Четвертого грек преследовал до зияющего черного проема пещеры и уже внутри не побоялся наброситься на него с бешено колотящимся сердцем и прихваченными судорогами икрами ног. Удача и на этот раз сопутствовала ему. Он ощутил напряженной рукой недолгое сопротивление чужой плота, разбойник со стоном, похожим на звериный рев, рухнул на спину и начал беспорядочно шарить по груди, пытаясь извлечь оттуда вошедший по самую рукоятку клинок. Странно, но тогда Антигон не

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату