— Что ты такое говоришь?
— Я… может быть, для нее лучше было бы… перестать страдать, — выдавила Милли, глядя в сторону.
— Ты что, хочешь дать ей умереть? — громко выкрикнул Воробей.
— Я хочу, чтобы моя малышка была здорова! — гневно прошипела Милли. — Я хочу, чтобы она бегала по лесу, как все здоровые кошки! Хочу, чтобы она охотилась и сражалась. Хочу, чтобы она познала счастье быть воительницей!
— Этого никогда не будет, — глухо, но мягко сказал Воробей.
— Тогда зачем издеваться над бедняжкой? — рявкнула Милли.
— Да потому, что быть живой лучше, чем умереть! — теряя терпение, завопил Воробей. — Потому, что жить — это уже счастье!
— Счастье? — с угрозой прорычала Милли.
Воробей упрямо вскинул голову.
— Я не сдамся, Милли. Иглогривка будет жить.
Тоскливое рычание забулькало в горле у Милли.
— Ты не спасаешь ее, ты лишь умножаешь ее страдания!
Листвичка, не выдержав, бросилась к ним от воинской палатки.
— Опомнись, Милли! — горячо воскликнула она. — Иглогривка совсем не страдает, у нее ничего не болит. Воробей следит за этим.
— Но лучше-то ей все равно не становится, — огрызнулась разъяренная мать.
— Путь целительства — это путь веры, а не только врачевания, — заметила Листвичка, робко дотрагиваясь хвостом до взъерошенного бока Воробья.
Тот отдернулся.
— Я сам справлюсь, Листвичка, — холодно процедил он.
Но Милли было уже не остановить. Подскочив к бывшей целительнице, она приблизила морду к ее носу.
— Вера, говоришь? — прошипела разъяренная кошка. — Если твои предки-воители настолько могущественны, почему они не исцелят мою дочь?
— Опомнись, Милли! — прошептал Крутобок, замерев у туннеля, через который он только что вошел в лагерь. — Неужели ты, в самом деле, так думаешь?
Милли смущенно отстранилась от Листвички.
— Сама не знаю, что я думаю, — пробурчала она. — Я только вижу свою деточку, искалеченную и беспомощную, которая каждый свой день с трудом отвоевывает у смерти, а та караулит ее у палатки, как голодная лиса… — голос ее оборвался, она замолчала.
— Но ведь Иглогривка жива, — непонимающе мигнул Крутобок. — Она с нами, Милли! Мы не потеряли ее.
Мили судорожно вздохнула.
— Много ли ей радости в этой жизни? — устало спросила она. — Каждый день она видит, как ее брат с сестрой охотятся и сражаются, а она, бедняжка, только стонет, да кашляет, да ползет, как червяк, к куче с добычей! Уж лучше совсем не жить, чем так мучиться.
Этот разговор был прерван шорохом ежевики перед входом в палатку целителя. Меж колючих плетей показались передние лапы Иглогривки, с усилием выползавшей наружу. Мертвая тишина воцарилась в овраге, было слышно только, как живот Иглогривки шуршал по мерзлой земле. Калека подняла голову и посмотрела на мать. Глаза ее сияли.
— Я уже лучше ползу, правда?
Мили бросилась к дочери и принялась лихорадочно вылизывать ее щеки.
— Конечно, конечно, гораздо лучше, милая.
— Сегодня я сделаю все упражнения, — пообещала Иглогривка.
— Я знаю, умница моя, — ворковала Милли. — Я знаю, и буду помогать тебе.
— От упражнений я устаю, но мне совсем не больно, — продолжала Иглогривка.
— Слава Звездному племени, что Шмель и Пестроцветик не слышали всего этого!
Голубичка подскочила от неожиданности, когда Маковка горячо зашептала ей на ухо. Закрыв глаза, Голубичка послала свои чувства в лес, и вскоре отыскала брата с сестрой на берегу озера — они весело мурлыкали, гоняясь друг за другом возле кромки воды.
Они были счастливы. Ничто не угрожало их маленькому мирку, ведь они не были наделены даром видеть и слышать все, что происходит вокруг.
Голубичка обвела взглядом овраг. Листвичка снова вернулась к работе. Ягодник отнес воробья подальше от кучи и с аппетитом набросился на еду. Только Крутобок продолжал в оцепенении стоять посреди поляны. Повалил снег, мелкие снежинки падали на густую серую шерсть славного воина, но он не шевелился.
Голубичке вдруг стало стыдно за свое счастье. Кругом столько горя, а у нее душа поет, словно жаворонок в пору Юных листьев! Но разве она могла быть несчастна, если сегодня ночью Когтегрив будет ждать ее в лесу?
Глава X
Заходящее солнце уже бросало косые лучи сквозь редкие облака, когда Огнехвост добрел до лагеря племени Теней. Плющехвостая, умывающаяся возле воинской палатки, с любопытством посмотрела на него. Огнехвост кивнул и молча прошел мимо. Он решил первым делом доложить обо всем своему наставнику, и только после этого отправиться к предводителю.
Раздвинув колючую стену палатки, он с облегчением увидел, что Перышко сидит на своем обычном месте и перебирает травы. Сухие растения от времени покрылись пылью, и старик громко кашлял, роясь в них.
— Нужно пополнить запасы, пока морозом все не пожгло, — просипел Перышко, не поворачивая головы к Огнехвосту.
— Мне кажется, тебе стоит принять немного мать-и-мачехи, — с беспокойством сказал Огнехвост. — Не нравится мне твой кашель.
— Это все от пыли, — отмахнулся старик.
Огнехвост присел возле наставника.
— Как ты себя чувствуешь?
Ему показалось, что от шерсти Перышка больше не пышет жаром, однако глаза старка по-прежнему были подернуты мутной пеленой.
— Гораздо лучше, — заверил Перышко. — Мне нужно было лишь как следует выспаться, и всю хворь будто лапой сняло! Ну, рассказывай, что было у Лунного озера? Мы уж тебя заждались.
Огнехвост посмотрел на свои лапы.
— Прости… Я уснул на берегу.
— И правильно сделал, — кивнул старик. — Путь до Лунного озера долог, а ты и до этого не спал. Виданное ли дело, столько работать!
— Ах, если бы ты только знал, какое видение послали мне предки, ты бы так не говорил! — воскликнул Огнехвост. — Я должен был со всех лап броситься предупредить вас!
Перышко обернулся и приблизил голову к Огнехвосту.
— Что ты увидел?
— Звездное племя предупредило меня о грядущих бедствиях!
— Каких еще бедствиях? — помрачнел старый целитель.
— Они точно не сказали, но дело очень серьезное, — Огнехвост невольно поежился. — Я увидел
