Но тут они пересекли горы и достигли границы леса. Снег стал глубоким и рыхлым, что вообще характерно для североамериканских лесов. Амундсен впервые столкнулся с условиями, в которых лыжи проигрывали снегоступам, и понял, что здесь есть чему поучиться. Снег сопротивлялся саням, полозья которых, рассчитанные на твердый наст открытых пространств, цеплялись за корни деревьев и проваливались в него, словно в зыбучие пески. Нарты заменили индейскими тобоганами, – санями с плоским дном, как у мелководных барж, – и теперь они, казалось, плыли по снегу. Это стало для Амундсена одним из уроков на будущее. Кроме того, он получил прекрасную возможность наблюдать за принятым на Аляске способом построения собачьей упряжки. Собак запрягали в одну линию – пара за парой, прикрепляя их к одному центральному постромку. У эскимосов же было все иначе: постромки всех собак выходили из одной точки, и поэтому хаски бежали веером – каждая на собственном постромке. Упряжь на Аляске тоже отличалась: здесь использовали кольцо вроде лошадиного недоуздка с постромками по краю вместо единственного ремня вокруг шеи с постромком, проходившим под брюхом собаки. Каждая система имела свои недостатки. Все это Амундсен тщательно отметил в своем дневнике.
В полдень 5 декабря они достигли Игл-Сити, города золотодобытчиков с грубыми деревянными домами, беспорядочно построенными на берегу Юкона. Температура воздуха была –52 °C. Амундсен торопился в Форт-Эгберт, где размещался американский гарнизон, имевший в своем распоряжении телеграфный терминал для связи с США. Оттуда он послал телеграмму Фритьофу Нансену – несколько слов, к которым он шел с таким трудом: уведомление о том, что он, Руаль Амундсен, стал первым человеком, покорившим Северо-Западный проход. «По следам Коллинсона», – не забыл упомянуть он, возвращая ему исторический долг и игнорируя цену в семьдесят пять центов за слово.
Сразу же после этого линия была повреждена из-за холодов. Когда через несколько дней ее восстановили, Амундсен уже стал знаменитым. Но не со славой он столкнулся в первую очередь.
Два года Амундсен жил в раю. На своих двоих он вышел из дикой природы в Форт-Эгберт – и тут же вернулся в мир денег и тревог, будучи при этом совершенно без средств к существованию. Его путешествия с острова Хершеля благородно финансировал капитан Могг. Амундсен был знаменитым– исследователем, но испытывал реальную нужду. Он даже не мог оплатить телеграмму Нансену: 1000 слов на сумму 755,28 доллара. И послал ее с условием оплаты получателем.
Но подобную услугу еще не придумали. Амундсену поверили на слово в Форт-Эгберт, но дальше по линии ее отказались передавать другие почтовые служащие. По дороге многострадальная телеграмма была остановлена в Вальдез, и ее краткое изложение передали в Сиэтл начальнику системы телеграфной связи на Аляске войск связи США майору Глассфорду.
Майор немедленно сообщил ее содержание местным газетам – и новость разлетелась по свету. В телеграмме содержалась информация, которую Нансен должен был разместить на эксклюзивных началах в лондонской «Таймс» и в некоторых других газетах.
В свое оправдание майор заявил, что плата за телеграмму должна быть получена до ее отправления, а использование прессы стало самым быстрым способом уведомить Нансена. Вероятно, за этим стояла сделка с некоторыми предприимчивыми газетами, готовыми платить за сенсацию. Это был не единственный пример такого рода.
Когда бригадному генералу Адольфусу Грили, командующему войсками связи США, доложили о происшествии, он приказал Глассфорду никому ни о чем не рассказывать. Затем Грили связался с норвежской дипломатической миссией в Вашингтоне, гарантировавшей оплату. Телеграмма была отправлена Нансену через три дня и практически не имела смысла с точки зрения новостной рыночной ценности. Газеты, с которыми у него имелись договоренности, отказались платить, поскольку история больше не представлялась эксклюзивной. А Нансен отказался платить за телеграмму, поскольку майор Глассфорд «злоупотребил доверием».
Пикантная деталь: Грили, сам весьма известный исследователь Арктики, был врагом Нансена. Ему не нравилась идея дрейфа «Фрама», и он осуждал поход Нансена в сторону полюса как дезертирство с корабля и оставление команды на произвол судьбы.
Амундсен узнал о случившемся, когда линию на Игл-Сити открыли снова. Майор Глассфорд все сделал за его спиной. Финансовые потери были велики, но Амундсен не впал в отчаяние. Он воспринял это как дорогостоящий, простой и неприятный урок по обращению с новостями. По крайней мере он был наказан за наивность.
Амундсен с сожалением признал свою ошибку. «Впредь, – написал он брату Нансена Александру, руководившему деловой стороной экспедиции, – я постараюсь быть осторожнее».
Случай с украденной телеграммой стал одним из первых спорных вопросов, с которыми столкнулась новорожденная норвежская дипломатическая миссия в Соединенных Штатах. Пока Амундсен был затерян в снежной пустыне, Норвегия получила независимость 7 июня 1905 года, за шесть месяцев до того, как он впервые услышал об этом в Игл-Сити. Он уходил в море, будучи подданным Оскара II, короля Швеции, а теперь появился норвежский монарх – датский принц Карл, принявший имя Хаакона VII. Амундсен чувствовал себя счастливым, с такой новостью можно было возвращаться в Кинг-Пойнт.
Амундсен попросил Нансена передать родным всех членов его команды, что письма, отправленные немедленно, успеют прийти до его возвращения на «Йоа». Это был маленький сюрприз, который он задумал. Он задержался на два месяца, чтобы дождаться этих писем.
3 февраля 1906 года, получив почту из Норвегии, Амундсен снова встал на лыжи за санями, которые тянула собачья упряжка, и направился из Игл-Сити на север, к своему кораблю. Снег стал более плотным, пассажиров не было, и обратное путешествие оказалось намного легче. Он прибыл на «Йоа» 12 марта, пройдя на лыжах более 1000 миль. В общей сложности Амундсен отсутствовал на корабле пять месяцев.
На следующий день они объявили на судне официальный выходной.
Пока Амундсен отсутствовал, Хелмер Ханссен прошел сотни миль, охотясь в дельте реки Маккинзи. Там, среди извилистых замерзших каналов, едва прикрытых снегом, что очень затрудняло передвижение, он достиг высочайшего мастерства в управлении собачьей упряжкой. На это у него ушло три полных сезона.
Ханссен великолепно чувствовал своих животных, что подтверждается историей о его любимой собаке, суке по имени Йоа, названной так в честь корабля. У нее был феноменальный нюх. Однажды по пути в Кинг-Пойнт после поездки на охоту она отказалась бежать в нужном направлении.
