инициативные группы, происходит распределение обязанностей, начинается продвижение своих интересов во властных структурах. Информационно-организационной основой всего этого выступают собственные сайты — такие, например, как http://www.krasnogorie.net/, http://www.newtrehgorka.ru. На них жители обмениваются информацией, опытом борьбы с застройщиком, нарушающим свои обещания, знакомятся с соседями, формируют группы по интересам.
Это то, чего у нас в стране не было нигде и никогда. Эта новая для России культура — культура сознательной самоорганизации для реализации своих интересов, т. е. культура общества типа «гезельшафт». Сейчас она формируется очагово, но дальше она начнет тиражироваться. Есть такое понятие — «стекание жизненных практик». Средний класс в обществе — это некий эталон, куда все хотят попасть. Наверх хотят не все, а в средний класс — все. Поэтому и начинается освоение этих практик. Практик, которые прямо связаны со свободой, о которой пишет докладчик. И это именно свобода выбора, свобода, понимаемая как право и возможность институализированной борьбы за свои интересы, а не просто бунт против несвободы на улицах и площадях, который сам по себе ни к какой свободе не ведет.
Наши власти — наверное, не от большого ума — сейчас ликвидировали практически все возможности институционального протеста. Но если институциональный протест задавить можно, то задавить потребность в протесте, которая объективно формируется под влиянием объективных условий, еще никому и нигде не удавалось. В итоге протестные настроения нарастают, и они, конечно, в первую очередь ударят не по власти, на что рассчитывает, похоже, наш докладчик, а по тем, кто рядом, и примут националистический характер. Порождены же они, как я уже говорила, неудовлетворенностью системой правил игры в обществе, сложившейся системой социальных отношений. Это недовольство даже не тем, что есть бедные и богатые, а именно правилами игры, по которым мы живем. Это нарастающее чувство безысходности, беспомощности, невозможности повлиять на ситуацию во многом связано с закрытием в последние годы «социальных лифтов» и ростом коррупции.
Игорь Клямкин: Какова динамика этих настроений? Количественные данные не помните?
Наталья Тихонова:
По сравнению с более или менее благополучной ситуацией перед кризисом 2008 года, доля людей, ощущающих несправедливость происходящего и испытывающих стыд за страну, увеличилась в относительном выражении на четверть, а процент агрессивно настроенных возрос вдвое. Такой всплеск протестных настроений неизбежно выведет людей на улицу. Не завтра, так через полгода, через год. Предотвратить такое развитие событий невозможно только за счет увеличения пенсий и зарплат бюджетникам. И что будет делать власть? Стрелять в толпу? Но наши «элиты» вряд ли заинтересованы повторить судьбу Каддафи, у которого все зарубежные счета арестовали — тем более, что у многих их представителей капиталы на Западе. Они уже только из-за этого не могут начать стрелять в протестующих. И что же они будут делать?
Я не исключаю, что развитие событий вообще может принять совершенно неожиданные для нас формы. Мы просто недооцениваем многих явлений реальности. Вы же знаете, что у нас 350 000 организованных футбольных фанатов. Я не беру в расчет тех мальчишек с шарфами, которых мы видим на стадионах. Я говорю о той части футбольных фанатов, которые относятся к силовым структурам фанклубов. У них железная дисциплина, навыки обращения с оружием. Как бы то ни было, протест разного рода «разбойничков» против несвободы я бы не романтизировала. К свободе такого рода протест ни их, ни всех нас не приведет.
Еще я хотела бы сказать о сексуальной революции. Во-первых, она и в самом деле не сейчас у нас началась. Когда я еще в 1970 году поступила на философский факультет, то у нас там был диспут: «Девственность — это достоинство или недостаток»? Из 100 участников трое сказали, что это достоинство, человек 20 сказали, что это неважно, а остальные сказали, что это недостаток, потому что создает много проблем. Так что не надо думать, что публичное обсуждение тем, связанных с сексом, а тем более свобода поведения в этой сфере начались только после того, как кто-то там на телемосте со Штатами 20 с лишним лет назад сказал, что у нас в стране секса нет.
Во-вторых, я не согласна с тем, что то, о чем идет речь в докладе, — это сексуальная революция. Разве это такая же сексуальная революция, какой она была на Западе? Там она началась еще бог знает когда, но по центральным телеканалам регулярных передач с «группенсексом», как у нас на РЕН-TV, там не показывают. Это не сексуальная революция. Это формирование искусственных потребностей и целенаправленное разложение морали. Думаю, что сейчас эта тема эксплуатируется во многом специально — для оболванивания населения и получения дополнительных материальных выгод. Тем более что почва для такого рода передач в стране еще не созрела.
Игорь Яковенко: А под «зрелой» почвой вы что понимаете?
Наталья Тихонова:
Это когда человек уже привык к свободному выбору и ответственности в разных сферах жизни и понимает, что не все, что можно взять, нужно брать. А когда он не привык к сознательному выбору и ответственности за него, и ему именно там, где сильнее всего работают инстинкты, вдруг такую возможность дают, то он оказывается к этому психологически не готов. Мне кажется, что с тем, что выдается за сексуальную революцию, надо быть осторожней и не считать, что это форма нарастания свободы. Это скорее форма дальнейшего закабаления женщин.
Ведь что сейчас у нас получается? У нас усиливается доминирующая роль мужчин в домохозяйстве как основных кормильцев, и потому начинает возрождаться внутрисемейная архаика. Идет рост насилия в семье, которое всегда увеличивается по мере ухудшения общей обстановки в социуме. А еще сексуальные отношения все больше начинают рассматриваться как способ вертикальной социальной мобильности, что особенно опасно в условиях, когда другие каналы для вертикальной мобильности исчезают. То есть начинает эксплуатироваться тело, если невозможно действовать через рынок труда.
Игорь Яковенко: Разве так было не всегда?
Наталья Тихонова: Было и раньше, но никогда не имело характера нормы. Такое поведение считалось все-таки осуждаемым. А сейчас мы фиксируем изменение норм. Десять лет назад при ответе на вопрос: «Приходилось ли вам использовать сексуальные отношения в корыстных целях?» люди, в основном, говорили, что нет, не приходилось и что они это осуждают. Теперь же доля тех, кто признает, что делал это, резко растет, а процент осуждающих такое поведение быстро падает. Меняется именно норма. Размывается представление общества о том, что это нехорошо, что этого нельзя делать, что это разлагает личность. Так что к нашей «сексуальной революции» у меня отношение столь же сдержанное, как и к нашим протестующим против несвободы «разбойничкам».
Игорь Клямкин:
Спасибо, Наталья Евгеньевна. Мне показалось важным то, что вы говорили о возникновении очагов альтернативной культуры. Но не менее важно понять, насколько широко она может распространиться внутри «Русской системы», для которой свободная институциональная самоорганизация населения чужеродна. И еще важно понять, как сочетается с этим новым явлением нарастающий в обществе протест против сложившихся правил игры, о чем вы тоже говорили, как соотносятся культурные векторы того и другого.
Следующий — Андрей Пелипенко.
Андрей Пелипенко:
«На мой взгляд, основной вектор исторического движения России задается сегодня не позитивными, а деструктивными тенденциями»
Сначала — несколько слов по поводу дискуссии о личности. Дело в том, что преобладания личностей нет ни в одном обществе. Их нигде не бывает больше 10 % — это предел. Но разные культурные системы выстроены под разные типы историко-антропологического субъекта.
Так, западная культура выстроена под личность — в том смысле, что эти 10 % навязали остальной части общества такие правила игры, такую систему ценностей и воспитания человека, при которых не- личность начинает принимать эти правила и под них подстраиваться. При этом не-личность начинает
