занять 500 крон «до лучших времен», и с этого момента он почти постоянно был в нужде, снова и снова обращаясь к своему бывшему капитану за помощью. Кульминацией этих десяти неудачных лет стали банкротство, уход из семьи и увольнение из армии. Положение Йохансена усугублялось пьянством: он фактически стал алкоголиком.
К 1907 году Йохансен превратился в морально подавленного сорокалетнего нуждающегося, неспособного платить за еду и крышу над головой человека, жившего в одном из отелей Тромсё. Он писал Нансену:
Но шеф полиции Тромсё, к которому Нансен обратился с просьбой выяснить, что происходит с его старым товарищем, был уверен, что «любая финансовая помощь будет тут же спущена на выпивку. Ему нужно уехать из этого места». Йохансен и сам хотел
Он был не единственным человеком, видевшим в полярной пустыне способ убежать от рутины ежедневного существования. Но экспедиция, как писал хорошо знавший это чувство Нансен, «не решение – когда Йохансен вернется, все будет по-прежнему плохо». Тем не менее он всегда откликался на призывы Йохансена о помощи, и теперь снова нашел ему работу, связанную с полярными исследованиями.
Несколько следующих сезонов Йохансен провел с иностранными экспедициями на Шпицбергене. Как отметил один из его работодателей, трудился он хорошо, «без каких бы то ни было неприятностей, которые возникают во время жизни в северных широтах». Но, как и предвидел Нансен, вернувшись домой, снова обратился к своим прежним привычкам.
Когда Амундсен объявил об экспедиции в ее первоначальном варианте, предусматривавшем пятилетний дрейф в Арктике, она показалась Йохансену именно той возможностью, которой он так долго ждал.
Однажды в Арктике Йохансен спас Нансену жизнь, и поэтому тот чувствовал себя обязанным. Кроме того, Нансен лелеял сентиментальную мысль о том, как было бы хорошо, если бы на его старом корабле оказался один из его старых товарищей. В результате он фактически «надавил» на Амундсена, чтобы тот взял Йохансена в команду.
Амундсен этого не хотел. Он чувствовал искреннюю жалость к Йохансену, но поддаваться этому чувству в столь важном деле считал недопустимым. Пьянство означало для Амундсена недостаток стойкости характера, опасный в условиях стресса. Но еще сильнее Амундсен боялся того, что Йохансен – более старший, настолько же опытный, лучше владеющий техникой катания на лыжах и к тому же долго прозябавший в тени славы Нансена, подавляя собственные амбиции, – может угрожать его власти.
Но Амундсен в определенной степени находился в руках Нансена и поэтому, вопреки собственным инстинктам и убеждениям, вынужден был принять Йохансена в команду «Фрама». К тому моменту он уже знал, что идет на юг вместо севера, и тем более не мог позволить себе рисковать и увеличивать психологическую нагрузку на членов команды.
Как генералу, готовящему неожиданное наступление, Амундсену приходилось постоянно быть начеку и многое держать в тайне. Вместе с Бьёрном Хелландом-Хансеном он запланировал насыщенную программу дополнительных океанографических исследований в Атлантике, которые придавали еще большую научную ценность экспедиции и явились для самого Амундсена веским поводом отправиться в плавание вместе с «Фрамом» вместо заявленного ранее намерения двинуться в путь позже и присоединиться к экспедиции в Сан-Франциско. Амундсену нужно было находиться на борту, чтобы руководить всеми работами. Наладив хорошие отношения с журналистами, он постоянно поддерживал их во мнении о том, что идет на север. В одном газетном интервью он намеренно сказал, будто его план заключается в
В этом была большая доля правды – вот что значит владеть искусством «скормить» прессе свою историю!
На фотографиях, сделанных в то время, у Амундсена лицо игрока в покер, которому выпал настоящий джокер. Храня свою тайну, он получал мрачное удовольствие, поскольку верил в слова Ибсена о том, что «всех сильнее в мире тот, кто стоит от всех отдельно».
Амундсену приходилось следить за каждым своим шагом и взвешивать любое сказанное слово, ведь один-единственный случайный промах мог расстроить всю игру. Он уехал из дома и возвращался туда в самое разное время – без предупреждения, без системы, – неожиданно для всех. Где и почему он прятался, не знал никто. Он отказывался говорить по телефону – и вообще был странно неуловим. Для всех, кроме нескольких самых близких ему людей, его никогда не было дома. Особенно Амундсен опасался Нансена. Ему казалось, что Нансен первым остановит предприятие, если узнает правду.
Амундсену все время приходилось быть начеку не только в общении с посторонними людьми – точно так же он вынужден был хранить этот секрет и от своих: пока что они должны были думать, будто отправляются на север. Исключением был только лейтенант Торвальд Нильсен, второй человек в команде.
Когда в январе 1910 года Нильсен приступил к своим обязанностям, Амундсен при условии сохранения тайны раскрыл ему свои истинные намерения. Это было неизбежно. Нильсен был штурманом «Фрама», он должен был заранее знать, куда они идут, чтобы успеть подготовиться.
Дело в том, что после Мадейры они уже больше не должны были заходить в порты. Исключение могли составить разве что какие-то отдаленные острова, где можно было набрать воды. А далее предстояло идти без остановок до самого Китового залива – расстояние в целых 14 тысяч миль. Идея Амундсена состояла в следующем: если его истинные намерения будут преждевременно раскрыты, он будет обходить стороной все цивилизованные места из страха наложения ареста на имущество со стороны кредиторов и правительства. Необходимо было избегать тех мест, где есть консулы, журналисты, адвокаты, телеграф и судебные постановления.
Нильсену также приходилось работать скрытно. Например, он не мог напрямую заказать карты Антарктики. И уж точно не у местных посредников, потому что известия об этом распространились бы повсюду с быстротой молнии. Вместо этого под каким-то благовидным предлогом он получил их через норвежское посольство в Лондоне. В то время это не вызвало никаких подозрений.
Одной из самых больших угроз для сохранения тайны Амундсена оставался дом для зимовки, который он создал с помощью плотника по имени Йорген Стубберуд, перестраивавшего его собственный жилой дом. Когда Стубберуд услышал об «экспедиции к Северному полюсу», он
