Последний экзамен

Никакого сна...

Но когда утром к ней прибежала, она не проявила ко мне никакого интереса. Наротаки сказала ей: «Говинда пришла». Она только: «A-а. Эх, Говинда, я тебя так звала, а ты не пришла». Потом она помолчала и так тихо сказала: «А ко мне Радхарани приходила». Она это сказала и даже не повернулась к нам. Это было очень существенным поворотом в ее настроении. Видимо, она потеряла всякую надежду получить помощь в этом материальном мире. Та, кому она верила, была я. И я ее тоже подвела: пошла спать, оставила ее с кем-то, с кем она не могла пообщаться, высказать то, что ей надо было. И Наротаки сказала мне, что она меня всю эту ночь звала. И когда она это сказала, то у меня чуть сердце не разорвалось. Но, видимо, так было нужно. В ту ночь к ней пришла Шримати Радхарани и дала какую-то милость. После этого она ничего не говорила до самого ухода и почти не открывала глаза. За день до этого мы повесили изображение Радхарани перед Валлабха Чайтаньей. На Радхарани было синее платье, и Валлабха Чайтанья постоянно любовалась Ею. Мне очень нравилась та фотография. И с этого момента, с той ночи Валлабхе Чайтанье уже не нужен был никто: ни Юра, ни Говинда, ни Наротаки. Она уже была готова уходить и была полностью умиротворенная.

В тот день пришли Аиндра прабху и Дина Бандху прабху. Аиндра прабху начал такой киртан! — за душу берет! А я сижу и говорю ей: «Валлабха Чайтанья! Не бойтесь, надо уходить из тела!» Говорю ей, а сама думаю о том, что еще парикраму не закончила, и, пока не закончу, она не уйдет. Я сказала об этом Дине Бандху прабху, он подтвердил мои мысли, и я пошла завершать дандават-парикраму...

Это заняло у меня всего полчаса. Потом я вернулась, села возле нее и опять стала ей говорить, что нет смысла оставаться в этом теле, что пришло время уйти. Я ее держала за руку, и мы вместе проходили то, что ей надо было проходить. Я сначала тоже боялась, не знала, что еще говорить, но потом у меня вырвалось от сердца: «Ну, Валлабха Чайтанья, надо уходить!» Я держала ее руку и вдруг почувствовала, что ее душа будто вверх пошла, а потом — раз и опять вниз... Страх! Я понимала все ее чувства! Это как живешь в какой-то квартире очень-очень много лет, а потом — раз, к тебе приходят и говорят: «Уходите из этой квартиры, пришло время ее оставить!» А здесь каждая стена родная тебе, ты так уже привязан ко всему здесь! Здесь все так дорого! И надо уйти куда-то. И не знаешь, куда ты пойдешь! И страшно... И мы обе так испугались. Я тоже замолчала и подумала про себя: «Такая я прямо... как будто я тут все знаю... что я тут говорю...» И тогда я так смиренно, спокойненько стала ей говорить: «Что ж поделаешь, надо... все равно, надо уходить, Валлабха Чайтанья!» И тогда я увидела, будто в уме это произошло, что ее душа так спокойно — раз, и как бы над телом зависла, на среднем уровне, так вот побыла какое-то время. Дальше я не видела, куда она делась. Это, как рисуют в Бхагават-гите, душа как звездочка сияющая. Так вот я тоже видела. А другие преданные думали, что она все еще там, а я чувствую, что она уже ушла, но доказательств никаких нет. Это было что-то вроде комы. Ее душа, видимо, ушла через рот. Самое лучшее, конечно, когда через темя, а когда через рот, это значит, что придется принять еще одно рождение...

Киртан продолжался еще час или больше, но я знала, что ее уже здесь нет. Это был вторник, около десяти часов вечера. Потом все разошлись потихоньку, а эта бенгалка сказала, что нам нужно делать: «Надо сейчас вымыть ее, вытереть, одеть». Мы все сделали, хотя это было непривычно, тело было такое жесткое. Уже не она это была, и как-то не хотелось это делать. Но надо было... И мы делали такие... просто опустошенные внутри. Полностью без сил. Все будто уже закончено, и не можешь ни о чем думать, и никакого смысла в жизни нет. Бенгалка говорит мне: «Пойдем к тебе домой, и все примем омовение. Надо обязательно сейчас омыться!» Мы приняли омовение, а на следующее утро мой муж поехал в Дели просить разрешение на кремацию.

Он провел там довольно много времени, и только где-то в пять вечера на следующий день мы понесли ее на Ямуну. Тогда мы даже не знали, что женщинам в принципе не рекомендуется смотреть на кремацию. И все мы, матаджи, вместе с бенгалкой пошли на Ямуну и там два часа стояли, пока все это горело. Очень долго, уже темно было. Потом эта бенгалка повела нас принять омовение в Ямуне...

Потом, через 5-7 лет после ее ухода я еще раз пыталась совершить дандават- парикраму. Но мне было очень тяжело. Я все время думала: «Ну, зачем же я себе придумала такую аскезу?!» Очень было тяжело. А тогда делала будто не я, так легко, никакой усталости, хотя знаю, что у людей такие синяки бывают от подобной парикрамы, что они вынуждены себе подушки подкладывать, а я одна это делала, и очень легко было. Господь просто использовал меня для Валлабхи Чайтаньи. С тех пор я к ней и обращаюсь, когда мне помощь какая-то нужна. Есть чувство, что по ее милости я живу во Вриндаване. Я ей когда-то помогла, а теперь она помогает мне здесь жить. Она, оставив тело во Вриндаване, ушла в какое-то очень благоприятное место, и, поскольку я ей помогла отправиться во Вриндаван, то она мне тоже теперь помогает. Такое автоматически происходит. Вот, матаджи Гандхарвика была с Враджа-лилой деви даси, матаджи Шаилавасини — со Шьямалой деви даси. То есть, каждая личность уже связана с другой личностью. Для меня Валлабха Чайтанья как старшая преданная, несмотря на то, что она никаких подвигов особых не совершила. Простая женщина. Но у нее было очень много любви. Когда она тело оставила, у нее была такая улыбка! И такое выражение лица — поэтичное, умиротворенное... Красивое очень лицо! Душа ее была очень открыта к общению, к любви. Это такой опыт, который невозможно словами передать. Остается в сердце этот опыт, и все! Остался опыт присутствия Радхарани в то время. Всепроникающее присутствие.

Я тогда жила только второй год во Вриндаване, еще не знала всех преданных, но потом, после этого случая, ко мне стали подходить и говорить: «А мы знаем тебя! Ты помнишь, вот тогда-то и тогда-то... матаджи Валлабха Чайтанья...» И я вспоминала. И одним из таких преданных был Рама прабху, главный пуджари в Лос-Анджелесе, он служил Божествам на протяжении 17-ти лет. (Он потом тоже оставил тело во Вриндаване) Исключительная личность. Он тоже приходил к Валлабхе Чайтанье и пытался ей помочь, как и многие другие. Он спросил меня, кода мы с ним встретились спустя какое-то время: «А помнишь....?» И мы вспоминали ее уход. И было ощущение, что Прабхупада был между нами. И этот опыт был для Рамы прабху тоже очень ценный. Он помнил меня в связи с Валлабхой Чайтаньей. Когда Господь использует тебя, это влияет на всех и все! За день до этого к ней приходил один преданный из Южной Америки. Он был такой настойчивый, Господь использовал его как толкача: «Ну, что ты в этом теле зацепилась? Что тебе тут надо?» Я не знаю, как он это говорил, он и сам английский плохо знал, просил меня: «Переведи, переведи!» и говорил ей: «Уходи! Уходи! Ты что здесь делаешь?» Она уже молчала, лежала, но никого не беспокоила, а он ее выталкивал, прямо вытряхивал эту душу из тела.

Матаджи Ямуна-пракрити, ученица Шрилы Прабхупады, тоже оставила тело во Вриндаване два года назад. Она была американкой русского происхождения, и, хотя она и Валлабха Чайтанья не знали языка друг друга, но как-то общались.

И преданные из Южной Америки приходили к ней. Никаких объявлений тогда не вывешивали и на мангала-арати тоже ничего не объявляли. Просто вот так кому-то скажешь, если кто-то подойдет, спросит:

— Правда ли, что вот там матаджи лежит, болеет?

— Да, правда!

И так многие приходили. Директор гурукулы приходила. Она была беременна и приходила специально, чтобы ее сын получил этот урок. Она тоже находилась там во время ухода души. Это такой необычный урок. Все-таки Кришна приходит во время ухода души. Душа встречается с Кришной, все присутствующие тоже получают даршан, хоть и неосознанно. Мы не видим воочию Кришну, но, тем не менее, происходит какое-то чудо, потому что чувствуешь себя таким счастливым!

Мы с ней были очень разными людьми. У меня нет такой любви, как у нее. Она везде видела Кришну. В материальном смысле можно было назвать это сумасшествием. И когда она оставила тело, то у меня было видение, что она в каком-то таком саду. И там такие цветы, как будто свет зажжен в них — настолько яркие. И кусты разные: белые, красные. И она в этом саду цветы собирает. Это видение было той ночью, когда она оставила тело. Она находилась в каком-то духовном саду...