ивы. Теперь все ее лицо покрылось неровными пятнами, составлявшими странный контраст с бледной кожей.
– Моя кто, Хоуп? – Он почувствовал, как где-то внутри у него запульсировал гнев. Так вот о чем думают эти несносные девчонки! То, чем они тайно тешились, они рассказывали Хоуп, рисовали картины странных сексуальных отношений между ним и ею, а ведь она была столь невинна, что ей и в голову не приходило ничего, кроме дружбы.
– Твоя подружка, – призналась наконец Хоуп. – Именно подружка, а не друг.
Собственно говоря, так оно и было, и Ник очень дорожил этой внезапно обретенной дружбой.
– Мы и есть друзья, разве не так?
– Правда?
– Да, – тихо ответил Ник, – правда. Все в порядке?
– Да, – нерешительно подтвердила она, потом снова пожала плечами. – Все хотят быть твоими подружками.
– Ты имеешь в виду Триш?
Хоуп кивнула:
– Остальные тоже.
– Триш мне не подходит.
– Слишком молода! – Хоуп произнесла эти слова с твердой убежденностью, серьезно и спокойно.
– В каком-то смысле да, – нехотя согласился Ник. Они все были слишком молоды для него, эти испорченные богатые наследницы.
– Я думаю, Сабрина тебе подходит больше, она твой тип, – продолжала маленькая собеседница Ника. – И она такая хорошенькая… – Закончить фразу Хоуп помешало смущение. Незнакомое ей прежде напряжение возникло в воздухе.
– Я не собираюсь флиртовать с Сабриной или с кем-нибудь другим, во всяком случае, этим летом.
Теперь Хоуп казалась ему старше: возможно, оттого, что похудела, ее личико стало почти прозрачным и не по годам мудрым. Похоже, она поняла одиночество отвержения, поняла, что означает никогда не чувствовать себя желанным, – его одиночество.
– Может быть, ты бросишь курить? – неожиданно сказала она.
– Курить? Почему?
– Это облегчило бы дело. Все считают тебя ужасно сексуальным, когда ты куришь.
– Пожалуй, это достаточное основание, чтобы бросить.
– Правда? Ты действительно согласен?
– Тебе не нравится, что я курю?
– Нет, но, конечно, не в этом дело. Я хочу сказать, это ведь вредно, и тебе тоже.
– Ладно, – пробормотал Ник. – Обещаю, что никогда больше не буду курить в твоем присутствии.
Их встречи возобновились – «дружба между ланью и волком», как определила их про себя Хоуп. Она рассказывала Нику о себе, Ник же поведал ей то немногое, что считал возможным открыть ей: он знал, что Хоуп не употребит его откровенность во зло, но ему не хотелось обременять ее юную душу своими тяготами, не хотелось отравлять ее своей печалью, с которой он никогда не расставался. Впрочем, многого она все равно не поняла бы.
За несколько дней до того, как летний лагерь должен был благополучно прекратить свое существование, Ник обнаружил Хоуп на сеновале, углубленную в какие-то свои мысли и явно опечаленную.
– В чем дело?
Она подняла на него глаза – в этот момент она и вправду была похожа на испуганную лань.
– Я тут кое-что написала, но…
– В чем дело?
– В одном из последних заданий программы «Победа» требуется показать, насколько возросло самоуважение участниц. Сегодня днем я должна изложить Сабрине, что я о себе думаю.
Нику очень хотелось помочь своему недавно обретенному другу, и он непременно бы это сделал, если бы знал как.
– Итак, ты должна сказать Сабрине, во что себя ценишь, верно? – повторил он.
– Да, я должна рассказать, что считаю лучшим в себе, и дать ей свои записи, чтобы она зачитала их во время прощального обеда.
– Хоуп, но это же так просто.
– Для тебя просто, а я вот не нахожу слов – ну ни единого!
А ведь она часами трудилась, пытаясь сочинить что-нибудь необычное, увидеть себя как бы изнутри, и наконец нашла нечто замечательное – дружбу с Ником. Но для задания это не годилось – ведь то была не ее заслуга, а Ника.
– Ладно, теперь я понял, – решительно сказал Ник. – Я придумаю для тебя нужные слова.
– Правда? – Ее голос прозвучал так, будто она задыхалась после долгого бега; она уже едва могла смотреть в эти ярко-синие чудесные глаза.
– Правда, – мягко повторил Ник. – По крайней мере уж тысячу слов – точно. Давай-ка попробуем с самого первого. Какое же слово ты преподнесешь Сабрине? Пожалуй, я составлю список, и ты выберешь сама.
– Нет-нет, Ник, пожалуйста, не заставляй меня… Решай сам.
Боже, она в таком отчаянии, так беспомощна и так нуждается в нем!
– Ладно, так уж и быть. – Он вспомнил восторженное удивление в голосе Хоуп, когда она рассказывала ему о Викторе Тесье, и ее не менее восторженные отзывы о матери. – Это слово «милая».
