детектива Ларри Биллингса, его глаза, полные ненависти, и ту страшную ночь в парке «Золотые ворота».
– Почему ты пришел?
– Из-за Ника.
Изящные руки ее, которые когда-то обнимали его с такой страстью, с такой не запятнанной сомнениями радостью, теперь болезненно сжимали одна другую.
– Что случилось? Ему плохо, да, Виктор?
– С Ником все в порядке, Джейн. С ним ничего не случилось, кроме того, что уже произошло. Ты так волнуешься за него?
– Очень. Если ты пришел спросить меня, хочу ли я ему помочь, то я готова сделать все возможное, и Хоуп знает это.
– Да, она это знает. Но есть кое-что еще, касающееся Ника… и тебя, Джейн.
– Я знаю, что он не виновен.
– Я это тоже знаю.
Это была прекрасная, светлая мысль, чуть не заставившая Виктора забыть о горькой реальности. Но он смирил себя и сказал только:
– Но ты не знаешь, Джейн, что Ник – наш сын.
* * *
– Счастливого Рождества, – приветствовала их Сибил, разочарованная тем, что Чейз и Кассандра явились к ней одни. – А где Виктор?
– Он у Джейн.
– У Джейн? – Сибил с отвращением покачала головой. – А вы двое здесь потому, что…
– Сибил, мы знаем, что вы сделали третьего января тридцать четыре года назад.
На одно короткое мгновение в глазах Сибил появился страх, но он тотчас же сменился выражением царственного изумления.
– Третьего января тридцать четыре года назад? Не припоминаю, что бы это могло быть. Мы, Куртленды, всегда точны и практичны, всегда заранее готовимся к Рождеству и всегда получаем подарки, на которые рассчитываем.
– Но на тот «подарок» вы наверняка не рассчитывали.
– О, тогда вы, наверное, имеете в виду Галахеда, моего коня, который получил приз? По правде говоря, я уже и забыла, когда он родился.
– Вы прекрасно все помните и отлично знаете, о чем мы говорим, Сибил, – перебила ее Кассандра. – Речь идет о сыне Виктора, которому было десять дней от роду, когда вы отправили его в больницу Сан-Франциско, заявив перед этим Виктору, что его сын умер.
Красиво изогнутая бровь Сибил вопросительно поднялась.
– Очень любопытно. Думаю, эта фантазия – следствие мозговой травмы, которую вы получили на Хэллоуин. Не понимаю только, как вам удалось убедить в этом Чейза и Виктора. Ведь это же бред, Кассандра. Но вы, конечно, уверены в себе, как и всегда, верно?
– У нас есть доказательства, – отважно солгала Кассандра.
Это была необходимая и оправданная хитрость. Им еще предстояло получить эти доказательства, но Кассандра не сомневалась в успехе.
– Врачи и сестры, выхаживавшие найденыша, живы, и они подтвердят, что младенец остался жив. Они помнят, куда был отправлен ребенок, когда вы в слезах явились в имение сообщить Виктору о смерти его сына. Но теперь Виктор все знает, Сибил, все до последнего факта.
И тут с Сибил произошла внезапная перемена. Из надменной красавицы она в одно мгновение превратилась в подавленное и жалкое существо. Голос ее дрожал, когда она спросила:
– Виктор презирает меня, да?
– Боюсь, вы не ошиблись, – негромко произнес Чейз. – Думаю, что он и теперь не понимает, зачем вы это сделали.
Обманутая мягкостью его голоса, Сибил подняла глаза на Чейза, и ее мастерски накрашенные губы изогнулись в печальной улыбке:
– Вот в этом-то и вопрос, Чейз. Он никогда меня не понимал.
* * *
Голос Джейн звучал удивленно и взволнованно.
– Не понимаю. Ты говоришь, это наш общий сын, Виктор? Что ты имеешь в виду?
– Это тот самый ребенок, что родился у тебя в канун Рождества.
– Но я не знаю ни о каком ребенке…
– Нет?
Так, значит, Джейн действительно ничего не помнила? Милосердное забвение, благодатная тьма окутали ее и избавили от горьких переживаний, от страшной травмы, которой ее рассудок, возможно, не смог бы выдержать.
– Успокойся, – сказал Виктор, – все в порядке.
И тут Джейн ощутила, что хотела бы навеки остаться рядом с Виктором, отогреваясь в нежности и теплоте его взгляда; ей даже показалось, что не было всех этих долгих лет; она снова вернулась в свои семнадцать, и его взгляд снова обещает ей любовь навеки.
– Виктор, объясни же наконец…
– Так ты не помнишь того сочельника?
