Только теперь он предпринял первые определенные шаги по организации новой экспедиции и попытался найти корабль. В отличие от Амундсена, у него не было «Фрама». Маленькая и бедная Норвегия могла позволить себе иметь корабль, предназначенный для полярных исследований, а Британская империя, с ее могущественным военно-морским и торговым флотом – нет. После возвращения «Дискавери» из Антарктики корабль был продан «Компании Гудзонова залива», и Скотту пришлось начать все сначала. Как сказал сэр Клементс Маркхэм – и его слова звучали до странности знакомо, – «главный недостаток этой страны – полное отсутствие последовательности в усилиях людей».
Скотт попытался получить «Дискавери» обратно, но лорд Страткона, председатель «Компании Гудзонова залива», оказался жестким и неуступчивым человеком. Затем по иронии судьбы Скотт начал переговоры о приобретении «Терра Нова», того самого зверобойного судна из Данди, чьей помощи он так сопротивлялся и факт спасения которым так тщательно скрывал.
Почти два месяца Скотт хранил свои планы в тайне. А затем внезапно, в середине сентября, объявил о новой экспедиции. Для всего мира это оказалось неожиданностью. Члены Королевского географического общества были удивлены. Залы особняка на Виктория-стрит для официального объявления о новой экспедиции резервировали всего за двое суток. Было ясно, что решение принималось поспешно. Явно случилось что-то, ускорившее ход событий. Напрашивалось единственное очевидное предположение: роль катализатора в решении Скотта сыграли те же сенсационные новости о Куке и Пири, которые заставили Амундсена свернуть с намеченного пути.
Заявления о покорении Северного полюса вызвали у Скотта ощущение, что планы в отношении юга тоже находятся в опасности. Так и было – ходили слухи об американской антарктической экспедиции. На Америку в Англии смотрели по-прежнему как на соперника, считая ее чуть ли не врагом. Свои антарктические миссии готовили японцы и немцы. Логика была проста – все стремившиеся к полюсу теперь утратили интерес к северу, а значит, конкуренция в южном направлении должна была удвоиться. Шеклтон оставил то, что Амундсен назвал «лазейкой». Но передышка могла оказаться короткой. Скотт чувствовал, что у него мало времени. Если он хотел достичь полюса, если он хотел отомстить Шеклтону – а такой теперь была его главная цель, – если он хотел, чтобы этот последний бросок монеты гарантировал ему адмиральский флаг в грядущей войне, которую все ждали, нужно было действовать быстро. Адмиралтейство (благодаря ошеломительному успеху Шеклтона) перестало чинить препятствия полярным экспедициям. Все складывалось как надо.
11 сентября Кэтлин в своем дневнике сделала такую запись: «Сняли помещение под контору в доме 26 по Виктория-стрит. Ездила смотреть».
И 13 сентября: «Послали за доктором и медсестрой. Объявление об экспедиции в “Таймс” и “Дейли Мейл”».
Когда появились новости о подготовке экспедиции Скотта, у нее начались схватки – и на следующий день она родила их единственного сына, крещеного Питером Маркхэмом, в честь Питера Пэна и сэра Клементса Маркхэма.
Битва началась. Гонка стартовала. В письме адмиралу сэру Артуру Муру Скотт прямо написал: «Я и в мыслях не держу, что кто-то, кроме англичанина, мог бы покорить Ю. полюс[52]».
Опасность мыслей такого рода состоит в том, что «мог бы» незаметно превращается в «может». Скотт планировал отправиться в плавание в следующем году, примерно в то же время, что и Амундсен. Разница состояла в том, что Амундсен готовился к этому с 1907 года, а Скотт, за исключением разработки мотосаней, пока не сделал ничего. Годы, которые он мог бы потратить на обучение, были безвозвратно потеряны. Он остался так же некомпетентен, как и в тот день, когда наткнулся на антарктическую ледяную шапку в конце 1903 года.
Разница между соперниками была не менее значительна и на глубинном уровне – там, где кроются источники мотивов и поведения. Сделав объявление о женитьбе, Скотт написал доктору Шарко, что «это не помешает моим планам работы на юге, которые остаются неизменными, поскольку я устал от такой размеренной жизни».
Видно, что Скоттом руководили серьезные негативные импульсы. Главным образом, страх неудачи в карьере или скуки. Прежде всего скуки, ибо ее сила может на многое подвигнуть человека. К сожалению, она часто вынуждает людей к бегству и реактивному мышлению, приводя к опасной эмоциональности и спешке. Амундсен же имел бесспорное преимущество, которое заключалось в позитивной силе стопроцентных амбиций, возможно, даже некоторого нарциссизма. Он стремился к достижениям, а не избегал худшего, имея цель впереди, а не кнут сзади.
Часть вторая
Глава 18
Крутой разворот
В сентябре 1909 года Амундсен вернулся из Копенгагена в свой дом на берегу Бунден-фьорда, за которым присматривала верная старая няня Бетти. Там уже начали желтеть березы, а ветер с холмов принес первое дыхание осени. Амундсен сидел в кабинете и, глядя на мягко накатывавшиеся друг на друга волны фьорда, разрабатывал план своей экспедиции.
Амундсен имел и стратегическое, и тактическое преимущество. Скотт к этому моменту уже раскрыл свои намерения, в то время как Амундсен еще сохранял их в тайне. Он знал, что соперник есть. Скотт действовал вслепую.
У Амундсена были на руках и психологические козыри. Шок от того, что его (возможно) опередили Кук и Пири, не имел оттенка личной обиды. Скотта же, наоборот, подстегивал конфликт с Шеклтоном, им руководили эмоции. Для Амундсена экспедиция Шеклтона была сокровищницей полезных уроков, а для Скотта – источником неприятных переживаний, разжигавших зависть и выводивших из равновесия.
Центральным пунктом плана Скотта, опубликованного в «Таймс» 13 сентября, была организация двух баз: одной в проливе Макмёрдо, второй – на Земле Эдуарда VII, и «выход к полюсу с одной или с другой из них… в зависимости от обстоятельств».
Амундсен понимал, что это – копия экспедиции на «Нимроде». Он справедливо заключил, что стандартно мысливший Скотт, скорее всего, будет следовать проторенным путем и отправится к полюсу маршрутом Шеклтона, начинавшимся из пролива Макмёрдо.
И тогда Амундсен решил высадиться на самом Ледяном барьере Росса. Это уже само по себе было шагом отважного человека. Никто еще ни разу не осмелился разбить лагерь на ледяном шельфе из страха быть унесенным в море на айсберге, если тот вдруг отколется. На это не решился даже Шеклтон.
24 января 1908 года, когда Шеклтон на «Нимроде» достиг бухты Воздушного шара, которую впервые увидел шесть лет назад во время плавания на «Дискавери», оказалось, что бухта исчезла. Участок ледяного шельфа длиной в несколько миль отделился и уплыл в море, оставив после себя широкий залив с сотнями китов, выбрасывавших фонтаны воды. Шеклтон назвал его Китовым заливом. Айсберги и паковый лед, подпиравшие его с севера, поразили впечатлительный ум Шеклтона.
