другую сторону баррикад представителей рабочего класса. Он был защитником мира обреченного среди предвестников мира нового. Большинство спутников Оутса высоко ценили его за аристократизм, независимость, терпимость и пренебрежение мелкими социальными условностями.
В экспедиции Оутсу не раз приходилось терпеть шутки по поводу его собственного маленького культа Наполеона, перед которым он преклонялся как солдат и портрет которого был единственным украшением его отсека. Оутс читал только пятитомник Нейпира, посвященный войне на Пиренейском полуострове[86]. Это тоже вызывало подтрунивание. В годовщину битвы при Ватерлоо, 18 июня, Оутса разбудил хор: «Теперь вставай и салютуй Наполеону! Кто победил в войне?» Оутс немедленно подключился к этой характерной для экспедиций школьной забаве, в которой его умение шутить с совершенно непроницаемым лицом оказалось очень востребованным. Дебенхему удалось разглядеть его истинное лицо: за внешностью симпатичного кавалериста скрывался «настоящий ученый, специалист по военной истории, и все мы хотели, чтобы он читал нам лекции». Оутс отказался, но зато многое рассказал о своих любимых лошадях и, как отметил в своем дневнике Скотт, порадовал «слушателей, закончив… восхитительным анекдотом». На мысе Эванс Оутс был практически единственным лектором, умевшим рассмешить своих слушателей.
Много часов он проводил в стойлах, греясь у печки, работавшей на тюленьем жире. Скотт предполагал, что это объяснялось его любовью к лошадям. Это было правдой. Как и тот факт, что общество лошадей он предпочитал компании Скотта. Когда Оутсу не нравились его компаньоны или командиры, он обычно уходил в стойла.
Признаком лидера является сильная, направленная вовне воля, которая принципиально отличается от личных амбиций человека. Амундсен в полной мере владел и тем и другим, Скоттом управляли только амбиции. Это наложило отпечаток на ход всей британской экспедиции. К тому же многие факты указывают на то, что Скотт был слишком эгоцентричен, чтобы оставаться хорошим лидером при любых обстоятельствах. Он восстановил против себя слишком многих подчиненных.
Все последствия слабого лидерства оказалось просто невозможно преодолеть. Внешне мирная обстановка в партии скрывала полное отсутствие единства, моральный климат был откровенно плох. Наглядным доказательством тому стало появление отдельных групп, фрагментация команды на сообщества. Возможно, самой влиятельной оказалась группа Оутса, Мирса и Аткинсона. Они были опытны, хорошо понимали, что слабость Скотта кроется в его моральной незрелости и ущербности стиля руководства. Подводное течение конфликта не сулило команде ничего хорошего в будущем.
27 июня был дан старт предприятию, ставшему классическим примером подвига ради самого подвига. Начался зимний поход к мысу Круазье, предпринятый Уилсоном, Боуэрсом и Черри-Гаррардом. Благодаря этому походу появилась еще одна великая книга о полярных исследованиях, принадлежащая перу Черри-Гаррарда – «Худшее путешествие в мире».
Но это уже совсем другая история. К рассказу об экспедиции она не имеет отношения. Сам поход Уилсон задумал для того, чтобы найти яйцо королевского пингвина на определенной стадии его высиживания. Также предполагалось протестировать рацион и снаряжение – то, что надо было сделать много лет назад с гораздо меньшим риском и страданиями. После пяти недель изнурительного похода в условиях тридцати-, сорока– и пятидесятиградусного мороза измотанные и окоченевшие участники партии с трудом добрели обратно до мыса Эванс. Не рассчитанная на такие морозы одежда была вызывающе плоха и промерзала насквозь, превращаясь в ледяные латы, но Уилсон торжественно огласил вердикт: «Снаряжение отличное, отличное». Между тем Скотт в своем дневнике размышлял:
Тем не менее Амундсен нашел эскимосскую меховую одежду без особого труда. Удивительно, но в последний момент Скотт хотя бы упомянул о том, что вообще рассматривал такую идею.
Этот зимний поход во многих отношениях оказался странным предприятием. Сани тащили исключительно люди. Лыжи оставили на базе, потому что никто из троих участников этой авантюры не умел хорошо передвигаться на них. Иногда троица проходила всего одну-две мили в день. И только после их возвращения впервые был рассчитан рацион питания для путешествия к полюсу. Но никто не использовал с таким трудом полученные знания и опыт: никто не внес изменения в одежду, никто не пересмотрел опасную и абсурдную методику использования людей в качестве тягловой силы. Однозначным результатом предприятия стало то, что силы нескольких людей, в итоге все-таки дошедших до полюса, были основательно подорваны накануне самого важного похода. Кроме того, всем стало очевидно, что Скотт и Уилсон неспособны учиться на собственном опыте.
Итак, зима подошла к концу. Санный сезон начался 9 сентября, когда «Тедди» Эванс, Гран и Форд, один из матросов, ушли в Конер-Кэмп откапывать склады. Это удалось сделать с большим трудом, потому что склады создавались по-дилетантски, их было трудно найти. Весь поход снова сделали пешим, причем на обратном пути Эванс приказал двигаться ускоренным маршем, в результате чего они покрыли тридцать пять миль за двадцать– четыре часа без передышки. В этом изматывающем броске не было нужды, но Эванс чувствовал необходимость реабилитировать себя в глазах Скотта. Скотт, Боуэрс, Симпсон и старшина Эванс 15 февраля тоже впряглись в сани и пошли к Западным горам. «Не совсем ясно, – прокомментировал этот поступок Дебенхем, – зачем они туда идут и что собираются там делать».
Сам Скотт назвал это «экскурсией». Он хотел посмотреть на ледник и опробовать фотокамеры, но в действительности предпринятые усилия снова оказались деятельностью ради деятельности. Скотт бессмысленно прошел 150 миль вместо того, чтобы отправиться на Барьер и отвезти свежее тюленье мясо на склад, заложенный в южном направлении.
Тем временем 13 сентября Скотт представил свой окончательный план путешествия к полюсу.
Это произошло совсем не потому, что план оказался безукоризненным, а потому, что его критика была исключительно молчаливой. Прежде чем изложить свой план, Скотт демонстративно унизил при всех «Тедди» Эванса, формально считавшегося вторым человеком в команде по старшинству. Таков был моральный климат этой экспедиции.
Скотт собирался использовать четыре способа передвижения: пони, собак, людей и мотосани, причем вспомогательные партии должны были перемещаться челночным методом – вперед и назад, закладывая склады до последнего момента. Это создавало благоприятные условия для ошибок и путаницы. В конце сезона, когда особенно высока вероятность несчастных случаев, выслать помощь экспедиции было бы очень трудно. Но Скотта это не смущало. «Удивительно запутанная схема», – откровенно написал по этому поводу встревоженный Гран в своем дневнике. При этом он фактически повторил свое же пророчество, сделанное во время походов по закладке промежуточных складов. Недостатки плана были очевидны и другим – Симпсону, Дебенхему, Мирсу, Райту, Оутсу. Однако Скотт, последовательно демонстрируя свое упрямство и нетерпимость к критике, категорически не приветствовал честность, поэтому все предпочитали держать собственное мнение при себе. И в очередной раз приняв желаемое за действительное, довольный Скотт написал: «Моя схема, похоже, вызвала полное доверие: теперь остается сыграть в эту игру».
